Всю ночь Света тревожно вертелась в объятиях Гаранина.
— Ты бы поспала, маленькая, — ласково шептал он, хотя на ум и приходили сравнения с вентилятором. — От твоего беспокойства толку мало, а сон — лучшее лекарство.
— Я боюсь, Сеня, — в который раз пробормотала Света. — За себя, за Олеську. Получается, что мне с ней рядом находиться нельзя. А ну как приедет сюда киллер и грохнет меня у нее на глазах. Опять же процедура удочерения…
— Ты сама посуди, — ласково увещевал Джин. — На всю округу ни одного постороннего. В Крушинино наблюдатели имеются, здесь два отряда самообороны. Ну и мы с тобой на что-то сгодимся. Не дадим никому нас уничтожить. У тебя Береттка на что? Знал бы твой крестный, что ты тут ревешь, то передал бы тебе флакончик дпя слез.
Света замерла в его руках, а потом тихо рассмеялась.
— Ага, — хмыкнула она. — Только даже не представляю, как им пользоваться. К уголку глаза подносить, когда слеза бежит? Я видела такие безделушки в музее, — задумчиво проговорила Света, умолчав, что этот самый музей находится в поместье де Анвилей и именно туда водят экскурсии. Что-то из цикла о жизни французских аристократов. — Один такой флакончик дороже пистолета стоит, а пользы ноль. А у меня крестный — мужик практичный.
Гаранин скупо улыбнулся, представляя крепко сколоченного мужчину с впалыми щеками и крупным носом. Между делом Арсению удалось просмотреть в интернете несколько страниц, посвященных Виктору Николаевичу. Умное лицо. Проницательный взгляд. Костюм от Армани, перстни на безымянных пальцах. Один совершенно простой, а второй с булыжником от Тиффани. Повезло Светке, раз такой человек по жизни помогает. Теперь понятно, чьими стараниями ее в одну школу с Ленкой Пряшниковой засунули. Джин всмотрелся в лицо уснувшей подруги и, подождав, когда ее окончательно сморит сон, аккуратно поднялся с постели.
Ему и самому не спалось! А от нервов останавливалось дыхание.
«Какого удода отец прислал яйцеголового Севку? Только лишь из-за угрозы? Так лично мне ничего не грозит, а про ляльку мою он понаслышке знает. Да и кто она ему? Мог бы и обычную охрану прислать».
Джин потянулся и, решив, что вопросов больше, чем ответов, и он уж точно всей правды никогда не узнает, уселся за стол. Включив ноутбук, отринул в сторону все сантименты и лирику и собрался было посмотреть сделанные вчера чертежи, как на домашней странице в браузере вывалились новости. Гаранин лениво пробежал глазами по строчкам: в Валаамском монастыре в теплице вырастили первые ананасы, труппа Большого театра приехала на гастроли в Вену, а ниже с маленькой красной молнией шло сообщение. Несколько фраз заставили Арсения напрячься, а затем снова перечитать весь текст.
— Твою мать, — пробормотал он и, подбежав к кровати, осторожно затормошил Светлану.
— Что? Что случилось? — мяукнула она спросонья.
— Мы спасены, Светка, — радостно завопил он. — Мы спасены!
— Точно? — усомнилась она и глянула на него, как на расшалившегося ребенка.
— Вот, смотри, — расхохотался Гаранин и, сунув в постель ноутбук, ткнул пальцем в новости.
Света вчиталась в скупые строчки и воззрилась на Арсения.
— Он арестован? — нервно осведомилась она. — Это точно? На Шри-Ланке за убийство полагается смертная казнь.
— Хана Таракану, — пробормотал Гаранин и, подхватив Свету, закружил по комнате. Потом остановился и скомандовал:
— Одевайся и Олеську одевай! Идем на улицу!
Он кинулся в сарай, а Света, ничего не понимая, принялась собираться.
Выйдя на улицу, Света увидела команду Севы в полном составе и людей другой расы.
«Всех оповестил, что ли?» — мысленно хмыкнула она и уставилась на коробку с фейерверками.
«Вот придумал», — про себя удивилась она, когда Гаранин выпустил в воздух первые огненные разводы, раскрасившие небо в зеленый и красный цвета.
— Хана Таракану! — громко повторил Арсений и снова выстрелил салютом в темное небо.
— Хана Таракану! — закричали все. А Света тут же повторила, как скороговорку:
— Ха-на-та-ра-ка-ну! Ха-на-та-ра-ка-ну!
И захлопала в ладоши от радости. За ней засмеялась и повторила Олеська, потом Сергей Середа, за ним Сева. И скоро все топали ногами, задавая себе ритм, и двигали ладонями перед собой, повторяя как заклинание:
— Ха-на-та-ра-ка-ну-ха-на-та-ра-ка-ну!
Со стороны могло показаться, что язычники исполняют свои ритуальные танцы.
Когда фейерверки кончились, а танцоры устали, вся компания завалилась в Гаранинскую избу завтракать. Туристы из Демьянкиной хаты принесли какие-то мясные консервы и маринованные огурчики, а Юра Бойко живо смотался к себе на гору и привез свежий домашний хлеб. Света намазала горбушку сливочным маслом, сразу подтаявшим в теплой выпечке, и вручила бутерброд Олеське, во все глаза глядевшей на больших и серьезных мужчин, только что радовавшихся, словно дети.
— Вот и хорошо, что так быстро все разрешилось, — постановил Арсений. — Сейчас рассветет, и можете отправляться обратно в Москву. Тут уже опасности нет.
— Мы пробудем несколько дней. Пусть информация подтвердится по папиным каналам, — спокойно остановил брата Сева. — Церкви местные посмотрим, на охоту нас сводишь, а, брат?
— Легко, — пробурчал Арсений. — После обеда пойдем. А с утра у меня дела. Нужно в Крушинино к Михеичу смотаться. Поедете со мной? — поинтересовался он, обращаясь к Свете и Олеське.
Те дружно кивнули и побежали собираться, заторопились к выходу Сергей с Юрой и соратники Севы. Только он один продолжал сидеть за столом и чаевничать.
— Если ты у меня поселиться надумал, — хмуро заметил Арсений, — то мы, пожалуй, ребенка оставим. Сами быстро за продуктами смотаемся.
— Нам нужно поговорить, — хладнокровно отрезал Сева. — Так дальше продолжаться не может.
— А что такое? — с едким сарказмом в голосе осведомился Арсений. — Совесть проснулась? Или боитесь, что на страшном суде вам уготован чан с кипящим маслом?
— Ты как был идиотом, так и остался, — равнодушно заметил младший брат и продолжил чуть тише обычного: — Полина тебе письмо написала. Просит прощения.
— Да бог с ней, — хмыкнул Арсений. — Я уже давно забыл. А каяться раньше нужно было. Пять лет прошло. Что толку вспоминать?
— Мы ждем ребенка, Сеня. Хотим, чтобы он рос в нормальной семье. А отец, даже после нашей свадьбы, Полину на порог не пускает. Нежеланная гостья. И я вот подумал, что если мы втроем это дело уладим, то и папа согласится. Я оставлю письмо, а ты прочти и ответь ей, ладно?
— Посмотрим, — пробурчал Джин и громко окликнул Свету: — Ну что вы там, готовы?
Сева достал из кармана штанов помятый конверт и осторожно положил на край стола, затем глянул на пылающую жаром русскую печь и мысленно испугался, что старший брат может не читая выкинуть Полинкино письмо. Он покосился на Арсения, складывающего в огромную кошелку застиранные пакеты и ведро. Тяжело вздохнул, понимая, что брат и так превзошел все ожидания: спокойно выслушал, разрешил оставить письмо.
«Теперь дело за малым, лишь бы прочел, — про себя хмыкнул Сева. — Но Арсений и так стал намного спокойнее. Появилось умиротворение, а злоба и сарказм, если не ушли, то рассосались понемногу».
— А ведро тебе зачем? — поинтересовался младший у старшего. Так просто, лишь бы что-то сказать, заполнить паузу.
— Для яиц, — словно несмышленышу, пояснил Арсений. — Я сразу сотню покупаю. Каждый день в сельпо не наездишься.
— Тут жизнь совершенно другая, — задумчиво протянул Сева. — Другое все. Как на Луну попал.
— А ты как думал, — криво усмехнулся Арсений, обувая ботинки. — С утра дров наносить, помои вылить, свежей воды из полыньи принести. Тут край суровый и не до глупостей. Люди хорошие. Есть, конечно, всякое отребье. Но это единицы. А так любой на помощь придет. Просто иначе не выжить. Подпые люди тут надолго не задерживаются.
— Тебе здесь нравится? — искренне осведомился Сева.
— Ну да, — буркнул Сеня. — Если бы не нравилось, я бы на Канары подался. Мне бы бабла хватило, сам знаешь. А тут каждый день себя испытываешь, и это заводит. Никакой экстремальный вид спорта не сравнится. Ежедневно, каждую минуту опасность. В любое время года.
