защищаться самой. Им это невыносимо. Но ты запомни, что слабое место у человека - это не горло и не пах. Это глаза... Глаза это то, что у тебя точно хватит сил повредить. И ещё никогда не думай, что если будешь хорошей девочкой и потерпишь, то тебе меньше достанется. Достанется также! Даже ещё сильнее. Потому что в этом и смысл - мучить «хорошую девочку»! Плохие мудаков не влекут! Но если ты не будешь хорошей девочкой, а будешь хитрой, решительной и злой, у тебя будет хотя бы шанс покалечить этого мудака.
- Я просто хочу уехать из этой страны, - всхлипываю я, не чувствуя в себе той решимости, с которой говорит Эля.
- От этого ты не перестанешь быть ни красивой, ни юной, ни богатой, Аня. А значит, останешься мишенью для мудаков. Только там не будет ещё и Беляева, который за тебя грудью встанет.
- Там можно в полицию обратиться и тебя защищают! Там – закон!
- Часто ты туда обращалась? – с сомнением.
- Никогда… - признаюсь я.
- Ты такая маленькая ещё и наивная, - с сожалением поджимает она губы. - Надёжно только любовь защищает, всех остальных можно купить или запугать. И вашу полицию - тоже.
- Да... Да... Я понимаю, - тяжело вздыхаю я. - Ты права.
- Ну, всё, не плачь... Там Вася сейчас изведется.
- Изведется?
- Переживает. Волнуется.
- Не буду, - вытираю я слезы. - А твой бывший муж?.. Он? - волнуясь, пытаюсь узнать я - не угрожает ли он ей больше. - Он...
- Он больше никогда никого не пристегнет, не волнуйся, - с ноткой цинизма.
- Вen gli sta! (так ему и надо!)
Никаких больше "хороших девочек"...
Бьянко и правда переживает, каждую минуту пытаясь обернуться в мою сторону. И я сама подхожу к нему, обнимая его прохладное после купания тело.
- Ты почему плакала, маленькая моя? - удерживая в ладонях лицо, целует несколько раз в нос.
Слишком сложно объяснить на русском – почему. И я не объясняю, просто смотрю ему в глаза. Они такие живые, взволнованные, любящие… И решаю, что все-таки хочу остаться «хорошей девочкой». Но только для Бьянко!…
Ночь... Стрекочут сверчки.
Купальник сохнет, я - в тельняшке Бьянко. После всех банных экшенов и купания в пруду обессиленно падаю прямо в предбаннике на диванчик. В голове абсолютно пусто, как в степи до самого горизонта. И кажется даже, спроси: как меня зовут - буду долго вспоминать.
Чувствую, как Бьянко накрывает меня одеялом.
И даже снов нет. Просто плаваю в расслабленности.
Прохладный ночной ветерок, проникающий в открытую дверь, разбавляет густой запах мокрой листвы от веников.
Я уже забыла, когда так уютно и спокойно спала...
Внезапно подлетаю от треска за стеной в парилке.
Хватая подушку, как в детстве прихватывала с собой мягкую игрушку, которую обнимала во сне, с колотящимся сердцем вылетаю из бани.
С подозрением смотрю в черный проем. У двери шорох и какое-то движение в темноте.
Боже!
Отлетают ещё подальше.
Как там? Нечисть всякая, вот! Нельзя же в баню ночью ходить, я точно помню.
На помосте мелькают огоньки сигарет. Сжав подушку покрепче, босиком иду в сторону мужчин.
- Уснула? - разливает в рюмки Илья.
- Ага...
- Хороша девочка. Сильно нажестил с ней ублюдок этот?
- Сильно - не успел. Вовремя вышли. Но напугал...
- Надо было ее в дом к Эле на диван увести, - поднимает рюмку Макар.
- А я может не хочу ее - к Эле. Я может сам с ней хочу спать! И она со мной тоже хочет! - сердитый голос Бьянко.
- Ой, ну всё, успокойся. Кувыркайтесь на здоровье. Благословляю, - чокаются. - Все нормально у вас. Девочка "упругая", не безропотная. И с критическим восприятием - нормально. Вон, за самогон отхватил, например, да и дальше даже под давлением пить отказалась. Это хороший признак. А невроз, он…
Вроде бы и на русском говорят, а попробуй разбери о чем! Застыв, стою за их спинами.
- Взгрел мне психику... - недовольно бормочет Бьянко. - Я теперь сам во всем второе дно ищу. Как теперь понять, что всё искренне, а не вынужденно?
- Вот как начнет за тобой с матрасом бегать, значит, искренне, - смеется Муромец. - А пока ты за ней - значит, не дорабатываешь.
Гера оборачивается, встречаемся взглядами.
- А с подушкой - считается? - смеётся он.
- Ну, если под бедра... Можно и с...
- Э! - толкает его плечом в плечо Бьянко. – Без фантазий тут!
- Господа гусары, молчать! - шикает на них Гера.
Оборачиваются все. Сжимаю машинально подушку, прижимая покрепче.
Все прокашливаются, пряча смех.
Мое лицо горит от смущения. Ведь явно что-то было скабрезное!..
Бьянко подлетает на ноги.
Подходит, бережно поправляя мою прядь, упавшую на лицо.
- Бьянко... - оглядываюсь я с опаской. - Я боюсь. Там кто-то есть! Пойдем.
- Откуда там?..
- Не пойду одна! - шепчу, распахивая глаза. - Там... нечисть ваша!
- Илюха, ты чего там нечисть расплодил-то? - смеётся весело Бьянко. - Подсматривают там всякие за девочками. Пойдем...
Ведет за талию.
- Хочешь, в дом тебя отведу?
- Нет! С тобой! - сжимаю его руку. - Останься.
Подхватывая под бедра, поднимает и заносит в баню обратно.
Включает фонарь на крыльце. Поднимает с пола упавшие с вешалки куртки.
- Их напугалась?
- Там треск... - киваю на закрытую в парилку дверь.
- Это камни в жаровне лопаются иногда.
Мне становится стыдно за свою панику.
- Bene... - неуверенно киваю я.
Но так не хочется, чтобы он уходил!
Обнимая его за шею, целую в колючую щеку.
И тут же оказываюсь втрамбована в стену. Его язык с привкусом спирта и меда проникает глубоко мне в рот, вырывая из моего горла стон.
Его ладони, скользящие по моему телу заставляют меня тут же кипеть в местах горячих прикосновений.
Я чувствую, что он пьяный, когда сливаюсь с ним в поцелуях. Хотя ещё мгновение назад, мне казался он совсем трезвым.
А сейчас он такой несдержанный... нахальный и немножко грубый! Но это не пугает. Его грубости - в порывах! И густо смешаны с нежностями. Да и к тому же, я точно знаю, чем мне это грозит, и что он будет
