носом мне в карман. От толчка теряю равновесие, переступая с ноги на ногу.
- Аа... - вспоминаю я. - Конфеты!
Достаю одну вафельную конфету, разворачиваю под ее нетерпеливый рев и скармливаю, протягивая на ладони как лошади. Намеренно не хапнет, но может увлечься и нечаянно жевануть.
- Привет, подружка!
Иду за девчонками в баню. Открываю дверь.
Прижавшись плечами, сидят в предбаннике на корточках под окошком.
- Стреляли... - испуганно смотрит на меня Аня.
- Да ну... Это ж предупредительный. Для создания настроя на беседу.
- Дураки! - сердясь, кидает в меня скомканным полотенцем Эля. - Страшно же!
- Бояться - запрещается! Мы же рядом... - улыбаюсь им.
- Ну вот, - обнимает Анну за плечи Эля. – Я же тебе говорила, что бояться нечего.
- Пойдёмте, лучше, Марфу арбузами кормить!
В костре потрескивают дрова. Котелок с ухой уже снят и висит на крюке. Густо пахнет рыбным супом. Над костром закипает чай из пахучих трав. Запахи смешиваются с дымом и кружат голову.
Илья Муромец разливает уху. Нам с Элей в чашки, делит ещё и щучью икру.
- Деликатесы - девочкам.
Бьянко режет черный хлеб, макает корочки в натекший из сот мед и скармливает их медведице. Арбузами эту синьору насытить не удалось!
Каждый раз, когда он протягивает руку к ее морде, я перестаю дышать и обливаюсь адреналином.
Марфа, жмурясь, облизывает его пальцы ловким языком.
- Бьянко... - тяну его за рукав. - Не надо.
Пока он отвлекается, целуя меня в висок, хитрая Марфа медленно тянет нос на стол к чаше с сотами. Не дотягивается. Огромная морда ложится на столешницу. Она высовывает длиннющий язык…
Муромец отодвигает чашу глубже.
Медведица разворачивая к нему морду, недовольно ворчит:
- Ма-а-ам...
Все смеются.
- Ну ладно, держи, - отдает ей кусочек. - И иди. Все! Иди к себе.
Машет ей рукой в сторону вольера.
- Ма-а-ам... - чуть меняет интонацию Марфа.
- Тогда, ложись, - показывает ей в ноги на траву Илья. - И не суй на стол нос. У нас гости.
Она послушно ложится, половиной туши протискиваясь под стол.
Я чувствую, как по ноге трётся шерсть.
С визгом мы с Элей подтягивает ноги на широкую скамью, на которой сидим.
- Да не тронет она никого, - улыбается Илья. - Пока я рядом, так точно. Вот если один на один с незнакомым, и разозлить ее чем-то, там уж могут звериные инстинкты верх взять.
Бьянко разувается, ставит ступни в густую шерсть.
И протягивает ей под стол конфету.
Обхватив его руку лапами, Марфа неожиданно начинает тарахтеть, как большой кот. Только громче.
- Она урчит! - вскрикивает Эля.
Мы обе смотрим под стол
- Как котенок! - смеюсь я.
- Да, медведи умеют урчать, - кивает Илья.
- Откуда она у вас? - решаюсь спустить ноги под стол.
- Медведицу браконьеры убили. А Хан из берлоги медвежонка вытащил. Ещё молочного. Уже полудохлого. Ну, жалко же. Забрал, думал в зоопарк отвезу или питомник. И ещё как назло снегопады были. Короче нас тут завалило, выехать возможности не было. Я ее протеином и медом выкармливал. Хорошо несколько пачек спортпита было в запасе...
Хан чуть дальше, грызет большую кость. Поднимает голову, услышав свое имя.
- Да так и не отдал никуда, везде условия плохие. Здесь вот вольер построил...
- А сколько ей лет?
- Три годика. Подросток ещё.
Марфе явно по душе мой Бьянко, к остальным она равнодушна. Наверное, потому что у него по всем карманам конфетки для нее. Это так мило...
Обнимая за руку, прижимаюсь губами к его голому плечу с татуировкой "морская пехота". Отстранившись, изучаю ее, обрисовывая пальцем. Там якорь и рычащий тигр в берете. И снова прижимаюсь губами. В этот раз - прицельно, к носу тигра.
Тигр...
Не то что какой-то мерзкий ящер!
Мне кажется, у нас в Италии совсем не водится таких брутальных и одновременно ласковых тигров. Наши мужчины больше похожи на котов, согретых солнцем. Больше любуются собой, больше капризничают…
Гардемарина же может воспитать только суровая Россия.
Мы едим жирную вкусную уху. После первой ложки мой желудок начинает урчать, словно вспоминая, что он вообще способен испытывать голод. Я уже и забыла, что это такое!
Отставив водку в сторону, Илья достает из-под стола бутылку с мутноватой жидкостью.
- Самогонка на кедровом орехе и меду! Лекарство, считай.
Разливают ее по рюмкам.
- Ну, за знакомство, - двигает в мою сторону последнюю рюмку Илья. - Давай, Анечка, с нами.
Растерянно оглядываюсь на Бьянко.
- Я спиртное... - отрицательно кручу головой, - не пью.
- Рюмочка под уху, это не пить, а полечиться! - наперебой уговаривают мужчины.
- Давай... Давай... - всовывают в руки.
- Это антистресс.
С сомнением смотрю на желтоватую жидкость.
Подношу к лицу, чтобы понюхать. Бьянко тут же перехватывает, не позволяя.
- Нюхать нельзя. Выдыхаешь. Пьешь одним глотком, - улыбается он. - И пока не проглотишь, не дышать.
Боже... Я слышала про русскую самогонку, что это жидкий огонь!
- А почему в России крестятся перед тем, как ее пить? - с подозрением спрашиваю я.
Они смеются.
- Не бойся, Анечка, мы тебя гадостью не напоим.
Мужчины, чокнувшись со мной, опрокидывают рюмки в рот. И даже не вспыхивают. Только тут же розовеют щеки. Растаскивают с блюдца по дольке лимона.
- Давай, детка! - накалывает на вилку Бьянко кусочек и мне.
Ладно... Я же пила вино, в конце концов. Не очень вкусно, но терпимо. Это просто покрепче, верно?
Выдыхаю воздух, решительно опрокидываю в рот полную рюмку.
Мои глаза округляются от шока.
- Глотай!
Испугавшись, с усилием заставляю сопротивляющейся горло сделать нужное движение.
Пищевод обжигает из глаз слезы… Горло сводит в спазме!
Задохнувшись, открываю рот пытаясь отдышаться, лицо и грудь вспыхивают словно от огня.
Дезориентированно хлопаю глазами, позволяя засунуть себе в рот лимон. И даже практически не чувствую кислоты от него.
- Ну, всё-всё... - смеясь, целует мои приоткрытые губы Бьянко.
В сердцах припечатываю ему ладошкой по груди, уворачиваясь от поцелуя.
Хватаю ложку, быстро заедая вкус спирта во рту.
Бррр! Меня всю передёргивает.
Мужчины отводят взгляды, пряча улыбки.
Как? Как?! Как они это пьют??
По телу идёт горячая волна. Меня внезапно расслабляет и все вокруг словно размазывается... Голова кружится.
Громко дыша, чувствую, как Бьянко
