Глава 41
Лицо Ксюши бледное, осунувшееся. Плетется мне навстречу как побита собака, а у меня душа рвется на части. Вспоминаю каждый проведенный с ней день. Наше беззаботное детство, когда лазили вместе к соседке по даче за сливами. Нашу бурлящую раннюю юность, когда плакались друг другу в жилетку из-за очередной неразделенной «большой любви». Моя подруга, моя сестра. Часть моей души, которая так мучительно больно оторвалась от нее, оставив кровавый след, который теперь и за всю жизнь не отмыть…
- Эль, пожалуйста, выслушай меня.
Отчаянно цепляется за рукав, когда пытаюсь стремительно пройти мимо.
- А ты можешь сказать что-то, чего я еще не знаю? - холодно отвечаю, не глядя в ее глаза, полные раскаяния. Потому, что смотреть сил нет. Если взгляну — не сдержусь, разревусь в голос, а она не заслуживает того, чтобы знать насколько сильно всадила мне нож в сердце, от души провернув рукоять.
- Эль, я не хотела сделать тебе больно. Просто я так же как и ты попала в его сети. Влюбилась как дурочка. Ты не представляешь как долго мучилась, терпела. Ты же знаешь — для меня твои увлечения всегда были под запретом. Но не сдержалась. Я вчера не дозвонилась до тебя, позвонила Тиму, а он сказал, что ты на отработку поехала. Я в библиотеке сидела как раз, думала дай у кабинета Котова тебя дождусь. А он как раз в кабинет шел. Ну, мы разговорились… Эль, не знаю что на меня нашло, словно бес попутал. Ну, сорвалась, ну прости меня. Я к Котову больше ни на шаг не подойду.
Как будто от ее раскаяния что-то изменится… Нет, подруга, время не обратить вспять, и подлости твоей уже не исправить…
- Я тебя как сестру любила, Ксюша. На все ради тебя готова была пойти. А ты так поступила со мной…
- Эль, но ты ведь не любишь Котова, да и не любила никогда, ну ерунда ведь это была, детская влюбленность. У тебя же от братца голова кругом. Думаешь, я не замечала этого никогда? Не такая уж я и поверхностная, как все считают. Любишь ведь его. Не просто ведь так цепляла его все это время, пряча истинные чувства за «ненавистью». Да по глазам твоим все видно было, только идиот бы не заметил. А он… ни часу не проходило, чтобы он хоть раз да не посмотрел на тебя на лекциях, сидел имя твое в тетрадях выводил. Эль, ну ты должна понять меня, я Павла по-настоящему люблю.
- Чего же ты от такой большой любви меня в его объятия толкала? Хотела, чтоб он быстрей мной попользовался, и я тебе путь-дорогу освободила?
- Что же ты такое говоришь, Эль? Совсем меня стервой считаешь? Я правда надеялась, что у вас что-нибудь получится. Тошно мне было знать, что он свободен. Я прекрасно понимала, что мне с ним ничего не светит. Подумала, что если он занят будет, я успокоюсь.
- Господи, Ксю, какая же у тебя логика извращенная… Да не нужна ты Котову, никто ему не нужен, кобель он да и все! И из-за этого кобелины ты нашу дружбу просто послала к чертям собачьим!
- Просто я хоть раз в жизни хотела чего-то настоящего. Думаешь мне не хочется любить и быть любимой? Только вот всем парням от меня в итоге нужно только одно, а я счастливой быть хочу, найти того, с кем буду всю жизнь до самой смерти. Я ошиблась, Эль. Я совершила ужасную ошибку, и я раскаиваюсь в этом. Ну прости меня, умоляю! Я не хочу тебя терять! Ты мой единственный, самый близкий человечек!
Ксюшка закрывает лицо ладонями. Ее плечи подрагивают от судорожных всхлипов. Смотрю не нее и в душе что-то обрывается. Жалко мне эту влюбленную дурочку, но для меня наша дружба навсегда утрачена.
- С близкими людьми так не поступают, Ксю, - проговариваю, ощущая как горло сдавливает болезненный спазм. Эти слова даются мне нелегко. - Я прощаю тебя, но видеть больше не хочу.
- Эль, прошу! - всхлипывает бывшая подруга, отчаянно цепляясь за меня. Но я просто выдергиваю рукав из ее пальцев и захожу в подъезд. Слышу вслед ее громкие рыдания, и у самой сердце рвется на части. Но мой выбор сделан… Стираю с лица слезы и бегу вверх по лестнице. И так потрачено слишком много времени. Вихрем мчусь наверх, влетаю в комнату Тима и застываю как вкопанная. Здесь словно ураган прошел! Раскрытый шкаф полностью пуст. Скомканная одежда валяется на кровати и на полу. Уходил в спешке, даже почти ничего и не взял… Сквозь пелену набежавших слез, смотрю на серебряную цепочку на столе, которую я подарила ему на девятнадцатилетие. Для меня это была обычная побрякушка, которую мама буквально заставила меня купить и презентовать ему. Сделала это лишь бы не злить ее. А он носил не снимая… Слышу за спиной шорох шагов и в надежде оборачиваюсь, но в пороге вижу взволнованную маму.
- Эль…
- Где он, мама? - почти кричу, еле сдерживая подступающую истерику, и она тяжело вздыхает. Проходит в комнату, опускаясь на его кровать.
- Я не знаю, Эль.
- Ты врешь! - не выдерживаю я, и мой мозг пронзает внезапная догадка. - Ты врешь! Врешь! Это вы выгнали его?
- Успокойся, Элиза, это не так…
Но я не верю ни одному ее слову.
- Ты всегда была против нас! С самого начала!
- Да потому, что это блажь в вашей голове! - стонет она, с силой сжимая виски. - Я сразу понимала, что это случится. Юнцы, предоставленные сами себе под одной крышей! Да тут к бабке не ходи! Ну наиграетесь вы в «любовь», а дальше что? Я нормальную семью хочу. Я хочу, чтобы в своей собственной семье мне было комфортно! Я не хочу, чтобы в нас тыкали пальцами знакомые!
- Это не блажь, мама! Я люблю его! И жить без него не хочу!
- Да гормоны это все! Повзрослеете, поумнеете, еще смеяться будете над своей «большой любовью». Скажи спасибо, что все разрешилось так вовремя, пока вы не успели...
Наружу рвется истерический смех, и мама смотрит на меня ошеломленно.
- Нет, ты не могла…, - лепечет она, и я начинаю хохотать еще громче.
- А у нас все было.
Сердце охватывает неописуемый восторг, когда вижу ее растерянное, почти испуганное лицо. Кто-то тёмный во мне желает сделать ей так же больно, как и она делает мне…
- Ты врешь. Ты врешь мне на зло!
- Тим стал моим первым мужчиной. Теперь понимаешь, насколько у нас все серьезно? Я. Люблю. Его! И если ты сейчас же не скажешь где он…
- Элиза, успокойся, - раздается за спиной голос отчима, и я оборачиваюсь. - А ты, Лара, не наседай на девочку.
От его участия совсем расклеиваюсь. Заливаясь слезами рвусь к Сергею Борисовичу, утыкаясь носом в широкую грудь.
- Отец, пожалуйста, скажите где Тим. Я все равно найду его. Пожалуйста, не усложняйте, я все равно буду с ним. Хотите, мы уедем, чтоб не позорить семью? Только прошу, помогите. Я должна увидеть его, пожалуйста…, - бессвязно лепечу, заливая слезами его рубашку.
Отчим тяжело вздыхает и я ощущаю, как его грубая ладонь ложится на мою голову. Прижимает к себе, несмело поглаживая по волосам, и от этой грубой ласки я начинаю рыдать еще сильней.
- Глупенькая… Успокойся, дочка, мы правда не знаем где он. Прибежал как ошалевший, сгреб вещи и рванул. Ничего толком не сказал, да мы и спросить не успели.
Слушаю его и понимаю, что не врет… Вины родителей в его уходе нет, это все исключительно моя заслуга…
Отрываюсь от груди отчима и вытираю слёзы.
- Вам мы тоже противны как и маме?
- Нет ничего страшного в том, что произошло, Эль. Просто мама привыкла всех чрезмерно опекать и никак не хочет признать, что вы уже не дети, а взрослые люди, способные самостоятельно распоряжаться своей жизнью.
- Не начинай, Сережа, не надо! - возмущается мама. - Вот принесут твои взрослые люди тебе в подоле в девятнадцать лет, а потом в любовь наиграются! От Тима конечно не ожидала! Такой рассудительный, серьезный парень и как сдурел!
- Все мы теряем рассудок, когда дело касается любви, Лара, разве не так? - улыбается отчим, и я вижу, как лед в глазах мамы тает.
- Верно… - неохотно выдыхает она. - Ладно, Эль, может быть я и правда погорячилась.
