— Кира, прости, я не знал о твоем муже…
— Да ладно. Это я пережила. Но во второй раз повторение истории мне показалось странным. Ты не находишь? Просто стало интересно — дело во мне, со мной что-то не порядке, или мужчины просто не умеют карты на стол выкладывать? Скрытничают, боятся объяснений? Нет, не могу я так плохо о мужчинах думать, тем более о тех, которые мне дороги. Значит, дефект во мне. Ужас какой!
Кира говорила так беззаботно, как будто речь шла о ее впечатлениях от поездки на отдых. Никакой злости или горечи не было в ее словах. Но именно это и проняло Алекса. Именно такая нарочитая веселость открыла ему глаза на то, какую боль на самом деле причинил ей его уход.
— Кира, не думаю, что нам стоит копаться в этом. Я, возможно, был не прав, что ничего тебе не сказал тогда, но я уверен, что ты и сама все прекрасно поняла. Ведь ты же знаешь, что врачи мне обо всем рассказали. Я все понял и решил, что оказался немного лишним в той истории.
— Лишним? Это что-то новенькое и жутко интересное, — Кира сухо засмеялась. — Я-то, дуреха, думала, ты испугался ответственности, испугался потерять свободу, которую мы так ценили в наших отношениях, испугался, что ребенок может нас связать, а ты вообще решил, что ты лишний? Конечно, куда легче свалить всю ответственность на меня одну. Куда легче оставить меня рыдать в подушку, переживать не только о потере ребенка, но и о том, что ты решил слинять в самый тяжелый момент и даже не сказал ни слова на прощание!
Кира покраснела от возмущения и обиды. Паршивец! Она столько страдала, а он повел себя, как самый безответственный мужик, переспавший с женщиной и наплевавший на «вдруг» получившегося ребенка!
— Извини, я зря пришла. Извини, что побеспокоила, — пробормотала она в ярости и встала из-за стола.
Алекс сидел совершенно белый. Что повергло его в такой ступор, она не знала и уже не хотела знать. Он все сказал. Уж лучше бы она думала то, что думала, чем то, что оказалось на самом деле. Она медленно направилась к двери.
— Что ты сказала? — выдавил он наконец из себя. — Ребенок может нас связать? Нас? Связать?
Она посмотрела на него, как на сумасшедшего. Он и вправду был, похоже, не в себе.
— Ты хочешь сказать, это был мой…
Алекс скомкал скатерть на столе, и приборы на ней сдвинулись в его сторону. Это же надо быть таким идиотом! Столько месяцев он сходил с ума по одной простой причине — по причине своего дебилизма. Кира замешкалась у порога, губы ее шевелились, словно она повторяла еще раз произнесенные им слова и они медленно доходили до нее, раскрывали глаза на все произошедшее. Она тоже побледнела. Резко развернулась, подошла к нему быстрым шагом и со всего размаху влепила пощечину.
— Вот теперь я все сказала и могу уйти с чистой совестью.
Алекс вышел из ступора и кинулся за ней, с грохотом опрокидывая на ходу стулья.
— Кира, стой! Кира, какой же я дурак, идиот, псих, шизофреник, называй меня как хочешь, Кира, только постой, прости меня!
Он нагнал ее у двери и крепко обнял, не давая сдвинуться с места.
— Пусти! Пусти меня, я видеть тебя не хочу! Как ты только мог…
— Миленькая моя, любимая, говори все что хочешь и будешь права. Сто, тысячу раз права! Хочешь, ударь меня еще раз, если тебе от этого станет легче, хочешь?
— Ничего я не хочу! — шипела она, не желая, чтобы Груня стала свидетельницей этой сцены. — Пусти! Я хочу уйти и больше никогда о тебе не слышать! Я убить тебя готова!
— Убей! — с готовностью согласился он. — Убей, только не уходи.
Она продолжала бешено колотить его по груди.
— Я ненавижу тебя, ненавижу!!!
Она вдруг обмякла в его руках и зарыдала.
— Ну не плачь, Кира, лучше прибей меня, только не плачь.
Он неумело утешал ее, не зная, чем может загладить свою чудовищную ошибку. Никакие слова тут не помогут. Он бросил ее в больнице, когда она чуть не умерла от того, что его, его ребенок вызвал у нее кровотечение. Он мог только отдаленно предположить, что она думала о нем все это время. И после такого сволочного поступка она еще пришла к нему, пришла поговорить, наступив на горло своей гордости, сделала первый шаг, не подозревая, что он не стоит этого.
Кира взяла себя в руки и успокоилась. Попыталась прислушаться к своим чувствам. А их было много и самых разных. Конечно, на первый план выступили боль и обида. Она во всем винила себя, а оказалось, что он просто-напросто заподозрил ее в измене! Банально и просто, как три копейки. Обидно, что он вообще мог так о ней подумать. Но, с другой стороны, разве она не сделала все, чтобы внушить ему свою независимость от него, отсутствие обязательств? Разве не она вела себя как дура в тот вечер, когда танцевала со всеми подряд, кроме Алекса? И все это, зная о его чувствительности к таким вещам. Разве не она скрыла от него беременность? И что мог подумать бедный парень, услышав в больнице, что она была беременна? Тут не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы сложить все воедино и сделать самый что ни на есть неправильный вывод. Так кого винить в такой ситуации? И что было бы, не приди она вчера в этот дом?
— Кира, ты сможешь когда-нибудь меня простить? — прозвучал тихий голос над ее головой.
Она пожала плечами:
— Хорошо, что нам не по семьдесят лет.
Он удивленно посмотрел на нее:
— Почему?
— Потому что мы еще можем позволить себе потерять несколько месяцев. В старости нам бы показалось это вечностью, которую не наверстать.
— Мне и так это время показалось вечностью, — виновато улыбнулся он. — Но я собираюсь все наверстать, уж будь уверена.
Часть III
СТУДИЯ
Глава 16
Картотека потенциальных консультантов разрасталась не по дням, а по часам. Кире уже перестали сниться кошмары по ночам, когда срочно требовалось найти нужного специалиста, а такового в списке не оказывалось. Она добилась того, что у нее в запасе имелись специалисты практически всех востребованных профилей. Большинство из них она знала либо лично, либо по телефонным интервью, на остальных имелись рекомендации от людей, которым можно было доверять. Имя их фирмы постепенно становилось известным в нужных кругах, связи Зелотова и безупречная работа Киры медленно, но верно делали свое дело. Правда, при этом Кире пришлось ощутимо жертвовать своими выходными. Чаще всего приходилось тратить на вторую работу субботы и воскресенья.
Алекс бурчал и ругал ее, но сделать ничего не мог. Кира зарабатывала на этом хорошие деньги, впервые в своей жизни она стала получать от своей работы не только удовлетворение, но и доход. И хотя дела его тоже шли в гору, но понятие высоты весьма относительно — то, что для одних горы, для других лишь маленькие холмики. Алекс намеренно не тратил сбережения, оставленные матерью. Ему казалось, что если он станет полагаться на них, то этим опять подтвердит свою зависимость от матери, даже теперь, когда ее уже не было в живых. Кира не была избалована шикарной жизнью и имела вполне трезвый взгляд на жизнь, согласно которому потребности человека должны совпадать с его возможностями, но все же у каждого с годами потребности повышаются, как и стандарты, удовлетворяющие их. И если в двадцать лет Кире было по большому счету все равно, в каком ресторане она ужинает и в каком салоне она делает прическу, то в свои тридцать с хвостиком это уже имело для нее значение. И не из-за престижности, а потому что она стала ценить такое понятие, как качество. А качество в дешевом кафе или третьесортном салоне красоты если и встречается, то крайне редко.
Алекс в плане эстетики, качественной одежды и хорошей еды тоже был требователен. Но средства, которые он зарабатывал, пока еще не позволяли ему соответствовать той жизненной планке, к которой он стремился. Возможно, живи он один, он не спешил бы с достижением своих тщеславных устремлений, но Кира служила для него самым мощным стимулом. Он твердил себе, что просто обязан обеспечить ей жизнь на соответствующем уровне. И если в начале их отношений Алекс позволял ей делить с ним счета за их развлечения и общие покупки, то теперь он все чаще и чаще брал это на себя. Кира пыталась внушить ему, что это вовсе не обязательно, что она совершенно нормально относится к тому, что тоже вносит свой вклад, но Алекс твердо заявил, что не станет жить за ее счет.
