– А ты разве не женщина-музыкант? – усмехнулся он.
– Нет. До недавнего времени я была дочерью своего отца и делала то, что он мне велел. Я учила и исполняла музыку, которую он мне указывал, и ездила исполнять ее в залах по его выбору. И даже моими чувствами распоряжался он. И я не могу его обвинять. – Ванесса протяжно вздохнула, глядя на далекие вершины гор. – Ты был прав, говоря, что я никогда с ним не спорила. Я просто не пыталась. А ведь все могло быть по-другому. Я сама во всем виновата.
– Ван…
– Нет, подожди, дай мне закончить. Я так долго об этом думала. – Она чувствовала, что он все еще злится, но, по крайней мере, он не убрал руку, когда она коснулась ее, и это ее подбодрило. – Мой приезд сюда был первым самостоятельным решением за последние двенадцать лет. Нет, не так: у меня не было выбора, я должна была приехать. Незавершенные дела. – Она улыбнулась и посмотрела на него. – Сначала без всякого отношения к тебе. А когда возник ты, все пошло кувырком. С тобой я теряла способность соображать. Потому что я хотела тебя. Всегда – даже когда злилась на тебя или обижалась. Наверное, в этом была проблема. А когда ты заговорил о браке, я поняла, что мало хотеть, то есть брать, надо еще отдавать.
– Так оно и было.
– Я надеюсь. Я не хотела обидеть тебя. Я очень старалась, по крайней мере, тебя не обижать. Но не поехать в Кордину я не могла.
Он вдруг успокоился – видимо, после вспышки гнев его выгорел дотла.
– Но я не просил тебя бросить музыку или карьеру, Ван.
– Нет, не просил. Но я боялась, что я сама брошу все ради тебя, лишь бы угодить тебе. А без музыки меня не существует, Брэди. Меня просто нет.
– Я люблю тебя такой, какая ты есть, Ван, – сказал Брэди, придвигаясь ближе и беря ее за плечи. – Это главное, все остальное не так уж важно.
– Нет, это еще не все, – возразила она, и ее глаза вспыхнули страстью. – До этого выступления я не понимала, что со мной происходит. Я не знала, куда мне идти, от чего отказаться. Всю свою жизнь я выполняла чужие приказы, мне никогда не доверяли право выбора. Но в этот раз все было по-другому – решение принимала я. И вот я стояла за кулисами перед выходом на сцену и, как обычно, ждала боли в желудке, дрожи и дурноты – но ничего этого не было. Я прекрасно себя чувствовала. Мне захотелось выйти к людям и играть для них. Мне захотелось. И это все изменило.
– Я очень рад, – сказал Брэди, нежно поглаживая ее плечи, – я о тебе беспокоился.
– Я играла как никогда, – продолжала Ванесса, – и у меня было потрясающее чувство свободы. Теперь я знаю, что могу вернуться на сцену, играть в любом зале. Я поняла, в чем заключалась моя проблема.
– Я очень раз за тебя, – повторил Брэди. – Мне была противна сама мысль, что ты мучаешься, выступая на сцене. Я никогда не позволил бы тебе снова загнать себя. Я это и имел в виду, говоря, что не прошу тебя отказаться от карьеры. Но я хочу знать, что ты будешь ко мне возвращаться, понимаешь? Что ты, завершив свои гастроли, всегда вернешься ко мне – из Парижа, из Лондона, отовсюду. И я хочу сопровождать тебя, если будет возможность.
– Я бы пообещала это тебе, – сказала Ванесса, – но…
– Никаких «но»! – рявкнул он, и гнев полыхнул в его глазах.
– Но, – с вызовом повторила она, – я больше не буду гастролировать.
– Ты же говорила…
– Я сказала, что могу спокойно выступать, и я буду это делать – время от времени, когда мне захочется. – Она рассмеялась, потирая руки. – Это очень важно, Брэди. Я вдруг осознала, что я реальный человек. Этого не бывало со мной с шестнадцати лет. В этот раз, сидя в артистической перед выступлением, я взглянула на себя в зеркало, и мне понравилось, что я там увидела. И вместо страха на сцене я ощутила радость.
Он видел эту радость в ее глазах. И не только.
– Но ты вернулась.
– Да – таков был мой выбор. Мне нужно было вернуться. Будут еще концерты, но, главным образом, я хочу сочинять и записывать свою музыку. И что самое удивительное – я хочу преподавать. Все это можно делать здесь, особенно если кое-кто пристроит студию звукозаписи к своему новому дому.
Закрыв глаза, он поднес ее руки к губам.
– Мы это утрясем.
– И я хочу научиться готовить. Но не до фанатизма. – Она подождала, пока он откроет глаза и снова посмотрит на нее. – Я вернулась сюда, к тебе – таков был мой выбор. Но моя любовь к тебе не зависела от моего выбора. Так получилось само собой, но я готова с этим смириться. И я люблю тебя, Брэди, еще больше, чем раньше.
Она потянулась к его губам. Да, она не ошиблась. Это чувство было ярче, глубже, но обладало всей силой и надеждой юности.
– Попроси меня снова, – шепнула она, – пожалуйста.
Ему было трудно разжать объятия, даже для того, чтобы увидеть ее глаза.
– О чем попросить?
– Ты идиот, Брэди.
Он зарылся лицом в ее волосы.
– Пять минут назад я готов был убить тебя.
– Да, – удовлетворенно вздохнула она, – и не убил лишь благодаря моему умению обвести тебя вокруг пальца.
– Ага. Я люблю тебя, Ван.
– Я тебя тоже люблю. Теперь проси.
Он отстранился, положив руки ей на плечи, и взглянул в лицо:
– На этот раз я хочу сделать все как положено. Должны быть сумерки и музыка.
– У нас тут тень, и я могу чего-нибудь напеть.
– Не терпится? – рассмеялся он. – Но кольца-то у меня нет.
– У меня есть. – Она пришла во всеоружии. Сунув руку в карман, она вынула кольцо с крохотным изумрудом.
Брэди переменился в лице.
– Ты его сохранила, – пробормотал он, чувствуя, как эмоции переполняют его.
– Конечно. – Она положила кольцо ему на ладонь. – Раньше оно мне подходило. Может, и сейчас подойдет?
Его руки дрожали, чего с ним никогда не случалось. Он посмотрел ей в глаза. Там было обещание, как двенадцать лет тому назад, и все же как впервые.
– Я прошу тебя стать моей женой, Ван.
– Я согласна, – засмеялась она сквозь слезы, – согласна.
Он надел ей на палец кольцо. Оно было в самый раз.
