Он принимал участие все в большем и большем количестве заказов, работу свою выполнял прекрасно, и Ковальчук стал доверять ему серьезные участки и платить неплохие гонорары.
Время шло, они давно уже фактически жили вместе, и Кира решила, что пора бы уже представить ее молодого человека родителям. А то становилось неловко — его знали практически все ее знакомые, но не мама с папой. Их отношения приобретали все более серьезные обороты, и мама все намекала на то, что хватит, мол, скрывать от нас своего друга. Не потому, что по-настоящему верила в долгосрочность этих отношений, но ей было интересно, кто же этот парень, сумевший увлечь ее дочь настолько, что она вся светилась изнутри.
Решили обставить все как можно непринужденнее. Отец предложил сделать шашлыки на даче.
— На природе все происходит проще. Дома получится слишком официально, и парень может разнервничаться.
— Не волнуйся, папа, Алекс не из слабонервных.
— Все равно. Он же не руки твоей идет просить, а просто познакомиться с нами.
— Дай ему волю, он и руку попросит, — засмеялась Кира. — Просто я категорически запрещаю ему об этом даже заговаривать!
— И что? Слушается он тебя?
— Да не всегда.
— Вот и молодец, — заключил отец, и они рассмеялись. Оба знали, как отец все время пытается тормозить Кирины порывы командовать всеми и вся. Любой, кто мог противостоять ей, сразу приобретал уважение в его глазах.
…Кирин отец был прав. Алекс нервничал. В отличие от Киры, он воспринимал знакомство с родителями очень серьезно. Раз она решила представить его, значит, стала по-другому думать о нем. Если он не найдет общего языка с ее родителями, это, конечно, не сможет препятствовать их отношениям, но в значительной степени сможет их осложнить. И хоть Кира давно уже выросла из того возраста, когда выбирают себе пару с оглядкой на родителей, все равно их мнение могло сыграть важную роль.
Все оказалось намного проще, чем он себе навоображал. Ее отец, который виделся ему лощеным дипломатом строгих правил, оказался простым в общении, разговорчивым человеком. А мама, хоть и задавала вопросы, типичные для женского любопытства, делала это очень тактично и непринужденно. Кира чувствовала себя расслабленно, и вскоре Алекс тоже перестал ощущать скованность. Она оседлала любимого конька — стала хвалить достижения Гурова.
— Алекс, между прочим, стал уже правой рукой шефа фирмы. Ковальчук от него просто в восторге, сам мне не раз говорил.
— Ну ты преувеличиваешь. Крупные заказы я пока не беру.
— Только потому, что сам не поговоришь с Ковальчуком по этому поводу. Он все скромничает, — заявила она родителям. — Знает, что справится с любым заказом, но не хочет поговорить об этом с шефом. Что, я не права? — повернулась она к Гурову.
Тот пожал плечами.
— Вот взять к примеру ваш последний заказ, — продолжала увлеченно Кира. — У тебя ведь есть идеи, как его сделать, почему же ты молчишь? Ты должен представить свои идеи, взять на себя ответственность, показать себя. Чего ты боишься?
— Да не боюсь я ничего, просто как-то неудобно мне выскакивать по поводу и без. Шеф сам знает, на что я способен. Просто я еще не дорос до таких масштабов.
— Кира, ты, как всегда, в роли универсального советчика, — мягко заметил отец.
— Да нет же, просто Алекс скромничает! А я знаю, что он — талант. Ведь мой же дом он сделал!
— И очень красиво сделал, — вставила Светлана Георгиевна, подкладывая салат в тарелку Алекса.
— Ну вот и я о том же!
— Твой дом — другое дело, — несколько смущенно ответил Алекс. Ему стало неловко, что он стал центром дискуссии. Зачем Кира затеяла ее здесь?
— Почему другое дело? Из-за оплаты? Так считай, что ты практиковался. А теперь настала пора настоящего заказа. Хватит уже прибедняться.
— Да я не прибедняюсь, просто пытаюсь трезво оценить ситуацию.
— И все же поговори с Ковальчуком.
Отец кашлянул, многозначительно взглянув на Киру.
— Принеси, пожалуйста, чистые тарелки. Порежем арбуз.
Кира направилась на кухню, поглядывая на компанию за столом. Мама что-то опять спросила у Алекса про его семью, хотя Кира сто раз предупреждала ее не затрагивать эту тему, зная, как болезненно может Алекс отреагировать. Даже с ней ему потребовалось время, чтобы рассказать о матери. И то, чувствуя, как сильно на него действуют воспоминания, она избегала вопросов о его детстве. Гораздо охотнее Алекс рассказывал о своих похождениях на свободе, и она лишь догадывалась о том перевороте, который он сумел совершить в себе.
Она присела перед шкафом и стала вытаскивать тарелки, напевая себе под нос. Кухня на родительской даче давно уже исполняла роль не только кухни, но и склада ненужных вещей. Здесь можно было найти все что угодно, начиная от старых полотенец и до бабушкиного сервиза с чайником без носика. Зачем хранить чайник без носика, Кира никак не могла взять в толк. Но чем-то он был маме дорог, раз она до сих пор не выбросила его. За посудой в шкафу она увидела знакомую ажурную корзинку. Из нее их с Андреем осыпали конфетами на свадьбе. Откуда она здесь очутилась? Вся в пыли, тусклая и скучная в темном шкафу. Интересно, мама специально хранила ее или просто о ней все забыли? Даже атласный бант на ручке сохранился. Безмолвное свидетельство канувшего в Лету счастья. Кира прикусила губу. А ведь оно было — счастье, как бы много ошибок она потом ни наделала, это не перечеркивало того факта, что она была очень счастлива тогда. Ох уж это прошлое…
Кира вытащила корзинку на свет и повертела в руках. Выбросить прямо сейчас? Или пусть живет? В конце концов, зачем она так старательно уничтожала все предметы, напоминающие ей об Андрее? Что хранит больше воспоминаний, чем сердце? Разве выброшенные на свалку вещи могут захватить с собой память? Пора уже спокойно воспринимать свое прошлое и не убегать от него. Услышав шаги, Кира запихнула корзинку подальше в глубь шкафа.
— Тебе помочь?
Папа зашел на кухню за ножом.
— Нет, уже иду.
— Я думал, что ты не можешь отыскать тарелки в этом бардаке.
— Все, уже нашла. У вас тут целый склад. Архив, можно сказать.
— И не говори. Все не доходят руки разобрать этот хлам. Мама там занимает твоего молодого человека. Он очень приятный парень, хочу тебе сказать. Держится так… с достоинством.
— Я рада, что он тебе понравился.
— Молод, конечно, очень.
— Но это же не явилось для тебя неожиданностью.
— Нет. Как и то, что ты диктуешь ему, как жить.
— Я?
Кира встала со стопкой тарелок в руках и уставилась на отца.
— Я диктую?
— Конечно. Смотри, не увлекайся. Ты же знаешь, чем это может закончиться.
Папа вышел из кухни, а Кира так и осталась стоять, переваривая его слова. Что-то она действительно увлеклась и вступила на опасную тропу ментора. Сколько раз она говорила себе, что не будет больше вмешиваться ни в чью жизнь и не будет пытаться заставлять людей поступать так, как ей кажется правильным. Сколько раз говорила, а все равно себя переделать не могла. Вот с Левой ей превосходно удавалось оставаться нейтральной. Но не оттого ли, что Лева, по большому счету, был ей безразличен? Македонский — другое дело. Ей не все равно, как и чем он живет, как дела у него на работе, как движется его карьера, что он делает для своего будущего. Только вот отец прав — однажды она сильно обожглась на этом менторстве, и забывать об этом не стоит.
Она вернулась к столу, где отец только что воткнул нож в арбуз, и он звонко треснул, обнажив красную сочную мякоть с сахарными прожилками. Арбузный сок тек по рукам до самых локтей, и было сладко и бархатно во рту. Потом был кофе с шоколадными конфетами с коньяком, а потом мама увела отца помочь разобрать вещи в подвале, и Кира с Алексом остались одни доедать арбуз.
Алекс острием ножа убирал косточки из мякоти и протягивал Кире верхушки, самые сладкие. Она много смеялась и целовала его, не обращая внимания на смущенные возгласы по поводу родителей. Расправившись с арбузом, они убрали со стола, и Кира принялась мыть посуду, а он стоял рядом и вытирал тарелки большим полотенцем с вышитыми цветами. Свежий воздух опьянил и разморил, хотелось улечься где-нибудь в тени деревьев и уснуть.
