— О, Господи, Ричард, как ты можешь так думать? Что же мы делаем? — Бриджет опустила руки и, не в силах снова взглянуть на него, дрожа всем телом, пошла назад, к двери. — Иди домой, Ричард. Иди домой, и забудь обо мне и обо всем, что было между нами.
— Не могу, — с мукой прошептал он. Бриджет остановилась, не в силах идти дальше. Она чувствовала, что он стоит позади нее. Он подошел еще на шаг, но остановился прежде, чем оказался рядом с ней. Воздух между ними дрожал от сдерживаемой страсти. — Я так виноват, Бриджет. Прости меня за все. Мое сердце разрывается. И я не знаю, как мне дальше быть.
И тут Бриджет поняла, что за всеми этими словами прячется только боль. Ричард нанес удар, потому что и она нанесла удар, потому что они оба страдали, и ни один не мог исцелиться без другого. То, что произошло в офисе Брэндона Мэдисона, в один миг изменило их. Оба хотели бы, чтобы то мгновение ушло из их жизни, но это было невозможно, значит, следует извлечь из него урок и жить с этим, если получится.
Бриджет ждала, понимая, что есть еще что-то. Ричард, отдалившись от нее, пытался разобраться в своих чувствах, думая, как вернуть то, что он потерял. Из-за того же Бриджет бросилась в водоворот походов по магазинам, обедов. Из-за того же обзавелась новой дружбой. Пришло время перевести дух. Им надо было прекратить прятаться от своих чувств и бегать друг от друга.
Бриджет подошла к двери, легко повернула ключ и придержала дверь, впуская Ричарда. Он, не говоря ни слова, прошел в темную кухню мимо нее. Не глядя по сторонам, он направился через гостиную в прихожую и там остановился. Бриджет вошла вслед за ним.
Вход был слабо освещен. Лицо Ричарда казалось бледным пятном. Он обернулся. Вытянул руки вперед, словно просящий подаяния, голос его стал мягче.
— Я прошу прощения за то, что сделала моя мать. Но я здесь не потому. Ты была права. Я не был честен с тобой. Впервые в жизни я испугался правды, потому, что раньше всегда был прав. Понимаешь? Я даже не видел того мира, который, как я считал, завоевал. Я, может, и бывал в разных местах, но на самом деле никогда не ступал за пределы своего безопасного мирка. Меня окружало восхищение родителей, богатство, любовь бабушки. Все это создало рай, в котором я царил. Никто никогда не сомневался в моем месте в этом мире. Прости меня за то, что я так думал, Бриджет. — Отчаяние, слышавшееся в его голосе, пронзило ее сердце.
— Как думал, Ричард? — пробормотала Бриджет дрожащим голосом, хотя держала голову высоко в ожидании ответа. Что бы он ни сказал, все было лучше молчания, которое ей пришлось вынести в последние несколько недель. Она обрадовалась бы даже его гневным словам, потому, что ей пришлось бы быть рядом с ним, чтобы их выслушать.
— Бриджет, мне казалось, что меня предали, — простонал он, стыдясь того, что ему пришлось сказать.
Она, сраженная этими словами, тяжело оперлась на стену.
— Я не предавала тебя.
— Я знаю. — Устало, полуотвернувшись, Ричард пытался найти нужные слова, чтобы рассказать ей о смятении в своей душе. Его руки шевельнулись, как будто он искал что-нибудь, по чему можно ударить или за что ухватиться. — Я знаю. Мне казалось, что бабушка предала меня, и, что еще хуже, с твоей помощью.
— Нет. — Бриджет шагнула вперед, но он остановил ее взглядом и словами.
— Пожалуйста, не надо. Сначала дай мне попытаться объяснить. Раньше, до того, как Брэндон огласил завещание, все для меня было понятно… — Он поднял глаза, глубоко вздохнул, словно перед его глазами стояло видение совершенного счастья. — Весь мир был моим. Я был красив. Уверен в себе. Любил тебя. И, что важнее всего, был любим. Господи, любовь моей семьи так надежно защищала меня, я был так опьянен новыми просторами любви, которые ты мне открыла, что я думал, никогда и ничто не причинит мне страданий. Затем умерла бабушка, и я понял, что такое скорбь. Потом это завещание… Мне стало больно от того, что я верил — мы с мамой для нее были всегда дороже всего на свете. Ты понимаешь теперь — это не из-за денег… Небо свидетель, у меня их всегда было полно. А потому, что она приравняла меня к чужому человеку, не члену нашей семьи. Действительно, она поставила тебя выше меня, подумав в первую очередь о тебе и упомянув тебя в завещании последней. Я говорил себе, что рассуждаю нелогично, но вряд ли логика смогла бы изменить мои чувства. Да, мне больно, и меня злит то, что правила семьи и законы любви изменились.
Он снова резко поднял на нее взгляд темных глаз. Счастье улетучилось, и ему осталось лишь воспоминание. Но Ричард хотел снова быть счастливым.
— Да, Ричард, мы все тебя любили. И ты по-прежнему любим, — мягко сказала Бриджет. — Да, ты любил меня. Я чувствовала это всегда, когда мы были вместе, — в каждом взгляде, в каждом прикосновении, в каждом твоем слове. Так скажи мне, дорогой, что же изменилось? Если бы мы поженились, то ты бы разделил со мной бабушкино наследство. Но ты не этого хочешь. Ты будешь доволен, только если сможешь обеспечить мое высокое положение в твоей семье. Ты мог бы полюбить меня и ввести в семью, но твоя бабушка ошиблась, желая помочь мне в этом. Ты это хотел сказать, Ричард? Из того, что ты говоришь, я могу сделать вывод, что я подхожу тебе, если ты будешь решать, когда, как и где я стану частью твоей жизни. И раз я должна полагаться на тебя ради своего благополучия, то мне положено быть только любимой. И если благодаря завещанию твоей бабушки я теперь стала независима, ты больше не можешь любить меня? В этом разница?
Ричард покачал головой. Сейчас он казался еще красивее. Он отошел в сторону и, расстроенный, тяжело сел на ступеньку лестницы.
— Любовь к тебе, наверное, единственное, что не изменилось. Но что хорошего выйдет из этого, если я сам не знаю, кто я теперь? Разве ты захочешь иметь дело с человеком, который внезапно осознал, что все, что он о себе думал, — неправда?
— Перестань, Ричард. — В три шага Бриджет оказалась перед ним. Она опустилась на колени, ей хотелось окутать его, как плащом, своей любовью и обожанием. — Сейчас же перестань. Не хочу слушать. Ты несешь чепуху.
— Да? — Он поднял на нее измученные глаза, словно это могло отогнать ее, но она осталась. — Подумай, Бриджет. Наверное, я чем-то разочаровал бабушку. После стольких лет, получается, ей было мало одного меня. Словно потерялось что-то, делавшее семью единой, и я до сих пор не могу с этим смириться. Раньше мы были счастливы, мы были едины. Ты была прекрасным дополнением к нашей семье, но, Бриджет, это я должен был ввести тебя в нее. Одним росчерком пера бабушка лишила меня веса, положения в семье, поставив тебя выше меня. Это больно, Бриджет. Это заставляет меня сомневаться даже в собственном существовании. — Ричард продолжил, закрыв глаза: — Знаешь, дети, вырастая, вдруг начинают тревожиться, не приемыши ли они. Они роются в старых фотографиях, чтобы найти ту, на которой мама держит на руках младенца. И только отыскав ее, могут спать спокойно. Это один из детских страхов. Но, знаешь ли, у меня ничего подобного не было. Я никогда не искал фотографий. — Он снова открыл глаза — в них стояли слезы. — Бабушка решила отправить меня на поиски. Теперь мне придется пересмотреть всю свою жизнь и выяснить — может, я и не значил в ее жизни так уж много, как мне казалось?
