— Брак не кажется мне чем-то таким уж страшным. Наверное, человек всегда хочет того, чего у него нет.
— У тебя, должно быть, есть все, — отвечаю я. — Готова поспорить, ты пробыл здесь достаточно долго для того, чтобы на островах, названных в честь Пресвятой Девы, не осталось ни одной девственницы.
— Но ведь здесь еще и постоянный наплыв туристов.
— Я слышала, торговая палата занесла тебя в свои списки как национальный ресурс.
Лицо у Кевина идет морщинками, как будто он собирается громко расхохотаться.
— У тебя обо мне превратное представление. У меня были кое-какие истории, но, несмотря на то что обо мне думает моя мать, я вовсе не общекарибский плейбой. Сейчас я вполне счастлив, вкушая тишину и спокойствие у себя дома.
Через пару минут мы подъезжаем к деревянному домику, приткнувшемуся между скал высоко над водой. Здесь действительно очень мирно, но рев волн и крики чаек вовсе не наводят на мысли о тишине.
Когда Кевин показывает мне свое жилище, меня поражает то, что все комнаты выходят окнами на океан. Надо будет утереть нос Эрику. Может быть, Кевин не живет в Тайм-Уорнер, но зато в его гнездышке среди скал обзор на все триста шестьдесят градусов.
От дома мы спускаемся к воде. Темно-синяя водная гладь — переливающаяся мозаика из бирюзовых и лазурных волн — тянется, как мне кажется, без конца и края.
— Хочешь поплавать? — спрашивает Кевин.
— Мне не в чем.
Кевин обводит рукой пустынный пейзаж.
— Можешь убедиться, здесь никого нет. — Он стягивает футболку и обнимает меня. Мы целуемся, и я чувствую, как волны омывают мои лодыжки. Кевин нежно тянет меня за футболку. — В школе я по тебе с ума сходил, но ты была такая хорошая девочка, что ни разу не показала мне свою грудь.
— Именно об этом ты думал последние двадцать лет?
— Нет, — честно признается он. — Но последние двадцать четыре часа — точно.
Смеясь, я с разбегу бросаюсь в воду и отважно ныряю в волну. Кевин догоняет меня и плывет рядом.
— Мне хорошенько попросить? — спрашивает он.
— Попробуй, — полушутливо отвечаю я. Честно говоря, никто, кроме Билла, не видел мою грудь — возможно, за всю жизнь. Если не считать Денизы в салоне загара и Бидди — продавщицы в отделе женского белья. Бидди — настоящий эксперт; она уверяет меня, что моя грудь все еще красива. И все-таки я делаю пируэт и направляю каскад воды Кевину в любопытную физиономию.
— Как смело, — отплевывается он, пускаясь вдогонку.
— Я позволю тебе поймать меня, — фыркаю я, замедляя темп.
— Я бы и так тебя поймал. — Он настигает и целует меня, пока мы балансируем в воде. — Ты умеешь плавать, но не прятаться.
Какого черта. Мокрая футболка ничего не скрывает! И если мне понравилось ощущение свободы, которое я испытала, сидя в машине Кевина, то свобода, нахлынувшая на меня в безграничном океане, придает мне еще больше смелости. В конце концов, пляж безлюден. Я отплываю от Кевина и ныряю, потом снова появляюсь на поверхности, держа в руках футболку и лифчик, демонстративно швыряю их подальше в накатывающуюся волну и улыбаюсь.
— Какая прелесть. Стоило того, чтобы подождать, — восхищенно говорит Кевин и нежно касается моей груди.
Но я отшатываюсь назад. Что я делаю? Я вовсе не любительница щеголять с голой грудью.
— Моя футболка! Любимая! — ору я в ужасе, что ее сейчас унесет в открытое море. И еще более меня страшит то, что спустя столько лет мы с Кевином «запали друг на друга».
Я изо всех сил работаю руками, пытаясь настичь свою уплывающую красную одежку, а она покачивается на волнах, как сигнал предупреждения, как будто говорит: «Остановись! Прекрати делать то, что ты делаешь, как бы это ни называлось!»
— Я остановилась, — отвечаю я — по крайней мере мысленно. — Мне жаль, что я тебя бросила. Пожалуйста, иди сюда.
— Я здесь, — отзывается Кевин. Он безо всяких усилий плывет на спине рядом со мной. Неужели я на самом деле перемещаюсь в воде так медленно? А что еще хуже — неужели я вслух разговаривала со своей футболкой?
— Я не имела в виду тебя, — говорю я, отдышавшись.
Он оглядывается, но, слава Богу, не спрашивает, с каким это воображаемым другом (или рыбой?) я только что беседовала.
— Разреши, я принесу тебе одежду, — предлагает Кевин; я наблюдаю, как он рассекает воду своими сильными руками и настигает красную тряпочку. Возвратившись, он натягивает мне футболку через голову.
— Вот. Теперь тебе лучше? — мягко спрашивает он.
Смущенная всем произошедшим, я улыбаюсь и киваю. Как объяснить Кевину, что избавление от футболки было чересчур опрометчивым шагом? После всех этих лет, проведенных исключительно с Биллом, я очень хочу начать новую жизнь, но не уверена, что знаю как. Что еще страшнее, я испытываю настоящее влечение к Кевину — не только к прежнему, но и к нынешнему.
— Прости, что я такая идиотка. Я просто не знаю, как это делается.
— Делается — что?
— Как это — быть с мужчиной.
— Я расскажу тебе, как быть со мной. Просто расслабься и не волнуйся, хорошо? Никакой спешки. На островах время течет медленно.
Я благодарно целую его в щеку и тревожно смотрю на берег, который отсюда кажется почти недосягаемым.
— Нас снесло?!
— Я уже сказал. Не беспокойся ни о чем, пока ты рядом со мной. Я доставлю тебя домой целой и невредимой. Забирайся.
Следуя его указаниям, я ложусь Кевину на спину, цепляюсь руками ему за плечи, а ногами обхватываю талию. Это что, самый лучший способ доставить человека на берег? Я что-то не помню, чтобы такому учили на уроках по безопасности жизнедеятельности. Но Кевин, должно быть, знает, что делает. Я расслабляюсь и просто лежу на его мускулистой спине, а мои соски под мокрой футболкой касаются его гладкой кожи.
Да, Кевин уж точно знает, что делает.
Вернувшись домой, Кевин идет на кухню и начинает готовить что-то, что, по его обещаниям, должно стать лучшим ужином в моей жизни. Я отправляюсь в спальню, снимаю промокшие шорты и футболку и надеваю одну из его рубашек. Она достаточно длинная, чтобы послужить мне импровизированным платьем. Я смотрюсь в зеркало. Конечно, это не то, что я привыкла носить в Нью-Йорке, но не так уж и плохо. В кои-то веки я не беспокоюсь о своих бедрах. Заклинательница целлюлита посулила мне четырнадцать недель лечения, но присутствие мужчины, который считает тебя красивой, воистину творит чудеса.
— Что бы там ни было, но пахнет это замечательно, — говорю я, присоединяясь к Кевину.
— Пока еще ничего нет. Это запах угля, — отвечает он с усмешкой.
— Тогда, быть может, его и съедим?
