— Иногда… нет, часто мне кажется, — подумала вслух Женька, — что я тебя не прокормлю. А салат «Оливье» на Новый год, о котором ты напомнил, тебе бабуля стругает тазиками?
— …Звездопадом рухнул на страну, в нем с тобой вдвоем я утону…
— Не завидуй моему здоровому аппетиту. Лучше подлей борща Матильде! Смотри, у нее морда голодная.
— …Мы возьмемся за руки с тобой и пойдем вдвоем ко мне домой…
— Она уже съела всю курицу!
— Не считайся и не мешай Гавриле петь. Как он старается! Молодец, дружище!
Гавриил кивнул Евгению, принимая благодарность слушателя, и продолжил петь, обращаясь исключительно к Любе.
— Посмотри, какие у нее раздутые бока! — не унималась Женька.
— А мне нравится Любина фигура, — заявил Евгений. — Не придирайся к мелочам.
— Я про Мотьку! Мы ее перекормили! Ее сейчас вырвет.
— Не нравится мне это «мы». Это ты только что ей снова подлила!
— Но ты же сам сказал: «Подлей, у нее морда голодная!»
Гавриил ударил по струнам и остановился.
— Поцеловались лучше бы, что ли, — укоризненно сказал он. — Любочка, пойдемте ко мне, я вам там допою. В такой нервозной обстановке работать невозможно.
Люба согласилась, и они ушли, забрав гитару с тетрадкой.
— Ну вот, — разочарованно сказала Женька, — сорвал такой чудесный обед! А я собиралась их еще познакомить.
— Я сорвал?! Я?! Да они и без тебя уже давно познакомились.
— Без меня бы не получилось…
Сколько б они спорили, никто не знает. Но в это время Матильду действительно вырвало на коврик. У бедной кошки было такое выражение моськи, словно по ее вине произошел ядерный взрыв. Но после нескольких ласковых слов она взбодрилась и стала вести себя так, будто это Женька с Женькой устроили вселенскую катастрофу.
Они и забегали: один Женька — к кошке, другая Женька — за тряпкой.
Но роли снова распределились нечестно: Женьке, который Романовский, досталось просто гладить кошку, тогда как Женьке, которая Жукова, пришлось чистить коврик. Какая несправедливость! Мужчины обязательно выберут себе из двух возможных занятий почище. Женька бы тоже с удовольствием гладила кошку! Последнее предложение она высказала вслух.
— Ты ее и гладишь, — возмутился Евгений и сунул ей Мотьку на колени. — Я позвоню ветеринару.
У Мотьки был свой собственный ветеринарный врач. Он жил на даче по соседству с Ольгой Геральдовной и выращивал овощи. Его главной мечтой, которую он стремился осуществить каждый год, была победа в конкурсе «Чудо на моей грядке». Конкурс проводила местная районная газета. Овощи росли и множились, но вот чудес среди них не было. Зато рядом было другое чудо — Ольга Геральдовна, игнорировать которую было нельзя.
— Та-а-ак, — говорил старый ветврач Евгению по телефону. — Носик у Матильды холодный?
— Женя, — кричал Евгений, — потрогай нос! Да не свой! Кошкин. Какой он?
— Мокрый. Я же ей мордочку влажной тряпкой вытерла.
— Какая у него температура?!
— А как я могу носу температуру померить?!
— Кто у вас там еще больной? — заинтересовался ветврач. — У вас там эпидемия? Срочно изолируйте Матильду! Я пойду посоветуюсь с Ольгой Геральдовной. И перезвоню.
— Нет! — прокричала Женька. — Только не с ней! Нос у Мотьки холодный. Ее просто вырвало после трех тарелок борща.
— Не нужно советоваться с бабулей, — попросил Евгений. — С Матильдой все в порядке. Просто она съела три тарелки борща.
— Борщ — это хорошо, — почмокал губами на том конце провода ветврач. — Но три тарелки — это плохо. Вы перекормили кошку.
— Я же говорила, что у нее бока раздулись! А ты: «Любовь, любовь».
— Что вы там делаете с кошкой?! — взволновался доктор. — Планировать размножение следует в определенный период.
— Что мы с ней делаем? — принялся перечислять Евгений. — Искупали, накормили, гладим.
— Это правильный алгоритм. Записывайте, Евгений. Купите в аптеке…
И он продиктовал названия лекарств.
После разговора с ним Евгений засобирался в аптеку.
Женька сидела, держала кошку на коленях и нежно поглаживала ее спинку. Мотька дремала.
— Кстати, о размножении. Мне кажется, — прошептала Женька, — что Мотька срыгнула лишнее. Так делают маленькие дети, когда их перекармливают или им в пузики вместе с едой попадает воздух. Их тогда нужно ставить солдатиками и воздух выпускать.
— Откуда такие познания в обращении с младенцами? — поразился Евгений.
— Не знаю, наверное, запомнила из детства, как сама стояла солдатиком.
— Такого не может быть, — покачал головой Евгений. — Человек не помнит, что с ним происходило до трехлетнего возраста.
— А я помню!
— Такого не может быть… Стоп. Дальше молчим и не мешаем Матильде принимать свою порцию удовольствия. Переваривать свеклу с морковкой очень приятно.
— Да она съела всю курицу!
— Молчим.
— Хорошо.
— Тогда я пошел?
— Иди.
Евгений ушел. Женька вздохнула и переместилась вместе с Мотькой ближе к окну, чтобы из него видеть весь двор. Она смотрела, как он шел, и думала, как так получилось, что этот мужчина и эта кошка стали ей близкими и родными за такое короткое время?
Говорят, что существует теория половинок. Якобы когда-то бог, создавший людей, за что-то на них рассердился и разделил каждого надвое. Потом всех хорошенько перемешал и разбросал по земле. И ходят теперь половинки, ищут друг друга, чтобы создать одно целое. У Женьки получалось, что ее разделили на три части, одной из которых был Евгений, а второй — мохнатое и очень вредное существо. Она боялась представить, что Ольга Геральдовна может когда-нибудь Мотьку забрать. Правда, та высказывала здравую мысль о том, что кошка привыкает к дому, а не к хозяину. К такому выводу, по словам Ольги Геральдовны, пришли ученые бостонского университета. Благодаря этим ученым Мотька и осталась в квартире вместе с ней и Евгением.
Прошло совсем немного времени, и Евгений вернулся. Во всяком случае, когда Женька шла открывать дверь, она думала, что это пришел именно он. Но к ней заявился Иван Костромин. Он стоял, загораживая все пространство огромным букетом роз, и улыбался. Женьке никто из мужчин никогда не дарил таких роскошных цветов. Она всегда переживала, глядя на то, как в фильмах героини решительно расправляются с изумительными цветами от нежелательных поклонников, безжалостно засовывая их в урны. И вот теперь один такой букет был перед ней.
— Нет! — сказала Женька и захлопнула дверь. У нее хватило на это мужества.
— Да! — открыл дверь Костромин и сунул цветы ей в руки. — Я дал тебе много времени подумать. К тому же я все решил. Я понял, что мы с тобой подходим друг другу, с первого класса. Ты моя первая школьная любовь, а первая любовь — это святое. Она остается в сердце навсегда, и ее ничем оттуда не выцарапаешь. Не выпендривайся, Жукова. Я твой счастливый лотерейный билет.
