собираюсь. Только не сойти бы с ума от постоянной нервотрепки. Это же такая малость. Правда? Сущая ерунда.
— Да возьми же ты трубку! — рявкаю на гаснущий экран своего мобильника.
Эхом в ушах стоят короткие гудки, сменяющиеся голосом робота, что абонент занят или временно недоступен.
— С кем ты там болтаешь, Кириленко? У тебя из-за меня проблемы между прочим!
И времени с этим разбираться совсем нет. Одной рукой собираюсь на работу, второй продолжаю держать телефон возле уха, надеясь, что Ян все же соизволит мне ответить. До последнего не хочу звонить Никите, но похоже вариантов у меня нет, и, сжав зубы, набираю номер второго близнеца.
— Уже соскучилась? — усмешка в трубке.
— Обойдешься! Ты далеко от Яна? Я до него дозвониться не могу.
— А ты и не дозвонишься сейчас. У нас тут полиция в гостях. Твой парень немного занят. — совершенно расслабленно заявляет Ник.
Я не пойму, он прикалывается или ему действительно все равно, что будет с братом?
Прыгая на одной ноге, натягиваю ботинок. Теряю равновесие, с грохотом падаю на стену, роняя на себя всю верхнюю одежду с вешалки.
— Да чтоб вас всех… коты задрали! — злюсь, стараясь быстрее все повесить на место.
Никита ржет в голос на мои ругательства. Очень красноречиво всхлипывает.
— Ник, пожалуйста, давай сейчас без твоего раздолбайства. Что с Яном? Что говорит полиция?
— Да нормально с ним все. Сидят, общаются. Заявление от твоих родственниц привезли. Я поржал.
— А Ян?
— Ян тоже. А вот дед, которого дернули с важной встречи, даже не улыбнулся. Это хреновый знак, Амелина, — заговорщическим шепотом заявляет Никита.
— Он на меня злится, да? — хлопнув входной дверью, выхожу в подъезд, и мой голос эхом отражается от старых, пошарпанных стен.
— А вот я вечером приеду и все тебе расскажу, — заявляет этот гад.
— Никит, мне сейчас правда невесело от слова «совсем». Что сказал генерал? Что будет Яну? Ник, не молчи!
— Я тебе уже ответил, Амелина. Приеду и все расскажу. А сейчас мне надо идти, извини… — короткие гудки.
— Ар-р-р!!! Как же ты меня бесишь! — рявкаю на телефон и кидаю его в карман куртки.
По крайней мере понятно, чего я до Яна дозвониться не могу. Если с ним дедушка, то можно еще немного выдохнуть, но живот все равно свело и пальцы покалывает от волнения. Хорошо хоть с транспортом повезло. До кофейни добираюсь без пробок и даже сидя. Быстро переодеваюсь и за стойку. Народу мало пока. Официантка сидит, скучает, листая Тик-ток и вздыхая о чем-то своем. Натираю стойку, чашки, делаю небольшую перестановку после напарницы, она потом под себя сама переставит. Вечерние посетители постепенно подтягиваются. Кофе с котиками из пенки, пирожные с соленой карамелью и орешками, горячий шоколад и зеленый чай с лаймом. Большую часть этих заказов я знаю наизусть. Улыбаюсь постоянным клиентам, с благодарностью принимаю чаевые, в ответ вручая маленькие фирменные шоколадки от заведения.
Ближе к десяти открываются двери и в нашем уютном заведении появляется нахальная ухмылка Кириленко. Быстро мазнув взглядом по засидевшимся посетителям, он проходит к стойке и устраивается на высоком стуле. Стягивает маленькую шоколадку из блюдца, крутит ее в пальцах, молча рассматривая меня. Становится дурно от его потяжелевшего взгляда. Недавно отпустивший живот снова прихватывает, во рту пересыхает. Ищу свою бутылочку с водой, откручиваю крышку и делаю пару глотков. Вода с трудом просачивается в горло и тяжелым комом падает в желудок.
— Я сейчас убью тебя, Никита, если ты не прекратишь на меня так смотреть! — не выдерживают мои нервы.
— Сделай мне кофе, Амелина, — просит он таким тоном, что у меня подгибаются колени.
— Ник, все так плохо?
Судорожно вспоминаю, какой кофе он пьет. Нет, чтобы спросить! Будь я в адеквате, обязательно бы спросила, но я торможу. Сильно и нервно.
— Американо, — подсказывает Никита, видя мою растерянность.
— Да, точно, — киваю.
Он дожидается свой кофе, вдыхает его насыщенный аромат, делает маленький глоток, и я замечаю смешинки в его хитро сощуренных глазах. Эта сволочь сидит и откровенно прикалывается надо мной, пока я едва ли не падаю в обморок!
— Какой же ты… — злясь, швыряю в него салфеткой.
Один из постоянных клиентов, сидящий недалеко от стойки, тихо посмеиваясь, показывает мне большой палец вверх. Улыбаюсь ему, стараясь скрыть за оскалом раздражение.
— Ты когда нервничаешь, становишься еще красивее, — уже открыто улыбается Никита. — Не смог удержаться. Извини, — разводит руками и прячем смех в чашке с кофе. — Знаешь, я даже завидую брату. За меня еще ни одна девчонка так никогда не переживала.
— Потому что ты всех от себя отталкиваешь. Кому переживать, Ник, если рядом никого нет? — складываю руки на барной стойке, сжимая в пальцах очередную несчастную салфетку.
— Надеюсь, ты сейчас не меня представляешь, — Ник смотрит, как белый бумажный квадратик превращается в смятое, местами порванное нечто.
— Есть те, кто раздражает меня гораздо сильнее, хотя тебе врезать тоже очень хочется. Ты расскажешь, что было?
— Приехали из полиции, потыкали в нас заявлением. С подозрением глянули на Яна, потом уточнили фамилию, впечатлились, но отступать им было некуда. Братишка вызвонил деда. Тот был на какой-то очень важной встрече с чиновником. Все бросил, сорвался спасать внука. С ребятами пообщался. Очень вежливо сказал им, куда именно надо засунуть это заявление, а потом, когда проводил, обозначил маршрут, по которому это заявление войдет в… в общем, твоим родственницам от деда большой привет. У нас дома материться не принято, но я столько отборного услышал, хоть записывай. Ян к тебе хотел, но дед не отпустил. Братишка психанул, гантели тягает, как всегда. За что лишился и гантелей, и мобильника до утра. Мне на руку, я же с тобой наедине поговорить хотел. Долго тебе еще работать?
Смотрю на часы и отрицательно качаю головой. Через десять минут провожаю последнего клиента, убираюсь, переодеваюсь и иду за Ником на улицу.
Хорошо сегодня. Тихая ночь, небо чистое. Под ногами похрустывает снежок, покрытый тонкой корочкой льда. Чуть в стороне от кофейни стоит машина Никиты. У меня складывается впечатление, что дед парней знал, что Ник ко мне поедет. Я в других случаях его за рулем ни разу не видела. Значит не разрешают, а ослушаться генерала… Я бы точно рисковать не стала!
— Садись,