— Марусь… — Ланка смотрит на меня, и взгляд этот пугает. Он не спокойный, не привычно жесткий, как это было раньше, когда, после минуты слабости, сестра снова собиралась, становясь неуязвимым бойцом, стойким оловянным солдатиком. Сейчас в ее глазах ужас и растерянность. — Марусь… Что делать-то? Я не знаю… Хоть из окна головой вниз.
Она опять отворачивается к окну, и я ужасаюсь этому легкому движению, теперь, после ее слов, наполненному иным, жутким смыслом.
— Лана, прекрати! — надеюсь, у меня сейчас достаточно жесткий и убедительный тон, потому что страшно на самом деле, так страшно! — У тебя ребенок! Ты ему нужна!
— Да… Только я у него и осталась… — кивает она равнодушно.
— Слушай… — я осторожно сворачиваю разговор на случившееся, — а если в полицию?
— Полицию? — Ланка усмехается устало, — не смеши… Мы женаты, это общие сбережения… Он имеет право… Это я — дура. Надо было в банк, а я…
Она машет рукой, обреченно и бессильно.
Я молчу, понимая, что любые разговоры тут бессмысленны.
Не вернут разговоры время вспять, не вложат в голову сестры рассудительности и осторожности, или хотя бы мысли, что хранить такое количество наличных в доме — неправильно. Это даже я, никогда не державшая в руках больше ста тысяч, понимаю. А тут полтора миллиона, шутка ли.
— Вообще ничего на счетах не осталось? — спрашиваю я.
— Нет, — горько отвечает Ланка, — ничего. Я все снимала и складывала… Дура.
— Ты же не знала…
— Я просто дура, Марусь. И своими руками отняла у сына возможность ходить.
— Слушай… Ну еще же есть время… И в конце концов, можно его найти, ну… забрать…
— Да? — Ланка смотрит на меня с усталой насмешкой, — кто будет забирать? Я? Ты? М? Или Вальчика отправим? Больше у нас нет вариантов. Или ты своего Казимира попросишь?
Я молча отворачиваюсь.
Нет, конечно.
Не попрошу. Особенно, после сегодняшнего. Да и до этого… Кто я такая, чтоб просить о помощи? Просто девушка, похожая на его платоническую, недостижимую любовь. Просто… никто. С отстраненым удивлением подмечаю, что эта мысль не приносит боли.
Вообще ничего нигде не екает.
Словно я, выплакав, вылив на бумагу свои эмоции, и найдя, наконец, причину его интереса к себе, успокоилась, вернулась к прежним заводским настройкам. Обнулилась.
— Вот и я о чем… Мне тоже некого… Да и денег уже нет, наверно, — Ланка вздыхает, — Серега играл, оказывается. Я только на днях узнала, когда позвонили от его кредиторов…
— Играл? — изумляюсь я, — а почему же ты мне?..
— Да сколько можно тебя грузить-то? Ты и без того так помогаешь, за Вальчиком ходишь, развлекаешь его, деньги мне отдаешь, ты за неделю мне столько отдала, сколько я за месяц не заработала! Я и так тебе обязана…
— Ты не обязана…
— Не говори фигни, — повышает Ланка голос, недовольно морщась, — обязана. После всего, что было, после того, как я тебя приняла и даже в доме жить не оставила, спихнула, словно бедную родственницу… Ты еще и помогаешь. А я, как чертова черная дыра, все гадости, что в мире есть, привлекаю! Нищета, ребенок больной, бесперспективность, мужик отвратительный, работа тяжелая, долги постоянные, кредиты, перекредиты… Я в этом живу постоянно, Марусь, постоянно! Я к этому уже привыкла даже, смирилась… Но тебе-то это все зачем? Ты красивая, у тебя все впереди! У тебя мужик нарисовался хороший, с деньгами, по крайней мере! Если не нравится, другой будет! У тебя обучение, талант, все, все! Я рада за тебя очень! Ты — светлая, самая светлая из всех, кого я знаю! И не надо тебе в это все лезть. Я и без того постоянно совестью мучаюсь из-за того, что тебя гружу… Мучаюсь, а гружу… Вот такая я тварь, да. И после всего, что ты для меня делаешь, еще и новой проблемой тебя грузить? А потом что? А? Отправить тебя к этим бандитам долги отрабатывать? А что? Хорошая мысль! Сама бы пошла, но не возьмут! Поистаскалась!
Последние слова она уже выкрикивает со злостью и слезами, и я стремительно подскакиваю к ней и заставляю замолчать, порывисто обняв, уткнув лицом себе в грудь.
И Ланка, чуть-чуть поотбивавшись, утихает и снова рыдает мне в футболку, отчаянно, взахлеб.
А я держу и глажу.
И смотрю в темное окно, на наше с сестрой отражение.
Одинокое в окружающем мраке. Кажется, что он, этот мрак, проникает в нас, давит, сожрет сейчас!
Вздрагиваю, сильнее сжимаю Ланку, пытаясь закрыть ее от этого всего.
Не пущу!
Не отдам!
Ни ее, ни Вальчика!
— Мы найдем выход, Лан, — говорю я твердо и серьезно, — найдем, обязательно.
— Да какой выход, Марусь? — Ланка уже тоже успокоилась, голос ее глухой, безжизненный, только руки сжимаются на моей талии, она никак не может меня отпустить, словно источник жизни, источник сил я для нее, — опять собирать деньги? Конечно, будем, да… Но время упущено. Я эти собирала с того дня, как впервые про клинику узнала, два года назад… И все это время толком не ела, одежду не покупала, работала, как проклятая, на трех работах с подработками… Я, конечно, и дальше так буду впахивать, но у нас нет этого времени теперь. Вальчику совсем немного осталось до того момента, пока операция еще может что-то изменить, поставить его на ноги… Я связывалась же с клиникой, нас уже ждут. И даже обещали решить вопрос с моим проживанием. Я же визы собиралась делать… Тварь, какая мразь все же… И я тоже хороша… Знала ведь, знала! И все равно оставила деньги дома! Не думала, что он до такой степени подонок, чтоб тронуть… Вальчик же его сын… Я во всем виновата…
— Нет, Лана, нет… — пытаюсь ее утешить я, но Ланка отстраняется опять, смотрит на меня снизу вверх, кривит губы.
Ее воспаленные красные глаза горят лихорадочно и болезненно.
— Я, только я. На моей совести все, Марусь.
Она поворачивается, облокачивается на стол, берет чашку с чаем, ставит обратно. Разворачивает и складывает кухонное полотенце, вертит в руках ложку. Ее суетливые бессмысленные движения полны безнадежности.
— Черт! — Ланка бросает чайную ложку, откидывается на стенку холодильника, — вообще не понимаю, что делать. Неоткуда взять, просто неоткуда! Кредитов мне не дадут. Если бы дали, все бросила бы, квартиру эту проклятую, все! И уехала с Вальчиком! Главное — его вылечить, а все остальное будет потом! Но нет! Неоткуда! Ни занять, ни попросить… Слишком большая сумма! Даже себя не продать! Никто столько не даст! Если бы дали, ей-богу, ни на мгновение не задумалась бы!
— Лана!
— Что Лана? — усмехается она, — грубо, да? Плевать. Ладно, Марусь… Тебе на работу уже пора, прости, что я опять тебя так… И спасибо.
— За что?
— За то, что ты есть. И рядом. Это так много, если бы ты знала, как это много… Если бы не ты, я бы реально в окно… Слабость это, но, знаешь, такое чувство, что всю жизнь из меня выпустили… Что я уже мертвая…
Я обнимаю ее, и, через наполняющее сердце ощущение ужаса, шепчу, стараясь передать сестре хотя бы часть уверенности. Той самой, которой у меня нет:
— Лана… Мы выкрутимся. Поверь. Мы точно выкрутимся. Мы найдем деньги. И вылечим Вальчика. Все будет хорошо. Пожалуйста, не придумывай ничего, поняла? Ложись спать. Я тебе позвоню утром. И сегодня, через час смс отправлю, если не ответишь, приеду , поняла?
— Да не беспокойся, Марусь, это я так, глупости всякие… — Ланка усмехается печально, — куда же я от Вальчика…
— Вот-вот, про него думай! — велю я строго, а затем собираюсь уходить, предварительно попрощавшись с Вальчиком.
Конечно, оставлять Ланку в таком состоянии неправильно, но мне в самом деле надо на смену. Работу сейчас терять вообще нельзя. И надо подумать о дополнительной подработке… Хотела же через интернет на заказ портреты писать.
Выхожу из дома, смотрю на темное ночное небо, вздыхаю, понимая, что все мои мысли сейчас неправильные.
Это медленный заработок.
А нам надо быстро.
И я, наверно, знаю, что делать.
Вот только… Смогу ли?
___________________________
