Тангера встряхнула головой, снова улыбнулась, пытаясь отвлечься:
– Добрый вечер! Продолжим?
Нажала несколько кнопок на пульте, и из динамиков приглушённо поплыли звуки «Последнего танго в Париже» Gato Barbieri.
И снова шаги, невероятные, трепетные – попадать в сильную долю, держать баланс, чувствовать напряжённую нить, дышать, погружаться, придумывать жизнь, и не только свою, но и воображаемого партнёра, раскладывать карточным веером, выбирать настроение – грусть, одиночество вдвоём, влечение, страсть, свобода на двоих…
В какой-то момент Диана и Майя оказались не рядом, отражаясь в зеркалах, а напротив, на расстоянии шага. Синие и кленовые глаза встретились, впечатались друг в друга, и сколько было в венах непрожитого, непроизнесённого, неизвестного, выплеснулось в наступление и уклонение, в притяжение и избегание. И пусть расстояние шага не нарушалось, но – изгиб бедра, перекат на ступне, взмывание на небесных качелях, между ними, вокруг, в них – сплавляющий в одно горящий шар – владычество гордого танца, тенью – синхронно движущиеся силуэты, и только глаза держат сознание, готовое взорваться от вскрикнувшей скрипки…
Музыка стихла, Диана неуверенно нажала на пульте «стоп», не отрываясь от лица партнёрши. Майя с трудом пыталась выровнять дыхание, не находя в себе сил отвести взгляд, словно прикасаясь оголённой, обожжённой душой к прохладным, уверенным, умным пальцам, утешающим и ободряющим, всё ещё выплёскивая стиснутую рёбрами какую-то вековую боль в замерший паркет.
Секунды таяли, вспугнутая тишина неловко втиснулась между ними, и волшебный мир внезапно растаял. Верлен, осознав, что бессовестно таращится на Диану, смутилась, вспыхнула кончиками ушей, потёрла внезапно занывший шрам на виске, буквально ладонью поворачивая вбок лицо, отрывая от электрической синевы, словно снимая себя с бьющих током проводов. Не думая, выдохнула: «Господи, неужели так бывает?».
Диана замерла, на долю секунды вдруг вообразив, что Верлен спросила о явственно ощутимом притяжении их тел, и уже готовясь обнять девушку, но потом шёпотом переспросила:
– Что ты имеешь в виду?
Майя замялась, остерегаясь смотреть на тангеру, чтобы снова не впасть в гипнотический транс:
– Скажи, Диана, танго – это всегда так… неизбывно и остро? Так… дразняще и терпко? Так… безудержно и ликующе?
Орлова молчала так долго, что Верлен всё-таки рискнула снова посмотреть на танцовщицу. Заметила, что Диана прикусила губу, а её глаза подозрительно заблестели, и едва сдержала порыв сократить расстояние, приподнять пальцами подбородок, погладить большим пальцем красиво очерченный, неизвестно за что мучимый сейчас рот… Ужаснулась себе, отступила на шаг и, не дожидаясь ответа, быстрыми, решительными шагами отошла к столу. Уже взяла в руки телефон, чтобы хоть чем-то оправдать своё бегство, когда спину мягкими крыльями погладил голос:
– Да, Майя, так бывает. Редко, но… бывает.
Верлен краем сердца уловила, что в этих словах прозвучал какой-то подтекст, но не стала оборачиваться и уточнять, о чём шла речь. То ли о её прозрении в танго, когда со второго занятия ей удалось отдаться господству музыки, то ли о впечатлении, которое она произвела на Орлову, то ли что-то ещё, о чём даже думать оказалось обжигающе-жутко. Майю внезапно пробил озноб, и в сознание настойчиво постучались повседневные вопросы и причины её присутствия здесь.
Думая, что уже пришла в обычное холодно-расчётливое состояние, повернулась, сделала шаг навстречу тангере, подняла взгляд, и тут сердце баскетбольным мячом подпрыгнуло, закружилось в кольце – ямочке под горлом, не спеша падать обратно. Верлен сглотнула, опустила глаза, с удивлением рассматривая задрожавшие пальцы, сжимая их в кулаки и уже всерьёз беспокоясь о собственном здоровье: никогда с ней не было такого, чтобы и в жар, и в холод, и пульс оглушительными молотами в висках, под лопатками, в коленях, и слабость, и дрожь… Сделала несколько глубоких вдохов, собираясь с духом, потом медленно и негромко проговорила:
– Сегодня уже поздно для ужина. Могу я пригласить тебя завтра в ресторан? Мы поговорим о наших дальнейших планах.
Увидев, как заалели щёки Дианы, запоздало сообразила, что это приглашение может выглядеть двусмысленно, известно же, какие отношения привлекают танцовщицу, и изумлённо отметила, что мысль о свидании с Дианой и страшит, и будоражит её. Ругнулась на себя: «С ума сошла, вот точно, совсем уже крыша поехала с этими танцами и прошлой Мартовской жизнью! Ты разговариваешь с возможным заказчиком убийства! И вообще, ты же не такая, как Марта!». Очнулась, заметила, что Орлова всё так же внимательно изучает её, снова отвела взгляд и пробормотала:
– У меня есть несколько вопросов о Марте.
Взгляд Дианы стал больным, и танцовщица отвернулась. Сделала несколько шагов по паркету, запустила руки в чёрную копну волос, потёрла лицо и куда-то в ладони ответила:
– Я не могу завтра вечером. У меня занятия допоздна. Но я могу с тобой позавтракать.
Майя даже не задумалась над тем, что могла значить эта фраза, и спокойно ответила:
– Я встаю очень рано и не завтракаю в городе. Может, тогда пообедаем?
Диана подумала, что ослышалась, и горестно-изумлённо посмотрела на Верлен, лихорадочно и немо крича в себя: «Я только что, именно я, не мне, как случается обычно, предложила тебе провести вместе ночь, и что в ответ? Господи, да что происходит? Неужели только мне очевидно, что между нами творится? Или я придумала себе, что тебя ко мне тянет? Я никогда до сих пор не ошибалась! Ты издеваешься надо мной, что ли? В жизни не видела таких бесчувственных женщин, чтоб ты провалилась! Принесло тебя на мою голову! Ты такая же холодная, как твой бриллиант, от которого я не могу отвести глаз, потому что он, прах его побери, опускается к твоей груди, а я хочу быть на его месте! А, чтоб тебя…».
Орлова крутанулась на месте, взметнув юбкой, и сделала несколько стремительных шагов к двери, когда услышала негромкое:
– Диана? Я что-то не так сказала?
Проскользнувшая в шероховатом голосе осенняя щемящая грусть, от которой захотелось заплакать, остановила её. Вспышка бунтующей ярости от того, что её отвергли, сгинула, будто её и не было, осталась только тоска, распоровшая сердце, как рыболовный крючок живца. Тангера внезапно ощутила, что не может просто так, ничего не объясняя, уйти из зала: «Может, ты и вправду ещё ничего не понимаешь? Тебе грустно? Мне тоже. Но, видимо, по разным причинам. Но я так просто от тебя не отступлю. Тебе нужно время? Я дам его тебе. Но немного, иначе я за себя не отвечаю!». Обернулась, ласково улыбнулась:
– Извини, я что-то на эмоциях сегодня. Конечно, давай завтра пообедаем. Ты позвони, ладно? Я свободна до 14 часов, потом занятия. Ну что, пошли по домам?
