губ до набухшей под руками Матвея груди. Укусы, что оставляют на коже алые пятна. Несдержанные прикосновения к бёдрам — меня удерживают в одном положении на мягком матрасе, пока я несдержанно извиваюсь и прогибаюсь в спине от чувственности нашей близости.
Сколько раз он меня сегодня касался? Сколько раз дразнил невидимыми линиями от пальцев и точечными обжигающими прикосновениями губ?
Десятки, сотни, тысячи раз…
А мне всё мало.
Я хочу утонуть в этом мужчине. Хочу тянуть один на двоих кислород так долго, что после о возможности ходить можно будет забыть на пару дней. Или на пару недель.
Матвей прижимает меня своим телом к постели, скользит ладонью к низу живота, ныряя пальцами во влажные складки, заглушая каждый мой стон глубоким горячим поцелуем, где наши языки сплетаются в самом страстном танце, который только могут придумать на двоих мужчина и женщина.
Не понимаю, откуда в нём столько терпения.
Он впитывает каждую мою реакцию.
Распаляет так, что в некоторые моменты мне казалось — я сгорела. Сгорела как мой ещё незаконченный феникс.
А в следующую секунду воскресла из пламени, чтобы вновь и вновь хватать искусанными губами воздух, пока мужчина своими прикосновениями выбивает из меня новые протяжные стоны, от которых его губы трогает довольная усмешка.
В этот раз мы наслаждаемся друг другом медленнее.
Не срываем оставшуюся одежду, не сражаемся за право первенства, не ныряем в резкость движений.
Только удовольствие.
Опьяняющее чудесное удовольствие до приятных покалываний от позвоночника в каждую клеточку.
Моё сердце бьётся с такой скоростью, что в любой момент может сломать рёбра и прорваться в этот мир. В руки мужчины, которому оно принадлежало всё это время. Матвей просто снова выпустил его из клетки.
Влажный язык ударяет по соску, я выгибаюсь в пояснице как натянутая тетива, подставляя своё тело под ещё больший натиск сладких ласк.
Ладонь Матвея прижимается к пояснице, а после одним ловким движением я оказываюсь лежащей перед ним на животе в расстёгнутой рубашке, которую мужчина спускает с моих плеч до запястий и быстро, пока я не успела понять, затягивает тугой узел, оставляя мои руки скованными крепкими путами.
Пальцами ведет по линии позвонков, пока я пытаюсь сдуть с лица выбившиеся пряди.
— Продолжим? — практически урчит сытым котом мне в шею, а после на ягодицы опять ложится серия обжигающих шлепков сильных ладоней, от которых кожа в алых отметинах становится ещё ярче.
Как и мои ощущения, когда тяжелая ладонь в последний перед небольшой передышкой раз ударяет по ягодице чуть сильнее и Матвей, наматывая мои волосы на кулак, утыкает меня в подушку, чтобы заглушить вскрик от яркости момента.
Соседей стоит пожалеть. Не хочется, чтобы стук полицейских в дверь заставил нас прерваться.
Щелчок.
Я отчетливо слышу какой-то странный звук.
Поворачиваю голову и замечаю в руках у Матвея телефон, а затем меня немного слепит вспышка камеры.
— Извращенец, — удивительно, что в одну секунду ты можешь дразнить мужчину своим языком без капли стеснения, а в следующую тебя заливает краской от обыденной, на фоне спермы в горле, вещи.
Прячу своё смущение и немного приподнимаю бёдра, чтобы задница в кадре получилась в более выгодном свете.
— А ты, прям, институт благородных девиц вчера закончила? — следом ощутимый укус в мою многострадальную за этот вечер филейную часть. — Это ты ещё не знаешь о моих планах на эти фотографии.
— Что? — тут же начинаю ёрзать, пытаюсь выкрутить руки из узлов. У меня ладони чешутся телефон у него отобрать и удалить весь компромат.
— Шучу я, Вредина, шучу. Успокойся, — грудью к моей спине, полностью обездвижив меня своим весом. — Или не шучу. Посмотрим на твоё поведение, — кончиком носа по виску, толкнувшись бёдрами так, что я чётко ощущаю бёдрами его твёрдость.
Рука на горле, сжимает пальцы, стволом скользнув между ягодиц. Оставляет на шее четыре пальца, большим очерчивает контур нижней губы и толкается им в мой рот, стоит мне задеть языком подушечку.
А я вредничаю и зубы сжимаю, не пропустив дальше ни на миллиметр.
— Открой, — волна мурашек по телу от грубого приказа на ухо. Подчиняюсь, покорно обхватываю губами фалангу и втягиваю глубже под ещё один толчок сзади. Пока поверхностный. — Хорошая девочка. Послушная.
Ладонь полностью возвращается на шею. Мокрое касание холодит кожу, пальцы перемещаются пониже затылка и Матвей прижимает меня щекой к постели, выпрямляясь и свободной рукой обхватывая член, раздразнивая меня прикосновениями головки к моим влажным складкам между чуть раскрытыми для него бёдрами.
— Не двигайся, милая. В противном случае всё прекратится, — искушает меня ещё больше своим хриплым голосом, давит членом сильнее, легко по смазке проскальзывая внутрь плотно обхватывающего его лона, и замирает на этих нескольких сантиметрах, испытывая, чёрт бы его поджарил, моё терпение.
Мне нужно больше.
— Если ты планируешь засыпать вместе со мной — советую поспешить прямо сейчас, потому что в противном случае не гарантирую твоё пробуждение. Я тебя лично придушу за такие выходки, — и зарычать. Для большей убедительности.
А Матвею хоть бы что.
Смеётся и ладонью к ягодице прикладывается, вынуждая меня сжаться внутри ещё сильнее.
Продолжает до невозможного медленного заполнять меня, растягивая твёрдой горячей длиной, задевая все самые приятные точки.
— А теперь можешь показать, насколько тебе хорошо подо мной.
Туман.
Чёрная непроглядная пелена перед глазами, когда мужчина резко переходит на жёсткие грубые толчки. Без остановки. На полную длину, пахом прижимаясь каждый раз к моей заднице.
Вколачивается так сильно, что я не могу сделать вдох.
Я срываюсь на громкие частые стоны. Кусаю губы в кровь, когда член ударяет в пульсирующее лоно до болезненно-сладких спазмов, закручивая меня мощным потоком чистого глубокого наслаждения.
Могу только просить. Умолять Матвея не останавливаться, когда после каждого рывка мне кажется, что на следующем я точно взорвусь.
— Ещё, ещё, ещё…
— Какая же ты нереальная в своём желании, девочка моя, — хриплым рычанием по уху, зубами в мочку, рукой зажимая мне рот, когда толчки становятся редкими, но такими резкими и глубокими, что я скулю в его ладонь.
Это какой-то открытый космос.
Чёрная дыра, которая с каждой секундой сильнее затягивает меня в свои сети.
Нас затягивает.
Потому что напрочь сбитым дыханием сейчас могу похвастаться не только я.
Я уже не понимаю, что именно пытаюсь бормотать. Его имя то и дело проскальзывает между стонами-всхлипами. Давлюсь собственными криками, когда мужские пальцы проскальзывают в рот.
Матвей грубо имеет меня, а я чувствую обилие собственной смазки на внутренней стороне бедра и ещё плотнее обхватываю его возбуждённый ствол.
И, кажется, я уже расцарапала себе
