Бродяга ходил довольный, на работе у него все наладилось, он даже обмолвился как-то, что Хазар стал вменяемый… А если главный босс вернулся в разум, то и все остальные выдохнули.
Конечно, это вряд ли было следствием моей беседы с Аней, я тут иллюзий не питала, но почему-то думалось, что, может, хотя бы маленький процент от моей инициативы был на пользу и заставил Аню задуматься и проявить хоть немного гибкости.
Я успокоилась тоже, отрешилась от чужих проблем и занялась своими заботами. Поиск гинеколога, анализы и прочие веселые моменты беременной жизни, о которых я понятия не имела, закружили, поглотили с головой.
Гинеколога нашла по отзывам, самую лучшую в городе, работавшую в нашем медгородке, объединявшем в себе несколько больниц. В том числе и детскую многопрофильную, где, как выяснилось, работала Аня.
Я ее саму больше не видела за этот месяц, а вот Ваньку один раз на улице встретила. Мы даже поболтали немного, он был веселый, улыбчивый и абсолютно довольный жизнью. Рассказал, что сейчас живет с Аней, что она — его опекун, что Тагир встречается с ним в оговоренное время, и все хорошо.
Я смотрела на него и радовалась, совершенно искренне радовалась за него и Аню. Выходит, непрогибаемого Хазара удалось прогнуть…
История, похоже, не то, чтоб заканчивалась, но встала на паузу. За всеми этими хлопотами я как-то и сама успокоилась, полностью вычеркнув из жизни прошлое. Тем более, что Бродяга сделал мне новые документы, по которым мы с ним теперь были женаты, и я была не Ляля Азимова, а Ляля Кропоткинская. Да, у моего Бродяги не только имя было интересное, но и фамилия. Мне ужасно нравилось все, кстати. И мое новое имя, и моя новая жизнь.
Я больше не просыпалась по ночам с криком, не видела во сне мертвого отца и Алю, не ощущала вкуса крови на губах.
Моя прошлая жизнь все чаще казалась дурным сном, нереальностью.
Словно я родилась в тот момент, когда встретила своего Бродягу.
В новой жизни у меня был дом, любимый мужчина, ребенок под сердцем… И все краски мира в глазах.
Казалось, ничего не могло нарушить эту гармонию…
И вот надо же мне было прийти на плановый осмотр к гинекологу ровно в тот момент, когда там появилась Аня, и узнать то, чего совершенно не нужно знать!
Ну вот что это, если не судьба?
Глава 48
— Слышь, каблук, ты, может, вечером сегодня сможешь оттуда выползти, а?
Бродяга, нисколько не обиженный прозвищем, которое Каз юзал уже больше месяца, только плечами пожал.
Они сидели в офисе, рабочий день близился к четырем часам, а, значит, скоро уже можно будет двигать домой.
Бродяга счастиво сощурился, преставив, что его ждет дома. Верней, кто ждет.
Он в последнее время словно в сладкой вате жил, мягко, легко и вкусно-вкусно.
На работе по-прежнему было, конечно, напряженно, но это уже воспринималось по-другому.
В том числе и потому, что Хазар, чуть-чуть устаканив свою личную жизнь, пришел в себя, насколько это, конечно, возможно в условиях, поставленных им Анькой, оказавшейся совершенно несгибаемой бабой, сумевшей поломать, казалось, железного Тагира Хазарова.
Он прогнулся под условия, сделал все, что она хотела. И теперь жил в этой ситуации. Правда, Бродяга был уверен, что старый друг просто выжидает. Ищет варианты все сделать по-своему.
Не тот человек был Тагир Хазаров, чтоб так вот – и сразу под каблук.
Но в любом случае, Анька заслуживала уважения.
И Бродяга надеялся только на то, что никто из конкурентов и врагов Хазарова, тайных и явных, никогда не узнает, что железного Хазара можно поломать.
С Казом они уже давно все обсудили, поудивлялись и, в итоге, приняли ситуацию. К тому же, Хазар вернулся в бизнес, и все постепенно стало налаживаться.
Шишок, основательно придавленный не только Хазаром, но и партнерами, в очередной раз показавшими, что с политиками и чиновниками связываться можно, но вот доверять им – ни в коем случае не стоит, утух настолько, что уже полмесяца про него ничего не было слышно.
После пожара в его новом клубе, на открытии которого Бродягу помяли так основательно, что ребра до сих пор ломило на погоду, по всем предприятиям Шишка прошлись волнами проверки всего, чего только возможно, в итоге, половина из них закрылась, а половина обанкротилась.
Ребятки из администрации, качественно подставившиеся нелепыми фотками, которые принесла Аня, очень серьезно заметали за собой следы и выслуживались перед Хазаром, справедливо считая, что лучше перебдеть и усыпить опять цепное чудовище. И неводомек им было, что чудовище давно уже все цепи порвало…
Сейчас была передышка, Бродяга с Казом это отчетливо понимали и вовсю пользовались затишьем перед бурей.
Ни у кого из них не было сомнений в том, что Хазар предательства своих друзей из администрации не забудет. И все еще впереди.
А пока…
Каз вовсю гулял в своем фирменном стиле: бабы, гонки, драки. Это была его стихия, его страсть. Бешеный, неукротимый и ветреный характер, который никто не мог усмирить.
Кроме его ближайших друзей.
А Бродяга наслаждался спокойным семейным счастьем. Своим котенком, которая с каждым днем все больше походила на круглобокую сладкую кошечку. Он был настолько счастлив, что и не мог вспомнить, когда еще такое было в его жизни. Потому что не было. Вообще не было.
Тот год после тюрьмы, который помнился теперь смутно, словно один бесконечный день, был словно прелюдией перед этим вот ослепительным душевным комфортом.
И его Ляля, маленькая, нежная, солнечная, была средоточием всего. Она, и маленькое существо, уютно плавающее в едва заметном еще животике.
Вечера, которые они проводили втроем, Бродяга не променял бы ни на что на свете.
И потому желание Каза в очередной раз куда-либо его вытащить, немного раздражало.
Понятно, что в своем счастье Бродяга слегка позабыл обо всем, и о том, как они весело раньше, до тюрьмы, проводили время вместе.
Но это было так давно. И столько уже случилось после…
Бродяга поменялся, и сильно.
Хазар, похоже, тоже, потому что все время теперь проводил или в работе, или с сыном, или под окнами неуступчивой Аньки.
А вот Каз, так резко оставленный своими самыми близкими друзьями, все равно остался прежним, и, кажется, еще больше погружался в привычную ему стихию безумия.
Бродяга, конечно, чувствовал легкую вину за то, что меньше теперь общался с другом, но вполне справедливо считал его самостоятельной боевой единицей.
— Ну чего ты? — не отставал Каз, заметив, что Бродяга опять отвлекся и с мечтательной мордой уставился перед собой, — да хватит уже про свою рыжулю думать, на рожу твою смотреть противно, так сахарный диабет разовьется!
— А нехер на мою рожу пялиться, я не баба, — засмеялся Бродяга. И, видя, что Каз на него все же уставился вопросительно, добавил, — нет, я пас. У меня сегодня Лялька к врачу…
— Избавь от подробностей, — поморщился Каз, — мне еще рассказов не хватало, чего там у нее с мелким в животе… Достаточно информации, что все окей. Я сегодня гоняю. Думал, ты поддержишь…
— Хазара позови.
— Да прям! Его от Анькиного зада не оторвать! Вот ведь! — Каз откинулся в кресле, крутанулся, уставившись в большущее панорамное окно, — вот че за фигня, Ар? — тихо продолжил он, прищурившись на крыши домов, — помнишь, как мы, мелкие, мечтали?
— Да, — ответил Бродяга, — когда нас после стадиона заперли…
— Ага… — усмехнулся Каз, — мы нехило речным наваляли… Хазар в больничку угодил. А мы – в карцер…
— Да… — усмехнулся Бродяга.
— Мы тогда клялись, что выберемся… — продолжил Каз, мечтательно улыбаясь, — и что весь город этот вшивый будет у наших ног…
— Ну ведь так и вышло…
— Да… Но вот радость разделить не с кем…
— Каз… Ты не прав.
— Я прав, брат. Ты под каблуком у своей рыжули. Хазар не отлипает от няньки… Вот и получается, что все у нас есть, всем глаз на жопу натянули, а порадоваться этому и не с кем…
