все растворяется. Остается только грубый, глубокий поцелуй, который так схож с тем, как касался меня Харитон. Он ставил клеймо каждый раз, когда целовал. Он выпивал меня до дна. Он буквально рвал меня на части, делая все чувства и эмоции настолько острыми, что, кажется, кончить я готова от малейшего прикосновения. От одного такого влажного поцелуя. От того, как пальцы ныряют во влажные трусики, нащупывая мягкие складочки, готовые раздвинуться в любой момент.
Но во всем этом я не чувствую страсти. Только гнев. Хотя откуда бы ему взяться.
— Будь нежнее, – прошу я сипло.
— А зачем мне быть нежнее с женщиной, которая решила соблазнить чужого мужа.
Меня словно водой ледяной облили, и я открываю глаза, наблюдая. Как маска Луки спадает, открывая злое, такое знакомое выражение лица.
— Я до последнего надеялся, что ты не раздвинешь ноги перед чужим мужиком, Ева.
****
Сколько времени нужно мозгу, чтобы обработать полученную информацию? Обычно не более нескольких мгновений. Но сейчас они казались вечностью. Они тянулись и тянулись, секунды превращались в минуту, а я все лежала, считая удары собственного сердца, соображая, что за гадость он сказал.
Он. Не. Лука.
Он. Харитон.
И когда вся мерзость ситуации дошла до самого центра нервной системы, возбуждение схлынуло, рождая собой новое, глубокое ощущение проснувшегося вулкана. Ногти, что гладили гладкую ткань рубашки, внезапно превратились в когти, которыми я тут же надавливаю, наблюдая, как этот придурок изгибается от боли, а зубы в клыки, которыми я тут же впиваюсь в шею. Но вместо того, чтобы просто добить человека, который снова надо мной поглумился, который снова меня обманул, я отталкиваю его.
— Больная! Ты меня убить хочешь? – орет он мне в спину, когда я хотела быть нормальной и просто уйти. Просто дойти до города, взять машину, доехать до дома, забрать сына и скрыться, просто скрыться навсегда. Снова. И больше. Никому. Никогда. Не верить. Но он не оставил мне шанса. Он провоцирует меня снова и снова.
— Это я больная?! Это я больная! А ревновать к самому себе это по-твоему, что? Не повод обратиться к психиатру?
— Я, – он теряется, трет кадык, который я чуть не вырвала, и словно придумывает, что сказать.
— Ладно, ты, ладно, ты хотел поглумиться надо мной, но Данила-то чем это заслужил!? Видеть, как ты чужого ребенка называешь сыном.
— Он все знал. Я сразу ему сказал.
— Что? – еще шаг назад, застываю в неверии. – То есть вместо того, чтобы учить его хорошему, ты учишь врать матери?! А потом еще и обвиняешь меня в неадекватности? Пошел ты знаешь куда, Черепанов?!
— Вот ты скажи, — хватает он меня за руку, когда снова уйти пытаюсь. – Ты бесишься, что мы в итоге так и не трахнулись, или что я тебя обманывал.
— А в твою тупую башку не приходило, что обижаться можно на все?! На то, что обманывал, на то что, сына настроил против меня, на то, что рисковал моим сыном, удовлетворяя свое эго. А показательная сцена в душе тоже была частью плана? Или ты на этой рыжей мымре специально женился в мое отсутствие? – вырываюсь снова и иду в сторону мостика, по которому мы проехали на мотоцикле.
— Ну так значит к психиатру идем вместе, раз ты ревновала чужого мужа к его жене.
— Дебил. Не разговаривай со мной. Не приближайся ко мне. Ты опасен для общества!
— Только для тебя, – снова хватает он меня и удерживает в руках между мостиком и твердой землей. – Я не хотел заниматься с тобой сексом как Лука, я хотел…
— А о чем-нибудь кроме секса ты можешь говорить и думать?
— Это говорит мне та, которая напросилась на поездку только для того, чтобы пощупать чужого мужика. Это говорит мне та, которая соблазнила меня под носом восточного тирана. Это говорит мне та, которая, даже ругаясь со мной, возбуждается как мартовская кошка.
— Нет такого выражения. Только мартовский кот. Но ты не кот. Ты лось. Большой и тупой, отпусти меня! Я уеду, ты больше никогда меня не найдешь!
— Вот по этой причине и потребовался весь маскарад. Прознай ты, кто я, тут же сорвалась бы на бег, а я не намерен тебя отпускать.
— А оскорблять меня входило в планы?
— Погорячился. Ева, серьезно. Я хочу, чтобы ты знала, кому отдаешься. Ну? – продолжаю дергаться, не хочу его слушать, но приходится.
— Баранки гну! А повар? Он вообще существует?
-Нет, конечно. Я просто хотел угостить тебя паштетом, который готовила твоя мама. Я вспомнил, представляешь. А здесь, — он дергает головой на небольшой домик, почти полностью заросший зеленью, — нам никто не помешает. Хочешь, будем ругаться, хочешь, будем… Мириться
Он проводит по моей щеке носом, но я не могу так просто сдаться, потому что вопросы теперь хочется задавать мне.
— Я не собираюсь с тобой мириться и вообще, что бы ты не сказала, что бы ты не сделал, ты все равно останешься обманщиком, который причиняет людям боль, все время. И я не хочу, чтобы сын…
— Замолчи. Замолчи и послушай. Да, потребовался спектакль, только потому что ты мне не доверяешь.
— А как я должна тебе доверять, если ты поступаешь вот так, глумишься,
тролишь, обманываешь, ты специально издевался, и ты еще ничего не сказал про ту женщину в душе.
— В душе был не я.
— Я так тебе и поверила.
— Помнишь, я про Юлия рассказывал. Капитана. Так вот это его семья.
Судя по его улыбке, я должна расцвети, но все становится только хуже. Мне хочется убить его.
— То есть не только ты веселишься, выставляя меня дурой, но и еще дал возможность посмеяться другим. Отлично. Просто отлично! Все!
— Ева! – кричит он мне в ухо, продолжая удерживать, я уже не чувствую земли, лишь пустоту, которая меня забирает. Буквально утягивает как водоворот. И я бы уже умирала от ужаса, от страха, больше никогда не увидеть сына, придурка Харитона, если бы не его рука, продолжавшая меня удерживать, пока мы падали.
Холодная вода мгновенно укрыла нас своим покрывалом, из которого мы пытались выбраться как котята. Течение оказалось сильным, оно уносило нас все дальше от места, где Харитон устроил нам траходром. И страх поглощал
