не её, он целует у входа в подъезд, что мне он приносит прекрасную алую розу на длинном стебле, что это мне, а не ей, он дарит очаровательного щенка, смесь лабрадора с ротвейлером.
Но это всё были лишь мои фантазии, совершенно беспочвенные и ведущие в тупик.
— Пара закончилась, — щёлкает пальцами перед моим носом Паньков, собирая конспекты и учебники. — Ты как будто замороженная.
После Керчи и серии откровений о себе и англичанке Барановой одногруппник записал меня в свои близкие знакомые и теперь так и норовит приземлить свою задницу на стул, находящийся рядом. Его дребезжание порядком надоедает, но это лучше, чем думать о профессоре.
Кончилась моя сказка, он узнает, что я тогда натворила, и разочаруется во мне. Забудет ввиду появления свободной Лили на горизонте, уж слишком сильны были его чувства. Я люблю Рому по-настоящему и не хочу, чтобы между нами была эта тайна. Мы как будто не до конца знакомы.
В любом случае мне становится тоскливо, не знаю, что и делать. С грустным выражением лица бреду к гардеробу, собираясь поехать домой.
В раздевалке Панькову удается добиться для нас курток без очереди и, проталкивая свои клешни в рукава, он продолжает трепаться о своей преподше. А мне всё так же неспокойно. Если я хочу быть с Ромой, если мечтаю о его любви, значит, он должен знать. Он ведь такой правильный. Вранья он не потерпит.
Вздрагиваю от телефонного звонка и не могу унять сердце, оно бьется где-то в горле. Я должна ему рассказать.
— Привет, Наташ. Как дела? Где ты?
Это его «Иванова», когда он стоял рядом с мымрой с мышиным хвостиком, вывело меня из себя. Но я, конечно же, молчу, подыскивая ему оправдание. Я так сильно его люблю.
—Нормально, — выдавливаю, — в центральном холле университета.
— Не могла бы ты подойти на парковку за зданием банка? Это чуть дальше школьного стадиона.
Конечно же, с ней он болтает на людях, а со мной шифруется. Это плохо для нас обоих. Кто-то может подумать, что я с ним ради оценок и зачетов, другие решат, будто он принуждает меня ради всё тех же экзаменов. Всё, что было до этого испаряется, превращаясь в пепел и прах. Между нами просто секс.
Завидев на лестнице новую преподавательницу по лингвистике, я испытываю новый приступ злости. Я не выдержу, если он будет с ней, но есть ли у меня выбор? Возможно, Рома всё ещё любит её, и от этого в груди больно сжимается сердце. Мой профессор, мужчина всей моей жизни. Ну почему всё так сложно и неоднозначно?
После гнева на меня снова накатывают угрызения совести. Это моя вина, что профессор лишился невесты. Это я устроила цирк, спровоцировав чертову Лилю на расставание.
На парковке пусто, профессор выходит мне навстречу, слегка улыбается, открывая передо мной дверь. Совсем как для неё, только она была хорошей, она его любила, она не делала ему гадостей. А я подлая врушка.
И совесть снова приподымает свою голову. Прошлое должно оставаться в прошлом, оно уже ничего не значит, если ты совершенно счастлив в настоящем, так ведь? Нет, если только это прошлое напрямую не повлияло на будущее.
Моя тропинка в будущее вымощена камнями из небольшой, но весомой лжи. Конечно, Лиля могла выбрать его, поверить, дать шанс, а не рубить с плеча. Но это не отменяет факта моей выходки.
— Студентка Иванова, у тебя было всего две пары, а ты чуть шевелишься, поторапливайся, — улыбается профессор, игриво подталкивая меня на переднее сиденье.
Он такой замечательный, он достоин знать правду.
На этой парковке машины оставляют работники банка, наша чуть дальше. Думаю, Роман Романович поставил сюда машину нарочно, планируя забрать меня после пар. А я-то дура переживала, что мы больше не увидимся.
Он такой классный, какой же он невероятный. Сегодня на нём обтягивающий твердую грудь тёмный свитер, что виден между полами расстегнутого пальто и я замираю, любуясь его мужественностью. Роман усаживается за руль, улыбнувшись, тянется через консоль, находит мои губы, но я не могу... Я не до конца честна с ним. И если эта Лиля будет околачиваться рядом, я должна быть уверена, что он узнает это от меня.
— Так странно, будто мы какие-то преступники, — смеётся профессор.
—Рома, кто эта новая преподавательница?
Заболоцкий никогда не озадачивает себя ложью. Слишком правильный.
— Это моя бывшая, девушка, на которой я планировал жениться.
Правда режет слух. Меня задевает его серьезное к ней отношение, как будто она особенная, а я просто соседка по кровати, в лучшем случае.
Совесть вступает в схватку с ревностью, внутри всё закипает.
А чего ты хотела? Повисла у мужика на шее, по сути дела, залезла к нему в трусы, а сейчас ждёшь неземной любви, как была у него с ней. Твои чувства — это твои проблемы. Ожидаемо, Заболоцкий говорит, как есть. Он не врёт и не приукрашивает. Это в его духе.
А я вру, я не договариваю то, что знаю. И он не будет любить меня такой, как есть, потому что не знает, какая же я дрянь на самом деле.
Профессор покидает парковку, выезжая на трассу.
— Хэллоуин, два года назад, — тяжело дыша, с трясущимися руками и дрожащим голосом, выпаливаю речитативом, прыгая без страховки в пропасть. — То событие, глупый случай, из-за чего вы с Лилей расстались. Она тебе не поверила и собрала вещи. Я видела из окна, как она села в такси с чемоданом, а ты пытался её остановить. Она в тот же день съехала. Та девушка в дешëвом самодельном костюме Женщины-кошки, позвонившая в вашу дверь, облизавшая твою щеку и прошептавшая: «Как приятно быть твоей студенткой». Это была я! Вы с Лилей видели меня! — кричу в конце с надрывом.
— Что!? — Давит он на тормоз, заставляя меня дëрнуться вперед.
* * *
Профессор молчит, сзади гудят объезжающие нас машины. И Заболоцкий трогается с места, по инерции ведет автомобиль, наблюдая за дорогой. Он явно шокирован и растерян.
— Это не могла быть ты, — прочищая горло, цедит сквозь зубы. Как же ему больно, до сих пор не всё равно, и от этого мне ужасно плохо. — Я бы тебя узнал, — говорит он мёртвым, сухим голосом.
При этом цвет его лица землисто-серый.
— На мне была маска и дебильная шапка с чёрными ушами. Да ты даже и не
