оформите, пожалуйста, договор на имя Катерины Кузьминой. Я сумму напишу, когда вернусь. Ох, Катрин, переведи, пожалуйста.
Краснея и смущаясь, Кузьмина перевела слова начальника. Ещё больше она смутилась, когда выходила с ним вместе из офиса. Возле крыльца перекуривали и обсуждали ситуацию дизайнеры. Ратковски даже голову в их сторону не повернул. У Кати пылали щеки.
С Хельмутом оказалось действительно интересно. Он удивлялся Катины знаниям, её хох-дойч и проскакивающему саксонскому акценту. После кофе и пирожного в соседней кофейне Ратковски церемонно пожал ей руку. Пошёл обратно в офис.
Катерина побежала домой. Дел было много. Буклеты, подготовка работы по культурологии. А ещё завтра утром приходил из похода "Разящий".
Значит будет связь. И они с Вадимом наконец увидят друг друга. Пусть только на экране. Катя погладила кончиками пальцев серебряные крылья у себя на шее.
63.
"Разящий" был уже близко к причалу. Ветров всматривался в толпу встречающих. А вдруг сюрприз? Вдруг всё же приехала-прилетела его любимая? Нет. Он бы увидел её сразу. Её смешную розовую шапку. И намотанный в три оборота шарф. Кати не было. Стало немного обидно.
А с другой стороны, они увидятся уже через две недели. Бодровский должен был квартиру в Питере найти.
Ветров сошёл по трапу. Доложил начальству. Принял поросёнка, сразу отдал, чтобы срочникам выдали. Склодовский тоже встречал. Пожали друг другу руки. — Приветствую, Вадим Андреевич, с возвращением! — Спасибо. Всё штатно, слава богу.
Команда начала сходить на берег. Несмотря на холод, все встречающие были с цветами. Вадим ещё раз оглядел толпу. — Не грусти, Вадим Андреевич, приедет она. В Питер точно. Вчера с бабушкой разговаривала. Говорит, на билеты сама заработала. — Как, заработала? Зачем? — не понял Вадим. — Переводила что-то. Вроде с немецкого. Говорит, неудобно ей на родительские кататься. — Я ж просил… — Вот будешь мужем — тогда попросишь. А сейчас ей важно, что она может сама. Что взрослая. И самостоятельная. — Летом. Свадьба будет летом. Катя хотела, чтобы тепло было. — Добро. Тут или в Москве? — Видимо, и там, и тут.
Стоило Владимиру Максимовичу сделать несколько шагов в сторону, как почти с разбегу на Вадиме повисла Кристина Шемякина. Сунула ему в руки цветы. Обняла. — Вадечка, с возвращением!
Ветров растерялся. — Кристина, ты чего творишь то? Люди смотрят. — Пусть смотрят. Я тебя встречаю. Вот где она, твоя очередная? А? Сначала Маша. Потом Катя. А придёшь ты все равно ко мне. Рано или поздно поймёшь… — Кристина Анатольевна, руки уберите от меня. Не вынуждайте силу применять, — зашипел на неё Ветров. — И не подумаю. Пусть твой любимый Склодовский посмотрит. Где его кукла Катя? В своей Москве? А я здесь. С тобой.
Вадим никогда не был груб с женщинами. И тем более ни разу не поднимал на них руку. Сейчас ему ничего другого не оставалось, как с силой разжать ей руки. Прижать к корпусу. — Кристина, запомни, пожалуйста. Между мной и тобой ничего нет. Уже давно. И не будет. Вообще. Совсем. Никогда. Кристину трясло в его руках. — Вадечка… — Ещё раз. Ты сейчас берёшь цветы. И идёшь домой. И ещё. Я очень надеюсь, что у тебя хватит ума и гордости никогда не приближаться к моей жене. Поняла?
Кристина кивнула. Было видно, что у неё дрожат руки. Вадим отпустил её. Она побрела к выходу с причала.
Вадим остался стоять. Белый, как полотно. Только скандала ему сейчас и не хватало. Видимо хорошо, что Катя не прилетела. Ей было бы неприятно это видеть. И не факт, что она бы поняла и простила. Остаётся надеяться, что вице-адмирал верно всё истолкует.
Слухов будет много. И рано или поздно они Катю заденут. Вот уж правильно говорил их офицер-воспитатель: "Нельзя начать жизнь с чистого листа, особенно если до этого на этом листе чистили тараньку….". Вадим подозревал, что у этой фразы было все же другое окончание. Менее приличное.
Тяжёлая рука легла ему на плечо. Рядом снова стоял Склодовский. — Ничего-ничего. Перемелется. Эта змеюка Катьку пыталась прошлый раз укусить. Теперь с головы зашла. Упорная девка. Вот не знаю, хватит ли Катерине терпения. Ты только не ври ей никогда. Она не заслуживает.
Его Катя заслуживает только лучшего, думал Ветров. Самого. Теперь надо наизнанку вывернуться, но чтобы у неё всё это было. И быстрее добраться до телефона. Катя наверняка ждёт.
64.
Специальная мелодия, поставленная на звонки Вадима. Та самая — Джо Дассен "Salut". И всё. Остального мира нет. Есть улыбающийся Ветров. Глаза усталые. Бледный.
— Вадюша, Господи… Всё в порядке? — Всё хорошо. Вот сейчас уже совсем всё в порядке. Холодно у вас? — Да, представляешь, больше двадцати. И сугробы. Говорят, такой зимы много лет не было. А у вас? — А у нас темно. Но не холодно. Ветров показал термометр, на котором было минус двенадцать. — Вадь, я билет взяла. На пятницу. Вечерним "Сапсаном" приеду. — Слушай, это просто отлично. Я буду встречать. Есть что-то, что ты хочешь в Питере посмотреть? — Я хочу в театр. Можно? — Невесте командира всё можно.
Меньше чем через две недели Ветров встречал её на Московском вокзале. Она выпорхнула из вагона, вся как из света сотканная. И даже февральский неуютный Питер стал будто теплее и приветливее. Ветров застыл с розами, как с автоматом. Катя не переставала вводить его в состояние, когда ясно мыслить невозможно.
— Вадюша! — Катя бросила чемодан, Вадим раскрыл объятия. — Вот это я понимаю, встречает. С цветами. Как положено. А не то, что нынешние. Выйдут, в телефоны упрутся, — полюбовалась ими проводница соседнего Мурманского поезда, — Вы случайно не из Североморска? — вдруг спросила Вадима. — Как Вы догадались? — А вас, военных моряков, видно сразу. Уже не знаю, как. Я на этом маршруте больше двадцати лет. Всегда возим. То матросов по призыву. То курсантов на практику. Офицеров в академию. Потом если с семьёй — детьми, вещами, то счастливые. Если одни — то пьяные. Хотя сейчас больше самолётом.
Катя снова залюбовалась Вадимом. Как же хорошо, когда он улыбается! Её Северный ветер. Как тепло рядом с ним! Пока поезд к перрону подходил, у неё чуть сердце из груди не выпрыгнуло.
Вадим подхватил Катин чемодан, обнял её. Они улыбнулись проводнице. Та уже вслед тихонько их перекрестила.
Зимний Санкт-Петербург выглядел совсем иначе, чем в Катин последний приезд. Ещё более величественным и строгим. И даже больше столичным, чем Москва, которую зимой превращали в один большой новогодний шарик. Ветров в питерских декорациях смотрелся очень
