сильно сдавил ее руку. Больно сделал. Опять. Разжимаю свои пальцы, видя красные отметины на ее нежной коже. Сука.
Ногой откидываю ножницы в сторону, от греха подальше. Мне похрен на себя. Я переживаю только, чтобы птичка себя ими не поранила.
Пытаюсь обхватить малышку руками, к себе прижать, но куда там. Илана, точно бешеная, начинает вырывается из моих рук. Она вертиться, как уж, не давая себя обнять, и вся трясется, царапается, точно кошка. Девчонка пытается колотить меня по груди кулаками, даже кусаться пробует.
Мое терпение лопается быстро. Я зажимаю ее в два счета, стараясь не задеть уже округлившийся животик. Прижимаю спиной к себе. Сильно.
– Тихо! Тебя никто не тронет. Илана, успокойся, я сказал!
Смотрю на нее. Затихает девочка, попав в капкан моих рук. Теперь просто ревет. Отчаянно и горько. Слёзы капают на пол. Проклятье.
В один момент прижимаюсь к ее виску губами, и только потом понимаю, что сделал. Захотел просто. Не смог удержаться. Поцеловал. Погладил ее по голове. Ее волосы пахнут цветами. Приятными.
Илана тут же успокаивается, даже реветь перестает. Прислушивается ко мне. В один миг деревенеет.
Усмехаюсь. Вот, оказывается, что надо было изначально сделать. Просто поцеловать ее. Наклоняюсь к ее уху, и вижу, как от моих слов кожа на руках Иланы покрывается мурашками. Чувствительная она. До предела. Шепчу ей тихо. Не хочу больше орать.
– Что случилось, девочка? Что ты так всполошилась?
Молчит, конечно же. Дышит как-то тяжело. Ее грудь под майкой быстро поднимается. Сочная. Такая аппетитная.
Мы так и стоим посреди ванной. Я обхватываю малышку, прижимая к себе за локти, и не даю ей упасть. В какой-то момент девочка затихает. По ее ровному дыханию я понимаю, что она немного успокоилась и теперь просит ее отпустить.
Нехотя разжимаю руки. Мне чертовски понравилось ее снова обнимать. Не выпускаю ножницы из виду. Надо забрать их нахрен отсюда.
Илана поворачивается и смотрит прямо на меня. Глазами своими красивыми. Невыносимыми просто. Заплаканная и напуганная. Такая…до предела несчастная в этот момент.
Ее пальцы, наконец, начинают двигаться.
– Что…со мной теперь будет?
– Все нормально с тобой будет.
– Пожалуйста, скажите правду. Вы теперь убьете меня, да?
Сглатываю. Хорошо у нас разговор начинается.
– С чего ты взяла?
– Тот мужчина во дворе. Его загрыз пес. Он умер… Его разорвал ваш зверь на куски. Я видела.
Из глаз птички капают горошинами слезы. Много горьких соленых слез. Не для нее это было представление. Уж точно не для ее мнительной натуры. Черт.
– Что ты видела?
– Ротвейлер. Он набросился на того мужчину. Как же так можно? Вы были там, и позволили ему умереть. Он умер…
– Тот падл…гм, тот мужик жив, пока. И это тебя не касается. Ты не должна была выходить из своей комнаты, Илана. Ты ослушалась меня. Снова. Смотри, к чему привело твое непослушание.
Дрожащей рукой девчонка лицо свое вытирает, а я…чувствую едкое желание собрать ее слезы. Языком.
– А со мной…со мной также будет после родов? Тоже собакам скормите, когда я перестану носить дитя?
Сжимаю кулаки до хруста, но сдерживаюсь. Она напугана. Илана не была к такому готова, но откуда вообще у нее эти дикие мысли? Неужели она считает меня таким монстром? Сжимаю зубы. Считает, еще как.
– Нет. Выкинь это из головы.
– Я не верю вам! Вы убили его… Вы монстр! А нашему маленькому, Господи, ему тоже…тоже будете мстить за вашу жену и ребенка?
Черт. Что вообще твориться в ее светловолосой голове?
Понимаю, что пора это прекращать, пока птичка снова не свалилась. Второй раз за ночь я не хочу вызывать Алину.
– Так все, хватит. Иди в кровать.
– А вы?
Удивляюсь даже. Хороший вопрос.
– Хочешь, чтоб я с тобой лег?
– Нет!
Ухмыляюсь. Аж подпрыгивает вся. Забавная.
– Тебе надо поспать. Давай.
Отхожу в сторону, давая ей пространство. Как мышка проскальзывает мимо. Даже не смотрит на меня.
Как только Илана в кровати оказывается, по уши в одеяло зарывается. Я же поднимаю эти чертовы ножницы, выхожу из ванной и из комнаты.
То мгновенье на кухне, которое мы провели вместе обнимаясь, мне кажется просто бесценным, потому что теперь мы снова откатились назад. В самое, мать его, дно опустились. Где я кат, а она, блядь, невинная овечка.
Просыпаюсь, когда на дворе уже день давно. В окне замечаю пролетающий снег. Смотрю на часы и ужасаюсь, так как давно уже час дня. Как я могла так долго спать? Неужели то, что произошло вчера, настолько вымотало меня? Еще как.
До сих пор чувствую сильные руки Волка на своих запястьях. Я ведь и правда подумала, что он убить меня пришел, была уверена в этом, но оказывается, нет. Тогда что мужчина делал со мной рядом ночью? Зачем приходил? Видел ли он и раньше, как я сплю…
От одной только мысли о том, что Волк мог видеть, когда он сам же мне сниться, и притом не в самых приличных снах, становится не по себе.
А еще я помню…его бархатный шепот над ухом и поцелуй в висок, который заставил мое сердце биться намного чаще. Мужчина заключил меня в капкан своих рук и держал так, пока я не успокоилась. Он не делал мне больно, даже несмотря на то, что я была не в себе и посмела наброситься на него с ножницами.
Я сама не знаю, зачем так сделала. Я просто хотела защитить ребенка. От всего вокруг и от него в особенности. Я не знаю, каким Роман будет отцом. Даже предположить страшно, если он и маленькому мстить начнет. Я не доверяю ему. Ни капли.
Быстро одеваюсь и спускаюсь на первый этаж. Из кухни доносятся просто умопомрачительные ароматы. Валентина сегодня разошлась.
– Милая, скоро обед. Хорошо, что спустились.
Смотрю на эту женщину. Как этот святой человек может работать на Волка? В голове не укладывается.
– Спасибо.
Отвечаю ей жестами, и женщина довольно кивает. Кажется, она хоть немного меня понимает, и это уже радует.
Сытно пообедав, чувствую себя лучше. Сил даже как-то прибавилось. На улице прекратился снег. Я была бы рада погулять, но после вчерашнего даже не думаю выходить туда.
Я знаю, какие там звери бегают. Они могут разорвать меня в одночасье. К тому же, уверена, что на земле все еще осталась целая лужа крови того несчастного мужчины. Я не знаю кто он такой, но все равно, кем бы он ни был, никто такой участи
