— А ко дну не пойдёшь? — насмешливо интересуется Павлик, поправляя кепку. Она единственная додумалась взять головной убор, а вот у остальных есть шансы схлопотать солнечный удар. Кроме меня, я умная девочка — соорудила из топика бандану.
— А он мне на что? — шея резинового фламинго с любовью стискивается. Слишком с любовью.
— Найти себе девушку, — советую я.
— Да где её взять? Не ищется. Так кто со мной целлюлит растрясывать? Девчата, подъём!
— Я пас, — переворачиваюсь на живот, подкладывая руки под подбородок. — Мой целюль всегда со мной, никому не отдам.
— А я окунусь, — поддерживает затею Демидова, стаскивая лёгкий вверх под которым прячется купальник и яркий павлин с распушенным хвостом на спине.
— Тогда и я, — Нечаев оживает на глазах. Только что скулил, что пошевелиться не может, а тут подорвался ужаленным. Позёр.
— Ну и я с вами, — уже стянув сандалии, Агата замирает в растерянности. — Слушайте, а в воде могут быть змеи?
— Вопросик на миллион, — хмыкаю, с удовольствием потягиваясь. — Это тоже самое, что спросить: живут ли на помойке крысы?
— То есть, да?
— Конечно, ты берег видела? Им там самое раздолье.
— Тогда я лучше посижу. Терпеть не могу змей.
— Да не сцы. Максимум, на кого можно в этих местах напороться — на ужа. А он безобидный.
— Ммм, нет. Спасибо.
— Тогда у меня для тебя плохая новость. Туалет отменяется.
— Почему?
— Потому что на суше они тоже шляются. Внимательней осматривай перед сном палатку, чтоб радость наутро не обнаружить.
— Ты серьёзно?
Бедная Тумасова.
— Частично, — сжаливаюсь над ней после осуждающего пинка Михеева. — В палатку вряд ли заберутся, а вот если пойдёшь в кустики — ступай аккуратнее.
— Замечательно. Просто замечательно, — ну всё, чьей-то фобии пришёл писец.
— Не слушай её, — меня снова пинают. На этот раз не столько осуждающе, сколько сердито. — Они нас боятся больше, чем мы их, а тут место людное, постоянно кто-то ошивается. Все кто здесь когда-то водился, давно более тихие места нашли.
— Скажи это змеюкам, — решительно не согласна. — Я одного на нашем участке недавно нашла. А, так на минуточку, обжитый сектор.
— Замолчите, оба. Иначе я прямо сейчас поеду домой, — шикают на нас.
— Куда? К Гришке? — ну простите, не могу сдержаться. — Если что, я его к кустам с розами относила. Куда потом он свалил, не знаю. Надеюсь, не к соседям. Там местный барбос его бы быстро загрыз.
— Каминских, захлопнись! — сердито швыряются в меня вишней.
— Молчу, молчу. Лучше по банкам что ль постреляю. Сгребайте тару.
— Из чего стрелять собрать?
— Как из чего? — придвинув валяющийся рядом рюкзак, лезу внутрь, вынимая кожаный чехол. А оттуда и пистолет. — Зря что ль прихватила?
— Софа, ты нормальная? — с выпученными зеньками таращится на меня Злата.
— Чё напряглись-то? Это пневмат обычный. Слабенький.
— И зачем он тебе? — у Михеева так вопросительно вздёргивается бровь, будто я Калаш из пустоты материализовала. Всего лишь МР 654к.
— В смысле, зачем? — теперь приходится вставать. На складной табуретке сооружаю в противоположной части поляны подобие пирамиды из освободившихся жестянок. — Я девочка свободная, красивая, молодая. Как мне иначе со спокойной душой шататься по заброшкам ночью и рисовать в подвалах пентаграммы? — тишина. — Не смешно?
— Нисколько.
— Жаль. А если без рофла, дед подарил на шестнадцать лет. Так, а ну брысь, — отодвигаю его разбросанные ноги, чтоб не мешались и, прищурившись, оцениваю расстояние. — Далековато взяла, да?
— Ты? Возможно.
— А ты?
— Дай сюда, — Гера приподнимается на локтях, проверяя наполненную шариками обойму и снят ли предохранитель.
— Всё там как надо. Баллон заправлен, тринадцать выстрелов, — он думает, я им не умею управляться что ли? Обидно, знаете ли.
Михеев не отвечает. Молча передёргивает затвор и, прицелившись на вытянутой руке, стреляет. Снова передёргивает и стреляет. Затем ещё, ещё и ещё. И ещё. Как итог, шесть подходов — шесть выбитых целей.
— Подумаешь.
Если знать основную хитрость, когда во время прицела надо выровнять мушку и задний целик на одной линии, то промахнётся только слепой. Хотя да, не спорю, с его положения стрелять не особо сподручно. Но это всего лишь банки. Вот были бы подвешенные на дереве монетки…
— Не впечатлило?
— На, вместо приза, — торжественно вручаю ему прокоптившуюся сосиску. — А игрушку отдай.
— Чего бесишься-то сразу?
— Никто не бесится, — возвращаю слегка помятые мишени со следами дырок на место и снова отхожу на приличное расстояние.
— Бесишься.
— Не мешай, — тоже передёргиваю затвор, приводя пистолет в боевой режим, и прищурившись, навожу на цель. Верхушка пирамиды слетает, не выдержав законов физики.
А Гера уже оказывается за моей спиной.
— Иначе промажешь?
Игнорирую его и снова стреляю. Второй пошёл. Затем и третий.
— Долго целишься. В пейнтболе бы тебя давно подбили.
— Не жужжи, отвлекаешь.
— Умей абстрагироваться. Тебя слишком просто сбить с толку. И ноги разведи, для устойчивости, — сопровождая слова с делом, чувствую его ладони на внутренней части неприкрытых шортами бёдер. Кожу пронзает иголками. Абстрагироваться? Да он издевается?
— Слушай, свали, а. А то пальну в тебя, — стиснув зубы, стараюсь не поддаваться на провокацию, но когда, скользнув выше, меня приобнимают за талию, прижимая спиной к груди, становится уже бесполезно пытаться. — Блин, ну так невозможно.
— Угу.
Изворачиваюсь, чтобы встретиться с ним взглядом.
— Что угу?
— Угу — это значит, ты смотришься чертовски сексуально.
— Да уж чувствую, — пятой точкой прям вот прекрасно.
— Ой, всё. Я-то думал, ща кому-нибудь в ногу шмальнут, а то пошла ванильность. Без меня, я только поел, — Нечаев, крейзи мен, даже не проверяет берег — сразу сигает в воду.
Но даже за вычетом его свидетелей остаётся слишком много.
— Пошли, пройдёмся? — предлагает Михеев. — Не будем давить людей "ванильностью"?
— Пройдёмся — типа, пройдёмся? — чешу дулом щеку, запоздало вспоминая, что пистолет вообще-то заряжен. Ой. — Или секс на свежем воздухе включён в экскурсию?
У меня мягко забирают пневмат, ставя на предохранитель.
— В экскурсию включён разбор полётов. Пошли, — привлекая за шею, утягивают меня за собой.
Ооу, возвращаемся к нерешённому вчера вопросу? Надеюсь, сильно бить не будут.
[1] Диснеевский мультфильм
Глава семнадцатая. Мы начинаем в конце
— Ты тоже заметил, что Чеширская краля себе на уме?
— Не а. Баба как баба.
Павлик тоже меня, кстати, поддержала, так что дело точно не в моей мнительности. Правда в промывание косточек Демидова впряглась без особого энтузиазма, слишком замороченная собственными заботами.
Пока мы нарезали огурцы как бы между прочим шепнула, что скоро ей придётся взять незапланированный отпуск и уехать домой. Жених объявился. Хочет свадьбу сместить со следующего года… на конец лета. Этого.
Очень сильно, видимо, ему не понравилась идея “романтического” дуэта. Могу только догадаться, как не понравится Тиме эта новость. Паулина тоже это понимает, поэтому пока оттягивает момент. Рассказала только мне. Как бы не пожалела, я язык за зубами держать не умею. Не специально, но обязательно проговорюсь.
Уже сейчас так и подмывается поделиться этим с Герой, но держусь. Перевожу все стрелки, вон, туда, где сплетничать можно.
— Реально, ничего не заметил?
— Будто я на неё смотрел.
— А куда смотрел?
— Под ноги. На мангал. На тебя.
— О… Приятно слышать, что я затесалась в этот списочек. Но всё равно, она мне не нравится.
— Главное, чтоб нравилась ему.
— Ну… Чешир романтичная натура, если влюбится — с шорами ходить будет. Даже Нечаев в этом плане практичнее. Присмотрится, оценит, подумает и только потом уже с крышей попрощается.
