Бродяга на полсекунды представил, как выглядел, залетая в комнату только что. Напряженный злой взгляд, весь всклокоченный, из ноздрей дым, из ушей — огонь! Да тут даже здоровый мужик от страха обделается! А уж нежная маленькая девочка… Беременная… Его Ляля беременная… У нее там, внутри, ребенок. Маленький, совсем маленький. Беззащитный…
Бродяга протянул ладони, несмело, осторожно, словно боясь сломать, причинить боль неловким движением. Он тянулся, внутренне обмирая, опасаясь, что Ляля не пустит… Оттолкнет. Он напугал ее, урода кусок. Зверь. Вместо того, чтоб спокойно зайти, спросить… Влетел на парах своей ярости…
Бродяга понимал, что, если она сейчас оттолкнет, то он… Он отступит. Не будет настаивать. Просто уйдет, оставив ее здесь. А потом, когда Ляля успокоится, попробует еще раз. И еще. И еще. Столько раз, сколько понадобится, чтоб вернуть ее доверие, чтоб она опять чувствовала себя в безопасности. За его спиной.
Он уже готов был к ее отпору, готов был смиренно принять его, когда Ляля неожиданно убрала ладонь от живота, открываясь доверчиво… И положила ее Бродяге на голову. А второй рукой взяла тянущуюся к ней большую ладонь Бродяги и определила ее себе на живот. Объединяя таким образом их, троих, в одно, самое счастливое на свете существо. Цельное. Правильное.
Глава 47
— Марин, на секунду… — знакомый голос заставил моего гинеколога отвлечься и выглянуть из-за ширмы.
— Аня… — начала она, неодобрительно сведя брови, и я замерла, теперь уже полностью уверившись, что там, у двери, стояла именно она, Аня, нянька, а теперь и опекунша Вани, сына Тагира Хазарова.
— Марин, ты Василию Ивановичу говорила про меня? — перебила ее Аня нервно.
— Так… Одну минутку, простите, пожалуйста, — извинилась врач и вышла из-за ширмы. И тут же продолжила разговор с Аней, уже жестко так, строго, — Аня, ты же медик, понятие врачебной тайны тебе знакомо?
— А тебе? — агрессивно возразила Аня, — с чего он меня на неполный день перевел?
— Наверно, есть причины, ты не находишь, Ань?
— Это — мое дело, Марина, как ты могла?
— Аня, прекрати! Я никому ничего не говорила, — повысила голос врач, — ты не думала, что у твоего руководства опыт работы в медицине такой, что на троих нас хватит? Может, он сам догадался? По косвенным признакам, так сказать?
— Да по каким признакам? — завелась Аня, — у меня живот, как доска!
— Аня… — вздохнула гинеколог, — боже… Я даже не знаю, что сказать… Просто поверь, что живот — не всегда показатель. И вообще… Чего тебя не устраивает? Ты сохранять же планируешь?
— Конечно…
— Тогда вообще тебе не легкий труд и неполный рабочий, а больничный надо. Хочешь, нарисую? Тебе сейчас вообще ни к чему отрицательные эмоции, самый непростой период, должна бы понимать. Твой начальник тебя бережет, если уж сама не собираешься этого делать…
— Марин… Я не хочу, чтоб узнали… Раньше времени…
— Аня, в любом случае, через пару месяцев все будет очевидно даже полному дебилу, я не понимаю тебя…
— Тебе и не нужно.
— Не надо так со мной разговаривать.
— Черт… Марин, прости. Я на нервах. Ванька еще сегодня со школы ко мне сразу, что-то у него там случилось… Хорошо, что мне позвонили, а не отцу его…
— Аня, — голос врача потеплел, — я тебя сто лет знаю. И знаю, как ты можешь загнаться… Прекращай. Для ребенка это вообще не полезно. Все вопросы спорные лучше отложить на второй триместр. Или совсем отложить. Тебе позитивные эмоции нужны, а ты мотаешься по этажам, как бешеная белка, и сутками дежуришь. И Ванька твой жару дает, засранец…
— Нет, он хороший… — Аня с такой нежной интонацией это произнесла, что я тоже невольно улыбнулась, несмотря на совершенно шокирующую информацию о ее беременности.
Врач чуть понизила тон, и они с Аней принялись оживленно шептаться, а я откинулась на спинку гинекологического кресла, только теперь осознав, что до этого напрягала и вытягивала шею, словно черепаха из панциря.
Новость о беременности Ани ударила по голове обухом. В первую очередь потому, что было совершенно понятно, от кого она беременна. А еще так же совершенно понятно, что отец ребенка об этом не знает… Ох, и сюрприз Хазарову будет…
Я закрыла глаза, даже мысленно не желая проигрывать в голове картинки наиболее вероятного развития событий…
Без вариантов, Аня попала.
И надо же, как не вовремя! Только-только все в норму стало приходить!
Целый месяц после того, как мой Бродяга, вломившись в ее квартиру, узнал о том, что мы скоро будет родителями, все словно притихло в городе. Успокоилось.
Мой мужчина начал приходить домой вовремя, по вечерам мы гуляли по парку или по набережной, дышали свежим воздухом, потом, вернувшись домой, подолгу обнимались у камина, нежно-нежно, сладко-сладко занимались любовью… Мы обсуждали имя для малыша, выбирали по интернету колясочку и кроватку, короче говоря, вели себя, как самые обычные будущие родители. Как самые близкие друг другу люди. Как семья.
Естественно, после моей инициативы у Ани, мы с Бродягой все же имели серьезный разговор, я честно рассказала о своих страхах, о том, чего хотела добиться, придя в гости к женщине Хазара. Бродяга, конечно, на волосы похватался и даже чуть-чуть побледнел, когда я описывала наш с Аней разговор.
Я скромно сидела на диване, уже у нас дома, сложив руки на коленях, и смотрела на бледного, бегающего по комнате вперед и назад Бродягу.
Он что-то бормотал себе под нос, исключительно матерно, останавливался, глядел на меня, открывал рот, чтоб что-то сказать, но , видно, слов цензурных не находил.
Я уже решила, что разговор наш на этом завершится, когда он остановился в очередной раз и начал говорить тихим, спокойным голосом:
— Я тебе категорически запрещаю…
Я подняла брови, удивленная такой фигурой речи и таким тоном. Неужели сейчас еще одну сторону характера своего Бродяги узнаю?
Но у него, похоже, на этой фразе нормальные слова вместе с терпением и закончились, потому что дальше он внезапно побагровел и рявкнул:
— Ляля! Ты совсем рехнулась! Совсем! Прийти к Аньке и просить ее вернуться к Хазару! Да до этого даже мы с Казом не додумались!
— Потому что вы мужчины, — ввернула я, пожав плечами, — вы не смотрите в корень…
— А ты прямо смотришь!
— Ну… Получается, что так…
— Котенок, — Бродяга неожиданно опустился передо мной на колени, как совсем недавно, в доме у Ани, взял мои ладони в свои, посмотрел в глаза, — Ты понимаешь, что Хазар, если узнает… Черт… Мне даже страшно представить…
— Он не зверь же, — спокойно ответила я, — это вы из него монстра делаете все время.
Бродяга посмотрел на меня так, словно только-только впервые увидел…
Затем поднялся и вышел из комнаты. Молча.
А я осталась сидеть и смотреть на проем двери, в котором он скрылся.
И загадывать: вернется? Нет?
Совесть меня не мучила, абсолютно. Конечно, я понимала, что поступила рискованно, придя к неприкосновенной женщине Хазара. Но это был мой шанс на нормальную жизнь. И я не жалела, что его использовала.
Бродяга вернулся через десять минут.
Сел опять у моих ног, заглянул в глаза и сказал:
— Больше никаких сюрпризов, котенок. Если тебе в голову приходит идея, рассказываешь ее мне. Поняла?
Я кивнула. Конечно, поняла. Никаких сюрпризов…
— И в ноут мой не лезь.
Я опять кивнула, но затем, вспомнив кое-что, торопливо сказала:
— Хорошо, конечно… Но вот только знаешь, там у вас по срокам немного не проходит…
— Ляля!
— Ну, а что Ляля? Я просто обратила внимание… Значит, и проверка обратит. Оно же в глаза бросается. Вы бы хоть чуть-чуть в сопроводительные смотрели…
— Ляля!
Я замолчала, преданно глядя на него. И не моргая, кажется.
И Бродяга сдался:
— Ладно, пошли, покажешь… Но только в последний раз!
— Да-да…
После нашего разговора прошел месяц, и без преувеличения могу сказать, что это был один из самых счастливых, самых спокойных месяцев в моей жизни.
