Я открыла глаза и резко подскочила – оказывается, я лежала. Волна острой головной боли снова окатила меня, но даже она отступила на второй план. Я вспомнила.
Летящая в лицо лента отбойника, развернутая поперек дороги машина, удар, скрежет металла, брызги стекла. И…
Я вскочила на ноги. И только после этого додумалась оглядеться сквозь пульсирующую боль в висках.
Судя по обстановке, я была в больнице. Светло-зеленые стены, две койки. Я прикрыла глаза и сделала над собой мыслительное усилие. Ноги у меня подогнулись, и я осела обратно на кровать.
Я в больнице потому, что мы попали в автомобильную аварию. Мы – это я и Данил. И если я здесь, в больнице с адской головной болью, то где Данил?
А он был за рулем. Он сидел впереди. Он был там, куда пришёлся удар.
От открывшейся мне ужасной перспективы я снова застонала и уткнулась лицом в ладони. Судя по тому, как отозвалось болью лицо – у меня оно разбито. Но это не имело никакого значения. Сейчас вообще ничего не имело значения. Кроме одного.
Где Данил и что с ним?!
Он был впереди. Машина ударилась в отбойник – и ударилась передней частью. Он наверняка пострадал сильнее, чем я. И если у меня разбито лицо, и, судя по головной боли, сотрясение, то у него… то он… у него должны быть более серьёзные повреждения и травмы. Именно поэтому он сейчас не на соседней койке в этой же палате. Именно поэтому. А не потому что…
Нет, пожалуйста, нет. Только не это.
Я начала раскачиваться. Боль, гораздо более сильная, чем головная, растекалась по всему моему телу. Мне было одновременно холодно и жарко. Начался озноб.
Вдох-выдох. Вдох-выдох. Вдох-выдох.
И мы опять играем в любимых.
У нас семья атеистов. Как говорит папа – мы верим в теорию Дарвина и закон всемирного тяготения. Но сейчас я испытала острое непреодолимое желания молиться.
Пусть с ним будет все в порядке. Заберите его только у меня. Заберите его только у меня и насовсем. Отдайте той, которая достойна. Которая будет любить, заботиться, беречь. Которая никогда не причинит ему боли. И которая никогда, никогда-никогда не подвергнет его жизнь опасности.
Заберите его у меня. А для всех остальных пусть он будет жить.
Я поняла, что хочу опуститься на колени. Даже не так. Упасть на колени и прижаться лбом к полу. Кажется, это называется земной поклон. Оттуда, от самой земли молитвы до неба долетают лучше всего. Вопреки закону всемирного тяготения.
Я не успела этого сделать. Открылась дверь. За дверью стояла женщина средних лет в белом.
- О, очнулась. Чего вскочила? Ложись, сейчас доктора позову.
- Где он?! - вместо коленопреклонения я подскочила на ноги и бросилась к женщине. – Где он, скажите, умоляю!
- Ты сдурела, девка?! – женщина повысила голос. – Ты чего скачешь как коза?! Иди, ложись в постель, дуреха!
- Что с ним?! – я хватала женщину за руки и чувствовала, как щеки начинает щипать от слез. И слова почему-то с трудом произносились. – Скажите, пожалуйста, где он?
- Какой еще он?! – женщина в белом халате пыталась отрывать от себя мои руки. – Ляг уже, ради всего святого, у тебя совсем кукуху сорвало, что ли?!
- Где он?! – я уже рыдала, не сдерживаясь. – Где он, скажите, я вас умоляю, что с ним? Где он?!
- Да кто – он?! – заорала женщина.
- Видимо, тот самый молодой человек, который в соседней палате примерно таким же точно тоном орет: «Где Лиля, что с ней?!». У него, по крайней мере, хватило ума назвать имя.
Я разжала пальцы – и медсестра – а это явно была она – поспешно отошла от меня. А в палату вошел человек, который и произнес эти слова. Это был доктор – высокий, хмурый и очень уставший. И теперь я вцепилась в его руку.
- Где Данил?! Что с ним?! Скажите, пожалуйста, я вас очень прошу!
Доктор покосился на мои пальцы, вцепившиеся в его руку, вздохнул, но попыток высвободиться не предпринимал.
- Если я скажу, что с ним, вы ляжете?
Я без промедления кивнула.
- У Данила Олеговича перелом левой руки, трещины двух ребер, ушибы мягких тканей.
- И все?
- Вам мало?
Я не стала отвечать. Я почувствовала, как темнота начинает надвигаться на меня со всех сторон, и картинка сужается, и ноги превращаются в желе, и пальцы разжимаются….
- Лида, лови!
Нет-нет, я не падаю, не надо ловить, я сейчас…
И тут я услышала из-за двери знакомый и до дрожи необходимый сейчас голос.
- Где Лиля?! Почему вы мне ничего не говорите?! Что с ней, я вас спрашиваю?! Где доктор?!
Доктора я едва не снесла на своем пути в коридор.
Данил был там. Он стоял! Стоял на своих ногах. И это было такое непередаваемое облегчение – видеть его живого, стоящего на своих ногах, не лежащего где-то, непонятно в каком состоянии – что я привалилась к стене. И смотрела. Рука его была в какой-то штуке, похожей на реквизит из космического боевика - черная, с застежками на липучки и металлическими кольцами, и закрывала руку от пальцев до середины предплечья. Почти всю правую скулу занимал бордово-красный кровоподтек.
И - все. Больше никаких видимых повреждений. Я стояла и дышала. Им. Тем, что живой. Тем, что только рука сломана и лицо в ссадинах. Это такие… такие мелочи. До свадьбы заживет.
- Да что ж такое… - раздался голос показавшегося в дверях доктора.
Данил обернулся и увидел меня. Он кинулся ко мне, а мои ноги сами понесли меня навстречу. Через секунду я уже обнимала его – как могла крепко. Чтобы теперь еще и руками удостовериться - что вот он, живой, теплый. А Данил сначала лишь тяжело дышал мне в ухо, а потом застонал.
- Да что ж ты творишь?! – знакомый женский голос сопровождался тем, что меня за пояс джинсов потащили назад. – У парня рука сломана, и ребра в трещинах, живого места нет – а она его тискает, как плюшевого мишку! Ну ладно, рука уже в фиксаторе. А ребра?! Ему же больно! Ну совсем ни черта не соображаешь!
Руки я тут же разжала. И отступила. В самом деле, что же я делаю?! Господи, кажется, в этой аварии я вытрясла последние остатки мозгов.
- Не ругайся на девочку, Лида, - неожиданно вступился за меня доктор. – У нее сотрясение минимум средней степени. МРТ сделали?
- Да когда б я успела, - недовольно буркнула медсестра. – Она же без сознания была. Да и вообще, они там на МРТ уже… - она не закончила фразы. А в коридоре появились новые действующие лица. Это были супруги Доценко в сопровождении третьего – судя по белому халату – тоже врача.
Ольга Аркадьевна, увидев нас – громко вскрикнула и бросилась к сыну. Но у нее достало соображения не обнимать Данила – она тихонько гладила сына по плечу здоровой руки, плакала и что-то негромко говорила – но я не слышала, что. У меня в ушах стал нарастать какой-то шум.
- Ну что тут у нас, Юрий Михайлович? – спросил подошедший доктор. Олег Анатольевич стоял рядом, но чуть в стороне, ближе к сыну и жене. Я уставилась на этого подошедшего врача, пытаясь разобрать буквы на бейджике. Мне нужно было за что-то зацепиться взглядом, вниманием – чтобы не дать снова утянуть себя в наползающие темноту и шум.
Главный врач… Фамилия от меня ускользала… Это хорошо, что главный.
- У молодого человека перелом лучевой кости со смещением, трещины в восьмом и девятом ребрах спереди справа, ушибы мягких тканей. У девушки… - он прокашлялся, - судя по клинической картине, сотрясение мозга средней степени тяжести. МРТ еще не делали.
- Почему? – быстро спросил главный врач.
Я почувствовала, как медсестра отошла на пару шагов от нас.
- Она только пять минут назад пришла в сознание, - ровно ответил доктор.
- А сейчас сама стоит на ногах? - вдруг спросил оказавшийся совсем рядом отец Данила.
Врачи обменялись взглядами - это я еще успела заметить. А потом темнота стала наползать совсем стремительно.
- Лида, каталку, быстро!
- Вы не переживайте, Олег Анатольевич, сейчас все сделаем в лучшем виде…
- Лиля, Лиля… Что с ней, она совсем белая…
Я все это слышала словно сквозь вату. Очень не хотелось снова отключиться. И не отключилась – только благодаря тому, что Олег Анатольевич крепко прижимал меня к себе. А потом он подхватил меня на руки и уложил на каталку. Последнее, что я помнила, когда меня увозили по коридору – взгляд Дани. Правый глаз, с той стороны, где была ссадина, у него немного отек, и я в мельчайших деталях вспомнила его лицо и взгляд, чтобы не провалиться снова в темноту.
