как уводят скулящего Макса, как Илья непринуждённо берет меня за руку и ведет к дому. И не понимала, как меня так угораздило?
– Я приготовил тебе подарок, – объявил мне Илья в преддверии нового года. Я вымучено улыбнулась.
Да, у меня тоже для тебя имеется подарочек. Только мне отчего-то кажется, что ты не сильно ему обрадуешься. Так мне подумалось. Озвучивать свои мысли, конечно же, не стала.
Я узнала, что беременна уже давно. И тогда в принципе можно было сделать аборт. Но для меня само это слово равно убийству. Это мы виноваты. Мы, взрослые люди, у которых от страсти заволокло разум, и они забыли, как правильно избегать беременности. Нет, мы предохранялись. Но не всегда и не особо старательно. И получили, что имеем. Вернее, имею я. Илья на данный момент ничего не знает и у меня не хватает смелости сказать ему. Может быть в следующем году. Потом…
– Что, даже не спросишь какой? – отложил приборы, уставился на меня с подозрением.
– Прости, задумалась, – улыбаюсь ему мягко и всем своим видом демонстрирую заинтересованность. – Что за подарок?
– Салон красоты. Ты же хотела свой бизнес? – передо мной на стол официант кладёт папку с бумагами, и я ошарашенно открываю её. Так и есть. Дарственная на моё имя.
– То есть, ты даришь мне салон красоты? – я отметаю мысль, что он даже не поинтересовался у меня, хочу ли я салон. Но, с другой стороны, бизнес он и в Африке бизнес. Почему бы не начать с салона красоты?
– Именно так. Тебе не нравится? – Илья напрягается. Он вообще не умеет принимать собственные поражения, потому что у него их не бывает. Но сейчас нервничает. – Можем поменять на что-то другое.
– Нет-нет, Илюш… Мне всё нравится. Правда. Прости, что я не прыгаю до потолка и не визжу от радости. Просто… Я беременна, Илюш, – сколько я не готовилась, сколько не пыталась сказать ему, как доходило до разговора, у меня отнимался дар речи. А сейчас вот сказала. Неожиданно легко, хотя не без страха.
Теперь же отнялся дар речи у Филатова. Он смотрел на меня своим ледяным взглядом и… Пожалуй, самым ледяным из всего его арсенала. О чём думает? Что сейчас ответит?
– Илюш? – напомнила о себе, когда пауза затянулась до неприличия, а Филатов, наконец, моргнул.
– Нам ребёнок сейчас не нужен, Варь, – назвал меня по имени, что означало – он настроен серьёзно.
– Это ты так решил? – спросила пока ещё спокойно, но явственно ощутила, как внутри накапливаются обида и раздражение. Нам, видите ли, ребёнок не нужен! А меня кто-нибудь спросил?
И тут же, практически мгновенно пожалела о том, что рассказала ему. Что ж, в любом случае, на аборт я не пойду.
– Варь, не начинай. Я тебе сказал…
– Да я слышала, что ты мне сказал! – швырнув на стол его подарок, я резко поднялась и схватилась за край стола, потому что закружилась голова. – У нас всегда так. Говоришь ты один, а я слушаю. Только сейчас, Илья, случай не тот совершенно. Ясно? Я мать этого ребёнка, и именно я буду решать, рождаться ему в семье или вне её! Заметь, об аборте речи не идёт!
На нас уставились все, кто сидел рядом, а это по меньшей мере десять человек за разными столиками. Но ни меня, ни уж тем более Филатова это не смущало. Он медленно поднялся, опираясь руками о стол по обе стороны от своей тарелки, чуть склонился вперёд.
– Села. Быстро.
– Нет. Пока ты хотя бы не задумаешься о том, чтобы начать уважать меня и слышать не только себя любимого. Читай по губам: Я. Не. Стану. Делать. Аборт. Понял?
Филатов открыл рот, чтобы ответить мне, но в этот же момент перетек взглядом куда-то за мою спину. Нахмурился и ринулся из-за стола, я же, повернувшись назад, встретилась взглядом с Яблонской. Только узнала её не сразу, секунды три ушло на то, чтобы оценить её внешний вид. А оценить было что. Обычно ухоженная и разодетая, сейчас она выглядела, как сама бы себя назвала – лахудрой. Растрёпанная, без макияжа, в спортивном костюме. И, кажется пьяная. Зрачки расширены, улыбка сумасшедшая. И мне в лицо что-то летит. Вода? Нет… Это не вода.
Понимаю что, лишь когда кожу сильно обжигает и я, закричав от боли, падаю на пол. Жжёт так, что не могу вдохнуть, не могу даже о помощи попросить. Кто-то хватает меня, встряхивает зачем-то, вокруг суета и крики. А я, схватившись за лицо, пытаюсь вывернуться из рук Филатова, но он держит слишком крепко. Я слышу его голос над моей головой, но слов разобрать не могу. Лишь реву и кричу.
Я облизнула губы, открыла глаза. Свет больно резанул по сетчатке, отчего возникло ощущение, что мне кислотой её разъедает.
Я сделала вдох, ещё один. Снова попыталась осмотреться.
– Как ты, девочка моя? – услышала обеспокоенный голос Елены Мироновны, а потом увидела и её. Вижу. Хорошо.
– Что с глазами? Мне так больно, – память никуда не уходила. А жаль. Я бы забыла всё, что произошло в том ресторане.
– Тише, девочка. Тише, – крёстная по-матерински нежно прижалась к моему лбу губами, погладила по волосам. – Всё хорошо. Всё уже в порядке. К свету привыкнешь постепенно и зрение скоро восстановится полностью. Хорошо, что не кислота это была, а так бы… – крёстная всхлипнула, а я медленно выдохнула.
Значит, не кислота всё-таки. Хорошо. Наверное, это очень хорошо. Настолько, что мне хочется плакать, но слёзы снова принесут боль.
– А лицо? Я теперь уродина, да? Скажите мне честно, пожалуйста, – я могла бы попросить зеркало, но ужасно боялась. Да и вряд ли мне его дадут, если там всё так плохо. Потрогать руками не решалась, да и бинты не позволят оценить масштаб катастрофы.
– Нет-нет! Что ты! Ожоги есть, но ничего критичного. Доктор сказал, само пройдёт за пару месяцев. Мазями помажем и… Ты лучше скажи, как сейчас, сможешь поесть? Я тебе жидкую пюрешку из картошки и брокколи приготовила, помнишь, как в детстве, когда ты ангиной болела? Через трубочку сможешь попить.
– Нет, я сейчас не хочу. Я просто… Я хочу домой, Елена Мироновна. Заберите меня, а? – слёзы всё же обожгли глаза и, кажется, попали под бинт. Немного запекло, но не сильно.
– Милая моя девочка, я бы с удовольствием тебя забрала, но тут твой этот… Всех на уши поставил. Охрану у двери поставил. Да
