— Что с родителями? — процедил я сквозь сжатые зубы.
— Да ничего с ними не случилось, я просто хотела с тобой поговорить, а ты на мои звонки не отвечаешь…
Я на них не отвечаю, потому что ее номер в черном списке. И, как мы видим, не зря.
Но облегчение от того, что дурные предчувствия меня обманули, было таким сильным, что по мышцам растеклась горячая слабость. Я откинул голову и снял ногу с педали. Пять минут. Закончу разговор и поеду. Чертова кукла! Сколько нервов она мне сожрала этими фокусами за десять лет и все никак не угомонится!
— О чем?.. — выдохнул я.
Правая рука потянулась в сторону пассажирского сиденья, привычно ожидая касания пальцев Даши, но ее не было рядом. А я, оказывается, привык к молчаливому теплу и поддержке рядом, к легким прикосновениям, означающим, что она со мной и всегда поддержит.
Досадно. Но это ненадолго.
Уже совсем скоро мы будем вместе.
Интересно, никак нельзя устроить ее к нам? Может, добавить еще одну услугу — дизайн-проект домов? Прям полный комплекс от фундамента до интерьера — и жена под боком?
— Заедешь ко мне на пять минут перед загсом? — напомнила о себе реальность голосом Аллы в трубке.
— Зачем? — ощетинился я.
— Не телефонный разговор, Бодь.
— У меня нет времени на твои истерики, Ал. Все уже решено, — устало сообщил я.
— Чего ты боишься? — В голосе пряталась ядовитая насмешка. — Не прикую же я тебя дома к батарее, а? Просто решим пару деловых вопросов. Нам еще имущество делить, дорогой мой муж. И лучше полюбовно. Или хочешь в суд?
— Не хочу.
— Вот и отлично… А то там по ходу дела могут выявиться неожиданные обстоятельства. Вроде моей беременности. Например.
— Это невозможно, — лязгнул я челюстью и почувствовал, как впившиеся в меня когти тревоги раздирают плоть, пропахивая в ней кровавые борозды.
Вот оно.
Не бизнес. Не родители.
Это.
— Ну, Бодь… Точно это мы узнаем только после родов, через много месяцев. Я же не дам рисковать жизнью ребенка, проводя эти тесты во время беременности… — Голос Аллы был певучим и нежным, словно она уже укачивала несуществующего малыша. — Может, и развод отменим, пока суть да дело. Ты передумаешь. А, Бодь?
Я молчал, только крепче сжимая челюсти и стискивая телефон так, что тот начал потрескивать в ладони. Вот тварь…
— Ну или заедешь, подпишешь бумажки — и свободен.
— Так вот в чем дело… — выдохнул я. — Просто хочешь больше денег.
— Да, милый, больше денег… — пропела Алла покладисто. — Приедешь?
— Понимаю. Хорошо. Приготовь все. Позвоню, как буду рядом.
Телефон едва выжил, но опасно крякнул, приземляясь на переднюю панель. Спохватившись, я вернул его на держатель.
Я не думал, что подписание документов займет много времени. Отдам этой твари все, что она запросит, если это единственная возможность от нее избавиться, — и уеду. Но все равно непроизвольно гнал, выжимая под максимум. Лишь бы избавиться от своего прошлого как можно скорее.
Глава Как не надо разводиться, часть вторая
Чуть не впилившись в пару поворотов, за которыми мрачным напоминанием о соблюдении скоростного режима торчали покрытые дорожной пылью пластиковые веночки и кресты, я все же попытался успокоиться и послал Даше сообщение, что могу опоздать. Лучше приехать на час позже, чем не приехать вообще. И даже скорость сбросил — увы, недостаточно. Она перезвонила, и пока я вслепую попытался нашарить, где там громкая связь включается, не заметил всех признаков засады на трассе. За поворотом меня и тормознули, я едва успел ответить на звонок, и тут же пришлось телефон вырубить. Пока суть да дело, пока оформляли и танцевали танцы намеков на откупиться на месте, опаздывать я стал еще хлеще.
К дому Аллы — бывшему своему — подкатил уже ближе к двенадцати. Выключил бы телефон с утра — уже бы развелся спокойно и разруливал остальные проблемы свободным человеком.
Но я знал, что если бы с родителями что-то на самом деле случилось, — не простил бы себе. Тысячу раз на этом Алка или Витька будут играть — и тысячу раз поведусь. Как иначе-то?
Но досада скребла по сердцу, саднила чем-то неучтенным. Или чертова интуиция намекала? Но не мог я не попытаться разойтись с Аллой окончательно. Деньги — пыль. Еще заработаю. Я свою Дашу ждал столько лет, не для того чтобы потерять из-за каких-то копеек.
Вышел из машины, подхватив телефон, и только тут с досадой вспомнил, что не перезвонил. Ладно, пусть только дождется. Зацелую насмерть, заглажу вину всем, чем смогу. Лишь бы уже вместе.
— Богдан!
Алла ждала у своего «мини». Эффектная — любила она одеться в тон машинке и изображать в нашем родном болоте столичную штучку. Забавно, что даже в этом Даша ее умудрилась обойти, нисколько не стараясь. По ней было видно, что она и правда только из Москвы, и остро-модные шмотки она носила так небрежно, как умеют носить только там, где все так ходят.
— Сядь, — поджала свои алые губы моя почти бывшая благоверная. И сама забралась в салон, щелкнула замком. Я втиснулся следом за ней. Двигатель негромко тарахтел, играла музыка — словно мы собираемся поехать в кино или в клуб в соседний город, а не прощаемся навсегда.
Капля ностальгии такая напоследок. Чтобы не жалеть.
Алла зашуршала бумагами, стала доставать из папки один листок за другим, протягивать мне, совать их в руки. Они заполоняли салон огромными белыми бабочками, разлетались в разные стороны.
— Значит, ты оставляешь мне квартиру, машина моя, конечно, дача вообще родительская была, — нервно, как-то скомкано бормотала она, подсовывая мне ручку и заставляя расписываться на каждом листке. — Наши сбережения, ценные бумаги… Что насчет бизнеса, Богдан?
И уперлась в меня слишком пристальным взглядом. Сжала губы так, что они побелели даже под алой помадой.
— Совесть есть? — спросил я. — Давай вот еще мое дело жизни пилить будем. Там бабла даже с оборотом меньше, чем в квартире нашей с ремонтом и обстановкой. И кредит отдавать.
— Квартиру с ремонтом уже не считаем, дорогой, ремонт уже никак не отделить, так что… Да. — Алла как-то нехорошо улыбнулась. — Будем пилить.
— Черт с тобой! — Я быстро прикинул, у кого можно взять в долг, чтобы выплатить ей половину. — Дай сюда.
Я потянулся за листком, но Алла вдруг его отдернула от моих пальцев и склонилась ко мне, глядя своим странным взглядом чуть исподлобья.
— Сначала поцелуй.
— Ал!
— Ты совсем меня разлюбил? — спросила она, склонив голову, наивно, словно девчонка.
— Я с тобой развожусь. Кажется, это ответ.
— Не верю, что ты всерьез. — Она растянула алые губы в улыбке. — Ты ведь девчонку эту и не знаешь толком. Поваляешь и забудешь.
— Эта девчонка за месяц показала мне больше любви и заботы, чем ты за десять лет… Впрочем, что говорить, ты не поймешь. Давай свою бумажку, Ал… — Я вдруг почувствовал усталость, как часто бывало во время ссор с ней, когда было уже проще на все согласиться, чем продолжать. — На эти деньги ты со своим Витенькой сможешь умотать и стать настоящей француженкой, как мечтала.
— Я тебя люблю! — вдруг с истерической ноткой прошептала Алла. — Тебя! Ты не понимаешь?
Глаза у нее блестели.
Я все-таки вывернулся и выхватил последний листок. Подписал и дернул ручку двери.
Она не открылась.
— Не думаю. И не думаю, что любила когда-нибудь, — спокойно сказал я. — Теперь я знаю, как выглядит любовь. Поверь, мы ошибались, у нас была не она. Все, выпусти меня, я тебе все отдал.
— Я не отдам тебя ей.
Она сказала это спокойно, отвернувшись от меня. Положила руки на руль. Ворох бумах опал, отхлынул морской пеной куда-то на задние сиденья.
— Мы же договорились.
— Все деньги — ерунда… — сказала она очень тихо и медленно, как в фильме ужасов, повернула ко мне лицо. Ее зрачки расползлись на всю радужку, глаза были черными и безумными. — Мне нужен только ты.
