Я почувствовала, как накатывает слабость, в глазах потемнело, в носу и во рту закололо сотнями мелких иголочек, и я почувствовала металлический привкус крови. И уже теряя сознание, услышала испуганное:
– Мальчик. У вас мальчик.
И провалилась в темноту.
Очнулась от резкого, неприятного запаха нашатыря.
– Ну что же вы мамочка такая слабенькая? Такой сынок хороший у вас родился, а вы в обморок. – тревожно улыбалась, склонившаяся надо мной врач. – Такой мальчишка замечательный. Здоровенький, красивый.
– Покажите. – сумела слабо прохрипеть я.
Акушерка поднесла, запелёнутого с головы до ног ребёнка и, придерживая его головку, показала мне. Я жадно вглядывалась в крошечное, сморщенное личико. Малыш корчил недовольные гримасы и вдруг заревел басом. Мы засмеялись. И врач, и акушерка, и я – счастливая и ужасно уставшая. Сынок! У нас родился мальчик!
– А сердечко своё, мамочка, проверьте! – покачала головой врач. – Такие обмороки – плохой признак.
– Там муж мой где-то под окнами, скажите ему. Он ждёт. – мне страшно хотелось поделиться счастьем с Пашкой.
– Сидит на скамеечке. – подтвердила мои слова акушерка. – С самого утра сидит. Любит, значит.
– Ещё за ребёночком придёте? – лукаво улыбнулась врач. – Вон какой богатырь у вас получился. Я таких красивых малышей ещё не видела. Как с картинки!
Сейчас, глядя на моих мужчин, я чувствовала себя самой счастливой женщиной на свете.
Эпилог
Мы всё-таки перебрались в Москву. Пришло время позаботиться о Пашиных родителях. Но нам даже не пришлось отговаривать их от поездки на море, когда-то ставшей для них фатальной.
Были уверены, что отец будет сопротивляться и до последнего стоять на своём, но он неожиданно быстро сдался. И причиной его капитуляции стал внук, одним из первых слов которого стало "дед".
В общем, эти двое нашли друг друга с первого взгляда. Я посмеивалась и немного жалела Пашку, жутко ревновавшего сына к своему отцу. А Серёжка окончательно завоевал сердце дедушки, когда отказался ложиться спать без ярко-оранжевого плюшевого зайца, который тот ему подарил.
Пашкины родители очень вдохновились появлением у них внука. Выделили самую светлую и тёплую комнату в большой квартире под детскую для Серёжи, и затеяли ремонт на старой генеральской даче.
Со словами: "Ребёнку нужен свежий воздух и витамины, летом внук будет жить с нами на даче!" – они развили бурную деятельность по перепланировке дома и строительству детской площадки на территории. С тех пор мы каждое лето проводили за городом, на берегу красивого озера в окружении леса.
Моя мама, неожиданно для всех, вышла замуж. За ней давно уже пытался ухаживать начальник одного из цехов комбината, на котором мы работали. Приятный, нестарый ещё вдовец, наконец-то решился и пришёл к ней свататься. И мама согласилась.
Я часто задумывалась, а как бы в прошлом сложилась её личная жизнь, не останься я одна с сыном? Ведь мама посвятила всю себя нам с Серёжкой. Даже жила какое-то время с нами, встречая и провожая маленького Сергея в школу, пока я работала на двух работах. Не расстанься тогда мы с Пашкой, может быть, она тоже вышла бы замуж?
Нам с мужем удалось даже уговорить мою бабушку приехать и лечь в клинику на обследование. Мне кажется, ей просто было неудобно отказать Пашиным родителям, которые выбили для неё место в одной из самых лучших московских клиник при научно-исследовательском медицинском институте. Зато, нам удалось выявить её заболевание на раннем сроке и начать вовремя лечение.
О Стасе и Ларисе я никогда больше не слышала. Они растворились где-то на бескрайних просторах нашей Родины. Интересоваться их жизнью мне совсем не хотелось.
Пашка, в первый же год после приезда в Москву поступил в МГИМО, а я на заочное филологическое отделение в МГУ. Моя привычка каждый день записывать свои мысли, наблюдения, истории из нашей жизни и жизни знакомых, переросла в острую необходимость писать, писать, писать. Хоть страничку, хоть строчку, но каждый день. Сейчас мы оба уже учились на четвёртом курсе.
Страна потихоньку разваливалась, шахтёры сидели на рельсах и стучали касками, продукты в магазинах продавались по талонам. Наступили суровые девяностые, а мы держались дружной семейной стайкой. Любили друг друга, сына и родных и были счастливы вопреки всему.
Серёжка наш рос, как говорят в сказке, – не по дням, а по часам. Любознательный, не по годам смышлёный и умный, но всё-таки ещё совсем ребёнок. Месяц назад он мечтал стать клоуном, а уже через пару недель крановщиком, а сегодня заявил, что когда вырастет, будет гонщиком. Впереди у него была целая жизнь, чтобы сделать свой выбор, а я…я просто наслаждалась возможностью снова играть с сыночком: гулять, болтать, слушать его детские рассуждения, дуть на царапины, и жмуриться от счастья, когда он обнимает меня, говорит, что любит и называет мамочкой.
Поначалу я иногда пыталась найти в нём черты и признаки моего того Серёжки, но очень быстро эта грань между прошлым и настоящим стёрлась без следа. Для меня это был просто Серёжа. Прошлый, настоящий, всё перемешалось в моём сыночке, весело крутящем сейчас педали трёхколёсного велосипеда.
– Мама, мама, догоняй!
Я спешила по аллее парка за лихо разогнавшимся маленьким велосипедистом.
– Серёжа! Не уезжай далеко!
Иногда, в такие вот моменты, на меня накатывала паника. Мне казалось, что сейчас сын исчезнет за поворотом аллеи, за кустом, за углом дома и я больше никогда его не увижу. Страх сковывал горло, мешал дышать, делал ноги ватными. Но я боролась с ним, не давала поглотить меня, испортить жизнь мне, близким и тем более сыну.
– Мама! – Серёжка уже нёсся назад, навстречу мне, неистово крутя педали, растопырив локти и пригнувшись к рулю. – Смотри, как я быстро умею!
Приблизившись ко мне, сынишка начал тормозить ногами по земле, поднимая бурую пыль и снося напрочь носы новеньких ботиночек.
– Какой ты молодец! – восхитилась я, присев на корточки рядом с ним и поправляя сбившуюся во время гонки шапочку. – Настоящий чемпион! Пора покупать тебе настоящий двухколёсный велосипед.
– Правда? – восторженно вспыхнул синий огонь в глазах. Как же они с Пашей похожи!
– Правда. Папа тоже так считает.
Пашка обожал нашего сына. Из него получился прекрасный отец. Несмотря на учёбу, которая требовала от него много времени и подработки, которые муж постоянно брал, чтобы не зависеть от родителей и обеспечивать нас с сыном, Паша всегда находил время поиграть с Серёжкой, пообщаться с ним, учить с сыном английский и гулять.
Все выходные он проводил с нами. Зимой учил нас с Серёжкой ходить на лыжах, летом – плавать в озере, на берегу которого находилась родительская дача. Каждый вечер выделял час, чтобы почитать сыну на ночь книжку и уложить его спать.
А ещё были наши ночи. Горячие, наполненные любовью и страстью. Бесконечные и короткие одновременно. Только наши.
Узнав, что в роддоме я теряла сознание, муж, со свойственной ему решительностью, взялся контролировать моё здоровье. И несмотря на то, что никаких видимых проблем со мной не обнаружилось, Паша строго следил за тем, чтобы я вовремя ела, достаточно отдыхала и высыпалась. Поэтому завтраки готовил сам, давая мне возможность утром поспать подольше. Мне кажется, у Пашки тоже были свои страхи, которые он тщательно скрывал.
Вот и сегодня я выползла на кухню позже всех. Пашка накладывал, сидящему за столом сыну, горячую кашу в тарелку. Серёжка внимательно следил за отцом и после второго половника с жидкой манной кашей, накрыл тарелку ладошкой.
– Всё! Больше не надо!
Паша хитро улыбнулся.
– Тогда это съешь до конца!
Сын тяжко вздохнул, но согласно кивнул.
– Знаю, знаю. Бабушка говорит, вырасту большой и сильный как ты. Ты в детстве ел всю кашу.
– Вот и молодец. – ласково потрепал Серёжкину лохматую макушку Паша. – А это маме оставим на завтрак. Ей тоже нужно хорошо кушать. А то она у нас похудела что-то.
