Я категорично замотала головой.
– И кератиновое выпрямление! – воскликнула Эшлинг, округлив глаза. – Короткий прямой боб с косой челкой придал бы ей такой эмма-стоуновский вид.
С каких пор Эмма Стоун [46] стала прилагательным?
– Тогда она сможет завладеть сердцем Хантера и заставить его прозреть. – Перси хлопнула в ладоши, мечтательно глядя вдаль.
Мне хотелось покалечить их всех молотом Тора. Ради этого я была готова даже нарушить правило не поднимать тяжести.
Я глянула на Эшлинг, чтобы понять, есть ли у нее какие-то соображения по поводу замечания Перси. Хантер вообще говорил обо мне со своей семьей? Но выражение ее лица было безмятежным, как пятачок свежевыпавшего снега.
Я вообще вне его поля зрения, когда не нахожусь прямо перед ним.
– Похоже, эта затея требует очень много времени, – заметила я, потирая шею. – К тому же мне совершенно не хочется завладевать сердцем Хантера или любым другим его органом.
– Я должна тебе подарок на день рождения. – Перси хлопнула снова и указала на меня, будто говоря: «Джекпот».
– Ты куда так торопишься? Твой Netflix с пуховым одеялом никуда не денутся. – Эммабелль схватила меня за руку и потащила в салон под названием «Цитрус».
Он был настолько роскошным, что в нем вполне можно было провести свадьбу. Парикмахеры выглядели так, будто их вытащили из серии «Голливудских холмов», они обсуждали любимые коктейли в уморительно вычурной манере.
Но прежде чем я успела сказать Белль, что у меня есть более насущные вопросы, нежели Netflix (надеюсь, в виде стояка Хантера и других его выдающихся мышц), меня усадили в кресло, потянули за волосы, намазали их густыми смесями, помыли, подстригли, снова помыли, высушили феном, сбрызнули и вытянули вусмерть. Отчасти я даже ожидала, что буду похожа на пуделя на выставке, когда все закончится.
В какой-то момент я была готова поклясться, что меня продержали там в заложниках три дня подряд, но, когда стилист Бренди отпустила меня на волю, мне хотелось плакать от счастья, и не только потому, что эта пытка закончилась.
Увидев свои волосы в зеркале, я была потрясена до глубины души.
Мое лицо обрамляли гладкие, блестящие, безупречно прямые пряди. Теперь у меня была косая челка, которая смягчила линию подбородка. Остальные волосы, словно бархатные нити, ниспадали мне до плеч. Я не могла поверить, что это были те самые жесткие волосы, с которыми я мучилась после мытья.
На обратном пути домой Эммабелль и Эшлинг никак не могли перестать к ним прикасаться. Перси то и дело поворачивалась ко мне и произносила одними губами: «Эмма Стоун» и «Главное, помни, что ты можешь найти кого-то получше Эндрю Гарфилда» [47].
Честно говоря, избавиться от пары килограммов волос было приятно. Свежо. Я не могла припомнить, почему вообще упорно отказывалась делать что-то со своими волосами. Последние десять лет я была так сильно сосредоточена на стрельбе из лука и на том, чтобы доказать окружающим, что мне не нужно быть ни популярной, ни красивой, что впечатление от новой одежды и прически повергло меня в шок.
Все, что я твердила самой себе – что наряжаться мелочно, эгоцентрично и бессмысленно, потому что все мы состаримся и покроемся морщинами, – внезапно стало казаться лицемерной чушью. Ведь пускай я знала, что по-прежнему далека от совершенства, но чувствовала себя… красивой.
Когда мы приехали в пентхаус, Хантера там не оказалось. На часах было всего восемь вечера, а он обычно учился допоздна. И все же я ощутила укол разочарования оттого, что его не было. Это не удар в сердце, как пыталась вразумить себя я. Просто легкий порез, как от бумаги. Поверхностная рана.
Мне не грозило влюбиться.
Свежо предание!
Я заказала столько фо [48] и канх-чуа [49], что ими можно было бы затопить целое судно, а потом стала примерять всю одежду, которую купила. Белль тем временем включала «Секс в большом городе», прыгала на диване в тиаре, которую прихватила в Claire’s, и попивала вино из холодильника (ключ от которого ради соблюдения Хантером трезвости хранился у меня).
Мне было так весело, что я даже не стала возражать, когда подруги включили плейлист журнала Billboard на Spotify.
Я вышагивала из спальни в гостиную в новых красных туфлях на каблуках, которые обошлись мне в десять баксов (выгодная покупка!) и красном мини-платье в тон, встряхивая блестящими волосами, когда входная дверь вдруг распахнулась. В квартиру вошел Хантер с развязанным галстуком и безумно взъерошенными волосами, и на фоне его высокого мускулистого тела мы все стали похожи на детей.
В руках он нес рюкзак с учебы и рабочий портфель.
Я остановилась как вкопанная, а поверхностный порез на моем сердце обернулся тысячей новых.
Порезпорезпорезпорезпорезпорез.
Казалось, он даже не обратил внимания на развернувшуюся перед ним картину, на которой Белль с Эшлинг напивались бесплатным вином, любезно предоставленным его отцом, а Перси делала селфи на фоне города за окном. Он смотрел лишь на меня.
Как только мы встретились взглядами, в окружающем пространстве что-то изменилось, и я задумалась, почувствовали ли это мои подруги – как кислород потрескивал вокруг нас, а пламя обретало форму, силу и жар.
Хантер разомкнул губы, и все присутствующие, кроме Эшлинг, затаили дыхание. В нем было что-то притягательное и чувственное.
– Я хочу воспользоваться нашей сделкой, – прямо сказал он, по-прежнему не обращая на девчонок внимания, будто их вовсе не существовало.
Сделка: «пососаться по-взрослому, с ласками сисек и ерзаньем на члене. О, а еще я заставлю тебя кончить».
Его слова. Не мои. У меня пересохло во рту.
– Как видишь, я общаюсь с подругами. – Я неуклюже указала на Эммабелль, Перси и Эшлинг. Последняя поставила свой бокал с вином на столик и, чопорно нахмурившись, стала делать вид, будто читает что-то в телефоне.
– Как видишь… – продолжил он тем же размеренным голосом; внезапно музыка стихла, и я поняла, что все приковали внимание к нашему разговору. – Мне на это глубоко наплевать. – Он опустил взгляд к своему паху, и, проследив за его направлением, я увидела, что он возбужден. Он стоял передо мной в таком положении, что это было видно только мне одной.
Но все же риск оказаться пойманными пробуждал во мне трепет. Я ответила ему вежливой улыбкой.
– Можешь подождать.
– Или они могут уйти, – возразил он. – Сделка есть сделка, и, может быть, я плохой бизнесмен, но, как и каждый Фитцпатрик, серьезно отношусь к ситуациям, когда меня динамят.
Краем глаза я заметила, как Эммабелль прокашлялась и начала собирать вещи. Перси последовала ее примеру, а Эшлинг поспешила на кухню, где вылила остатки вина в раковину и вымыла бокал. Мне было любопытно, о чем они подумали. Насколько жесткий допрос меня ждет за эту сцену? Я не понимала, почему Хантер так беспечно намекал на то, что мы должны переспать. Здесь было три свидетеля. Любая из них потенциально могла нас выдать. Я знала, что моим подругам можно доверять и что они никогда так не поступят. Но он-то не знал.
Раздраженная, непреклонная и уставшая от крошечных ран на сердце, я подняла голову. Он не мог и дальше помыкать мной. В конце концов, это я за ним приглядывала.
– Мои подруги остаются, – произнесла я ледяным тоном. – Не стесняйся порадовать себя холодным душем, если не можешь справиться с пылом. – Я развернулась, села обратно на диван и снова включила «Секс в большом городе». Чувствовала задумчивые взгляды, прикованные к моему лицу. Нацепила на него выражение, означавшее «не вздумайте со мной связываться», и три мои подруги пододвинулись ко мне на диване, хотя больше напоминали заключенных, а не добровольных участниц.
– Хммм… Привет, Хант. Мама говорит, что всю неделю пыталась до тебя дозвониться, – тихо сказала Эшлинг, разглядывая свои колени.
