«Спасибо, ты настоящий друг!»
«Тебя там Чебурашка из голубого вагона покусал? Я же говорил: я не верю в дружбу. У нас деловое сотрудничество. Тебя девчонки, кстати, искали. Спрашивали, не надумала вернуться?»
Я тихонько улыбнулась, смаргивая слезы с глаз.
Как будто на самом деле возвращалась домой.
Вот только сердце тянуло тяжелой нудной болью.
Сердце ни в какую не хотело соглашаться, что в Москве мне будет лучше. У него там, позади, осталось что-то очень важное. И хотя телефон этого «важного» по-прежнему не отвечал, крошечный кусочек надежды шевелился и не давал заживать свежей ране. Бередил мое бедное сердце. И так и не позволил уснуть до самого утра. Я сидела на своей полке под храп всего вагона, смотрела в сереющее рассветное небо и просто ждала.
Ведь так не могло длиться вечно.
Что-то должно было случиться.
Отправление поезда — всегда предвкушение чего-то захватывающего.
А прибытие — возвращение в реальность. Даже если в том городе, куда он прибыл, тебя ждет миллион чудес. Но те минуты, пока пассажиры, торопясь и ругаясь, выволакивают свои чемоданы по узким коридорам, выходят из вагона и расталкивают назойливых носильщиков — почему-то невероятно грустные. Будто во время пути было открыто множество дорог, а теперь осталась только одна.
Проводница помогла мне вынести оба чемодана и рюкзак, я спрыгнула на перрон, глубоко вдохнула тот особый запах московских вокзалов, и…
Мне показалось, я схожу с ума.
В одно мгновение реальность разлетается на куски, мир теряет цвет, свет, звук — остается только он.
Богдан.
Стоящий напротив меня.
В трех.
Бесконечно.
Далеких.
Шагах.
И тут же — в одно мгновение — я уже рядом! — так близко, что тяжело дышать, — в его руках! — так крепко они меня стискивают — горячие губы касаются моих губ — и все! — больше ничего нет — соединяющее нас дыхание и горячие дорожки слез на моих щеках.
А потом он тяжело покачивается, и смертельная бледность заливает его лицо.
Глава Богдан
— Ты дурак, что ли?! Лежи спокойно! И вообще — просто позвонить не мог? — Дашка дергается, и прикладывает лед к моему виску, и начинает верещать как сирена, когда я пытаюсь приподняться с гостиничной кровати.
Ее забота так приятна, что я снова и снова это делаю, хотя голова кружится прямо-таки не по-детски.
— Я должен был привезти тебе доказательство, — счастливо улыбаюсь, чувствуя ее прохладные пальцы на лбу.
Вон оно, лежит на столе — бледно-розовое с золотыми буквами «Свидетельство о расторжении брака». Все, я теперь со всех сторон честный человек. А что немного покоцаный, так это даже приятно. Подвиг совершил ради любви. Несся потом без отдыха восемь часов, чтобы обогнать поезд и встретить мою невесту раньше, чем она успеет обзавестись тут, в Москве, новым женатым красавчиком. За ней глаз да глаз.
— А если бы ты по пути сознание потерял? Обо мне ты подумал?!
Она чуть не плачет… плачет, быстро смахивая пальцами слезы, и снова меняет компресс на виске. Голове досталось сильнее всего — вырубило меня надолго. Все остальное — просто ссадины, хотя, чувствую, мне попадет за дыру в боку, которая уже потихоньку начинает кровить. Слишком сильно я обнимал мою Дашку, увидев ее, выходящую из поезда. Не было у меня шансов поберечься. И хромоту она пока не заметила.
За все попадет, думаю я мечтательно и, придерживая одной рукой полотенце со льдом, другой сгребаю ее и опрокидываю на кровать.
— Мне нужен компресс на все тело, госпожа медсестричка. Причем срочно. Раздевайтесь. — И целую ее куда-то в шею, вдыхаю любимый запах. Соскучился так сильно, что, кажется, продолжаю скучать даже сейчас, когда она у меня в объятиях.
— Нет, ты что! — Дашка барахтается, пытаясь аккуратно вырваться, чтобы не навредить мне. Без шансов. — Тебе хуже станет! Скажи спасибо, что послушалась и «скорую» не вызвала!
— Иди ко мне немедленно. Под одеяло. Голая! Или я…
Задумываюсь, чем ей можно угрожать.
Вскакивать и танцевать я и сам не рискну. Остатки мозгов у меня еще есть.
Шутить о том, что не женюсь на ней, — ну уж нет! Снова только мне хуже.
— Не расскажу, как все вчера было!
— Ну ты и… — Она перестает возиться, приподнимает голову и смотрит мне в лицо оч-ч-чень осуждающим взглядом. И даже золотые молнии в темных глазах сверкают как-то с угрозой. Чую, аукнется мне этот ультиматум в будущем.
А сердце поет: в будущем! Аукнется! У нас будет это будущее, будет вместе, будет на двоих. Мы еще будем ссориться, ругаться, ставить ультиматумы, угрожать развестись и забрать детей. Как все нормальные люди.
Единственное, чего мы не будем делать, — расставаться. Даже на день. Больше никогда. Никогда вообще.
Потеряв надежду разбудить во мне совесть, Дашка тяжело вздыхает и встает.
— Погоди, только душ приму, — просит она. — Пять минут!
И скрывается за дверью ванной. Оставляя мне эти пять минут, чтобы придумать, как бы отредактировать тот треш, что происходил последние сутки, чтобы не напугать ее.
Глава Как не надо разводиться, часть первая
По пути к посреднику интуиция орала и била в колокола — и не зря. Два дня подряд мне просто не удавалось с ним встретиться. То слишком поздно, то ЧП, то авария, то еще какая-то беда. Окончательно выбесившись, я приехал вечером к нему домой и аккуратно переговорил под взглядами жены, детей и родителей. Без жести, спокойно. Как я и думал, никаких, оказывается, у нас сложностей не было, просто кто-то вовремя не подписал бумаги. Раньше на слово друг другу верили, а теперь — вдруг! — человек решил заупрямиться. И глаза отводил нехорошо. Можно было бы надавить немного, но уже не оставалось времени, а вернуться к разводу мне было важнее, чем сейчас выяснять, где у нас дыра в процессах.
Успею еще разобраться.
Сам себе удивлялся. Всегда дело было на первом месте. Семья — это поддержка, источник энергии, приятные вечера и обустроенный быт.
Когда все успело перевернуться с ног на голову? Или с головы на ноги?
Когда выполнить обещание, данное Даше, стало важнее, чем наказать саботажников в компании?
Процессы я всегда заново отстрою, а вот моя женщина — незаменима.
Встал пораньше и погнал обратно, отправив Дашке сообщение, чтобы ждала меня. Я точно знал, что будет, — и эта уверенность шебуршилась где-то в груди теплым пушистым шариком, похожим на котенка. Грела, трогала лапками и обещала, что все будет отлично.
В отличие от интуиции, которая, вопреки логике, не утихомирилась, когда я подписал все, что требовалось, и поставки снова отправились в путь.
Наоборот.
Выскочил на заправке купить чипсов, забыв телефон, и когда вернулся, на нем висело три не отвеченных вызова от матери и один от отца. Внутри что-то взвыло безумной баньши: «Вот видишшшшшшшь!»
Пальцы скользили по экрану вхолостую, пока я набирал родителей снова и снова. Они почему-то не отвечали. В другой день отмахнулся бы: пошли на речку, зачем там телефон? Сегодня на сердце было неспокойно, и я позвонил Витьке.
— Аллу набери, — коротко бросил брат и отключился.
Воображение уже нарисовало инсульт, инфаркт и два пожара с аварией, поэтому я и не подумал сопротивляться. Разумеется, если что-то случалось — связывались со всей родней, и Алла ею пока еще оставалась. Пока.
Дай бог, чтобы сегодня это изменилось.
Тревога запустила загнутые когти глубоко в плоть, но все равно, прикидывая маршрут до больницы, я упорно включал туда поворот к загсу.
Алла ответила сразу.
— Так и знала, что ты не сможешь без меня. — В ее голосе было сытое удовлетворение, как у обожравшейся змеи.
