– Давай. Посади его мне на подушку. Куда-нибудь, где я смогу его найти.
– Принято, босс. – Он шутливо отдал честь, развернулся и зашагал обратно в коридор.
Я бросила в рот кусочек цукини в темпура, делая вид, будто не зацикливаюсь на той малой вероятности, что там в самом деле был паук и сейчас его посадят мне на подушку. Если Хантер нашел паука в качестве предлога, чтобы оказаться со мной наедине, то я не сомневаюсь, что он исполнит свою угрозу, чтобы отомстить. А это вынудит меня перебраться на ночь в гостиную или его спальню.
Хитрый аристократичный мерзавец.
А еще его семья считает, что он глупый.
Хантер демонстративно сходил в свою ванную, шумя как можно громче, а потом направился из своей комнаты в мою, спокойно насвистывая заглавную песню из «Убить Билла». Эммабелль разразилась смехом, а Перси и Эшлинг взволнованно переглянулись. Я держала себя в руках, хотя тело гудело от желания вскочить и пойти посмотреть.
Паук.
На моей подушке.
Я умру от неопределенности.
А может, сам паук станет следующим. Вдруг это черная вдова? Или австралийская?
Я вскочила на ноги.
– Я только… – Я махнула рукой в сторону спальни.
Подруги дружно кивнули.
– Да, пожалуй, стоит, – пискнула Перси.
Я побрела по коридору на этих чертовых каблуках, глядя по сторонам, и застала Хантера, когда он возвращался в свою комнату спиной ко мне. Я помчалась за ним и схватила за край майки. Он проигнорировал меня, потащив за собой в свою спальню, потому что я не отпускала его майку. Но вместо того, чтобы обратить на меня внимание, он пошел прямиком в свою ванную, где выбросил салфетку в мусорное ведро.
Салфетку, в которой он переносил паука из пункта А в пункт Б?
– Нет никакого паука. – Я хмуро на него посмотрела.
Наши взгляды встретились в отражении зеркала. Он слегка улыбнулся и посмотрел вниз, собираясь открыть кран. Не спеша вымыл руки после, вероятно, выдуманного паука, вытер их, а потом повернулся лицом ко мне. Сделав это, он оттеснил меня своим телом, вынуждая отступить к душевой. Стеклянная дверца была открыта, и я напоролась на нее больным плечом. Я поморщилась.
Хантер взял прядь моих свежеподстриженных волос и погладил ее. Мы оба любовались их поразительной мягкостью. Они были такими нежными, что я боялась, они растают между его пальцами словно масло.
– То, что ты отстригла волосы, не помешает мне схватиться за них, когда мы займемся сексом, – бесстрастно произнес он.
Я отвела взгляд, чувствуя, как краснеет лицо.
– Так в моей спальне есть паук или нет? – спросила я, тяжело дыша.
Хантер, все так же хмуро глядя на мои волосы, сделал еще один шаг вперед. Я снова отступила назад, стараясь не задеть плитку.
– Хитрая маленькая банши, ты заставила нас всех поверить, будто у тебя невзрачная внешность.
– У меня невзрачная внешность, – возразила я, все еще беспокоясь из-за паука.
Он помотал головой, скользнув взглядом от моих волос к глазам.
– Что же мне с тобой делать, aingeal dian? – Хантер обхватил ладонями мое лицо и шею, запрокидывая голову.
Наблюдать, как он рассматривает меня – все равно что быть погребенной заживо. Пока он не посмотрел на меня, я чувствовала, будто живу не в той шкуре, не с тем лицом. От его взгляда я чувствовала себя красивой, и это вызывало серьезное привыкание.
Я невольно сделала еще один шаг назад. На этот раз моя спина с тихим глухим стуком ударилась о плитку.
– Мы должны прекратить, – прохрипела я.
– Что прекратить? – Он притворился невинным, а выражение его лица стало отрешенным.
– То, что между нами происходит. Ты мастер интрижек. Я нет. Я пришла, только чтобы выяснить, есть ли в моей комнате паук.
– Его нет, – просто сказал он и потянулся рукой мне за спину. – И давай перестанем оскорблять твои умственные способности, делая вид, будто все это из-за гребаного паука.
– Ты сам придумал этот план, – напомнила я.
Пока его тело приближалось к моему, такое мучительно горячее, манящее и неотразимое, я размышляла о количестве.
О количестве сердец, погибших после пробужденной Хантером бури.
О количестве раз, когда он слышал «нет» и с легкостью превращал его в «да».
О количестве слез, пролитых из-за этого великолепного создания, неспособного не быть таким, какое есть.
– Да, – процедил он, прижимая меня к стене – моя грудь прислонилась к верхней части его живота, наши бедра оказались на одной линии, а губы почти соприкасались. – Но я никогда не гнушаюсь оскорблять собственные умственные способности.
– Хантер Фитцпатрик, каковы ваши намерения касательно моей добродетели? – Я посмотрела на него, впервые спрашивая его прямо, по-настоящему.
Он ухмыльнулся мне.
– Удивительно, что вы спрашиваете, мисс Бреннан. Боюсь, я нацелен на полное уничтожение.
Одним быстрым движением он включил душ и намочил нас обоих. Я вскрикнула, хватаясь за него, когда холодная вода стала жестоко лупить по моему телу. Услышала его хриплый смех, когда он подхватил меня и обернул вокруг себя, как осьминога, а потом прижался к моим губам, пока я не успела возразить.
Где-то на задворках разума я припоминала, что в гостиной меня ждали подруги и что одна из них был кровной родственницей человека, который жадно поглощал меня в душе, пока мы с ним оба оставались полностью одеты – я все в том же красном платье и туфлях в тон.
А еще от меня не ускользнуло, что я совершала ту самую ошибку, которую еще несколько минут назад, сидя в гостиной, поклялась не совершать, когда Эшлинг напомнила мне, кем был ее брат. Но я была совершенно беспомощна.
В плену его чар.
– Ты омар, – прошептала я посреди поцелуя, когда он принялся языком изучать мой рот.
Я нащупала его достоинство через ткань штанов и стала непроизвольно его потирать, чувствуя, как оно набухает и подрагивает. Он был моим средством самолечения. Моим алкоголем. Моим наркотиком. Моей непрописанной таблеткой от синдрома дефицита внимания, созданной, чтобы повысить мои способности выражения эмоций.
– Это отсылка к «Друзьям»? А то я из поколения Z и не до конца погружен в поп-культуру девяностых. – Хантер отодвинул мои трусики в сторону под подолом платья и принялся ласкать меня пальцами.
Я застонала, когда он снова коснулся меня внутри. Там все еще болело после того, как вчера он проникал в меня пальцами и языком. Но каждый ноющий сантиметр плоти обхватывал его, сжимал и принимал.
Добро пожаловать домой.
– Омары – природные шлюхи. Просто обладают потрясающей репутацией моногамных существ. Что… глупо. Очень глупо. Они в буквальном смысле тараканы океана, – молола я, позволяя ему целовать меня под струями воды. Он замычал мне в шею и спустился поцелуями к моей груди.
– Ненавижу омаров. – Я вздохнула, когда он согнул пальцы так, что все мышцы внутри сжались. Мне отчаянно хотелось оставаться за пределами этого мгновения, впитывать его издалека. – И ненавижу «Друзей».
Хантер прекратил терзать меня и отступил назад. С кончика его прямого, узкого носа капала вода. Его квадратный подбородок с ямочкой и пухлые губы намокли. Капли воды липли к его ресницам – а у него были большие ресницы, как у Зейна Малика [50], что еще сильнее подчеркивало его безжалостную красоту.
– У нас все хорошо? – Он опустил голову. И снова «мы».
Я помотала головой.
– Я знаю, что мы заключили сделку, Хантер, но сомневаюсь, что смогу сделать это снова.
– Что сделать?
– Поцеловать тебя. Отсосать тебе. Позволить ласкать меня ртом. Как ты сказал, все это временно, и я не знаю, как ты выйдешь из этой ситуации, но если быть честной с самой собой, то, я думаю, мне может быть больно, если я позволю этому продолжаться. Я из таких девушек.
– Это из каких?
– Из тех, что привязываются.
– Ты слишком сильная, чтобы привязываться к таким, как я.
– Да, я сильная. Но это не значит, что мне никогда не бывает больно. Это значит, что у меня высокая терпимость к боли. Но я не настолько глупа, чтобы повышать ее еще больше.
