обнажая ягодицы, на которые без подготовки ложатся несколько шлепков.
Где-то на третьем я пищу, а после пятого ощущаю танцующие пламенные языки на коже.
Сладко.
Жарко.
Невыносимо прекрасно, когда Матвей вжимается пахом в многострадальные ягодицы и его тяжёлое дыхание трогает мои разметавшиеся волосы.
Так чертовски головокружительно ощущать силу этого мужчину, сдаться в его руки и тонуть в этом чёрном омуте похоти, стоит его пальцам скользнуть по внутренней стороне бедра к влажным от желания складкам.
И он целует меня. Толкается внутрь моего тела языком и пальцами, разрушая последние крохи самоконтроля, за который я отчаянно цеплялась, не желая так быстро падать в эту глубокую пропасть свободного полёта, где я согласна на всё, лишь бы он продолжал.
Что он сейчас ни попросил бы — я просто на физическом уровне не смогу сказать ему «нет».
С моих губ слетают стоны, которые он втягивает в себя между поцелуями, я не могу себя контролировать — сама насаживаюсь на его пальцы, сжимаюсь сильнее вокруг них. Мне почти удаётся зацепиться за следующий уровень удовольствия, когда твой мир взрывается миллионами огней…
Почти.
Всё прекращается.
Хнычу и по инерции толкаюсь назад, врезаясь в его твёрдый член ягодицами с красными отпечатками ладони.
Хочу вернуть всё обратно, извиваюсь и стараюсь освободить руки, которые Матвей продолжает удерживать, чтобы собственными усилиями дойти до финала, но мужчина легко предугадывает любую мою попытку.
Предугадывает и пресекает.
— Тш-ш. Даже не думай, малышка. Только когда я разрешу, — опять этот шёпот возле шеи, от которого у меня ноги подкашиваются. — Наказание не всегда бывает приятным, — зубами тянет мочку, медленно разжимает пальцы и одёргивает его-мою рубашку так, чтобы она прикрывала ягодицы.
Засранец бессердечный.
Я ведь почти готова была кончить. До сих пор волны ударяют в низ живота. Лишь несколько движений по чувствительному влажному месту…
— Нет.
Укус в шею отвлекает. По крайней мере, я теперь могу сосредоточиться на чем-то помимо почти болезненной пульсации между моих бёдер.
— Вернёмся к тому, на чём остановились. Мне надо накормить свою даму, — он смеётся, Матвею весело.
Мой взгляд точно обещает ему самую многострадальную месть, которую только можно придумать.
На целом огурце получилось бы эффектнее, но придётся обойтись имеющимся арсеналом.
Я утаскиваю с тарелки хрустящую зеленую дольку, обхватываю ту губами, слегка посасываю, пытаясь не захихикать от абсурдности моих же действий, а потом резко с как можно более воинственным видом переламываю кусок огурца на две части, тут же тщательно клацая зубами, закинув туда же вторую часть.
— Амазонка проснулась? — всё же убирает тарелки в сторону и сокращает расстояние между нами.
Не сразу, но мне удаётся проглотить всё, что у меня во рту, пока я наблюдаю за мужчиной.
— Такая милая, когда пытаешься угрожать, — оттягивает мою нижнюю губу большим пальцем, второй рукой невесомо проводя вдоль позвоночника. Сжимает ягодицу, сильнее вдавливает ладонь во всё ещё пылающую кожу, вырвав из меня шумный выдох. — Мы оба знаем, что я сильнее и легко сломлю любое твоё трепыхание, — я прекрасно понимаю, что это не угрозы.
Игра, которая нравится нам обоим.
Мне до мурашек нравится быть хрупкой на его фоне. До учащенного дыхания и нового спазма между ног.
— На колени, девочка, — что-то меняется в его глазах в этот момент.
Тьма.
Непроглядная заволакивающая тьма.
А мне остается послушно скользнуть на пол и прижаться щекой к его ладони.
Почему?
Потому что я тоже невыносимо сильно хочу этого.
Хочу его в свой рот до зажмуренных глаз. Хочу жёсткую — на грани — хватку пальцев в моих волосах. Хочу услышать, как он рычит, когда я стану сильнее сжимать губы вокруг ствола, помогая себе пальцами по твёрдой возбуждённой длине.
Хочу эти сладкие финальные секунды контроля с моей стороны, когда даже такой хищник становится уязвимым в руках своей «жертвы».
Медленно обвожу губы языком, не проигрывая битву взглядов, подхватываю резинку пояса и сжимаю пульсирующий член в своей руке, оборачивая ладонь вокруг.
Оттягиваю момент, когда всё станет грубо, развязно и пошло — дразню Матвея лёгкими осторожными касаниями, мажу губами по длине, чувствуя влажность от прикосновений языка под пальцами.
Он позволяет мне. Позволяет наиграться, прежде чем настойчивее наматывает волосы на кулак, вынуждая откинуть голову, и скользит головкой между моих губ, остановившись, только когда член ударит в горло.
На первый раз.
Во второй он толкается чуть глубже, выскользнув, чтобы тут же ударить внутрь сильнее.
На третьем толчке я не могу удержать глаза открытыми.
Жмурюсь, но подаюсь вперед, впившись ногтями в его бедро, потому что на этот раз глубина проникновения заставляет меня немного нахмуриться.
— Не спеши, малыш, — Матвей не понимает. Он не понимает, что я хочу отдать ему всю себя.
Настойчивее сжимаю губы и пальцы на его стволе, вбираю глубже, замирая, дав себе возможность привыкнуть к этому ощущению, от которого у меня позвоночник словно вибрирует, посылая в каждую клеточку импульсы какого-то извращённого удовольствия, когда мужчина почти не касается тебя, а между ног всё равно бессовестно мокро.
Ещё глубже.
Сантиметр за сантиметром позволяю ему скользить глубже в мой горячий рот, возвращаю взгляд в его глаза и мысленно присваиваю себе победу, потому что в этот момент пальцы Матвея впиваются в край стола.
В моей голове шум, который вытесняет всё остальное.
Я могу сосредоточиться лишь на мужских пальцах на моём затылке, которые всё сильнее натягивают волосы, и на шумных полу-рыках, стоит мне губами скользнуть чуточку резче по подрагивающему от приближающегося удовольствия стволу.
Быстрее губами по его твёрдости, сильнее сжимая ладонь у основания, прикрыв глаза, чтобы выдержать заданный мной же напор, от которого Матвей абсолютно точно способен потерять голову через три секунды, две, одну…
Терпкая горячая жидкость ударяет в горло, стекая по нему вяжущими струями. Проглатываю всё и отстраняюсь, продлеваю рукой его финал, позволяя сперме попасть на губы, с которых пальцем не даю ей упасть ниже. Языком по собственной подушечке, слизывая капли под хищный взгляд сверху.
Матвей пристально наблюдает, стараясь не упустить ни единой секунды.
Собирает пальцами несколько всё же скользнувших по лицу к подбородку капель и вталкивает указательный и средний в мой рот, поглаживая осторожно язык, которым я оставляю влажные следы на его коже.
Мы голодны друг до друга.
И это точно не тот голод, который можно унять той самой нежнейшей ветчиной. Пусть даже она окажется самой дорогой на свете.
Вторая попытка заняться сексом в кровати выходит куда лучше.
Поцелуи, которыми жжёт кожу от
