Я оборачиваюсь и не знаю, как реагировать на это.
— Ты что делаешь?
— Целую, чтобы ты не чувствовала себя обделенной, — Миша смеется, заставляя и меня улыбнуться.
— В палате всех тоже будешь целовать?
— Ты из-за одной приревновала, а если их будет много, так вообще мне не разрешишь заглядывать к тебе, — усмехается, как ни в чем не бывало.
— Я не ревную и стой, это моя палата, и отпусти меня, пожалуйста, я сама зайду. Хватит уже дефиле по коридору.
— Пускай завидуют, — говорит тихо на ухо и открывает дверь.
Я не хочу видеть их вытянутые лица и прикрываю глаза. Ему смешно и весело. Скорее всего, он хочет поднять и мне настроение, но не думает о том, как я буду чувствовать себя после того, как он уйдет.
— Добрый день, — здоровается Миша со всеми в палате.
— А что, теперь такие услуги есть? — слышу удивленный голос.
— Простите, это индивидуальная услуга. Какая твоя койка? — Кивает мне, глядя в глаза. Так близко ко мне, что кажется, одним воздухом дышим.
— Вон та, — кто-то подсказывает ему, указывая на не застеленную кровать.
— Ого, у тебя место козырное. — Опускает меня на кровать и накрывает покрывалом. — Розетка есть, раковина рядом, из окна не дует. — Я спускаюсь, удобно укладываясь, и не могу не улыбнуться. Сколько плюсов он сразу нашел в моем расположении, хотя мне оно казалось худшим. — Я сейчас вернусь, схожу за ноутбуком, — Миша предупреждает меня и выходит из палаты. И я тут же чувствую себя экспонатом в музее, когда, как только он выходит, все сразу смотрят на меня.
— Это что, твой муж? — спрашивает полненькая, откусывая яблоко.
— Нет, — знала, что это меня и ждет дальше. А если еще узнают нашу драму, то вообще не отстанут, давая советы и строя предположения.
— Но он классный, если бы меня муж так носил на руках, чтобы мне не надо было ходить, это была бы сказка, — рассуждает ее соседка по койке, у которой свекровь без ее ведома наводит в квартире порядок.
— Ну что классный, ребенка заделал, а женится не хочет. Ты, мол, мучайся, рожай, воспитывай, а я буду по выходным приходить и поработаю воскресным папой.
Я ничего не отвечаю, потому что знаю, что Миша сейчас войдет и услышит. Да и они видят только красивую картинку, а все, что спряталось под пластом наших ошибок, для них так и останется неизвестно.
Миша ставит на пол сумку с ноутбуком, а полупрозрачный пакет с какой-то едой на тумбочку.
— Принес тебе немного фруктов, шоколад и… — он запускает руку в пакет и вынимает бумажный стакан с мороженым. Рот наполняется слюной от одной мысли о нем. Уже наверное, немного подтаявшее и нежно-прохладное. — Угадал, что ты хочешь?
Я растягиваюсь в улыбке и довольно киваю головой.
Только никак не пойму, зачем он это делает… Я ему не нужна, а ребенок, возможно, и вовсе не его.
— Орлова, обед, — в палате появляется раздатчица и, переваливаясь с ноги на ногу, несет в мою сторону поднос с обедом. — У вас посетители сегодня? — спрашивает у меня, но смотрит на Мишу.
— Мне надо уже уйти? — уточняет Миша, потому что все девушки поднимаются, забирая кружки и ложки и покидают палату, чтобы пойти на обед.
— Нет-нет, наоборот, помогите ей поесть, можете покормить.
— У меня уже самой получается, — я пытаюсь перевести разговор на другую тему и выпроводить следом Мишу. Хватит того, что он видел уже мою беспомощность.
— Хорошо, если получается, но пока кто-то есть, пусть поможет, — она отвечает мне и переводит взгляд на Мишу.
— Ей можно только лежать, а лежа сами знаете, как неудобно есть.
Хочется взвыть от того, что он пришел именно сейчас и увидел меня такой. Беспомощной и слабой. Не той, что была раньше.
— Да, я покормлю ее, — Миша успокаивает женщину и берет тарелку с супом.
— Только посуду потом принесите, — дает она последние наставления и исчезает.
— Только ничего не говори, — ловлю я полуулыбку на его лице.
— Я ничего и не говорю. А что такое? — Он водит ложкой в тарелке и дует, остужая для меня еду.
— Что такое? Я беспомощная, как упавший на спину жук. Что-то делать пытаюсь, но ничего дельного не получается. Скоро стану чемпионом по вылеживанию.
— У всех бывают такие периоды, так что все будет хорошо, если ты будешь принимать чужую помощь.
Миша набирает ложкой суп и несет мне в рот. Как маленькую кормит и рассказывает, что нового на работе. Я должна поверить, что тот рекламщик случайный и на моей работе его появление никак не отразится. Если бы он хотел меня уволить, то это был бы хороший момент, но я продолжаю работать на Мишу и действительно смогу вернуться к работе, когда появится такая возможность.
— Как ты ешь, когда никто не может помочь?
— Ложусь на бок, ставлю тарелку рядом и ем потихоньку.
Я проглатываю еще одну ложку супа и смотрю на него, пытаюсь понять мотивы, но что скрывается за этими зелеными глазами так и не могу разгадать.
— Миш, зачем это все? — наконец решаюсь заговорить на волнующую тему. Потому что потом он уйдет, а мне мучайся.
— А что, если бы я лежал в больнице? Ты бы не пришла ко мне?
Пришла бы, конечно. Но я не отвечаю. А Миша пожимает плечами. Вопрос, на который не нужен ответ.
— Думаю, Вероника устроила бы запись на посещения, а меня ставила бы на то время, когда у тебя процедуры.
Миша прикусывает губу и рассматривает меня, о чем-то думая.
— Кстати, мне понравился твой медведь.
Он подозрительно резко меняет тему разговора, не отвечая на мою шутку. Так, будто ему неприятно, что я посмеиваюсь над ней. Ведь между ними могло что-то быть. А может и сейчас есть. Просто он узнал про ребенка и совесть вышла из тени, чтобы проявить немного неравнодушия. Ведь он так легко целовал свою одноклассницу, потом меня. Я на уровне со всеми остальными. А ее он оберегает, даже за спиной.
— Чтобы тебе скучно не было в твоем лесу… Миш, не надо ко мне ходить.
— Мне не сложно, к тому же кому-то надо тебя кормить.
— Я и сама могу, хоть и медленно. Тетя Нина еще обещала зайти. Если мне что-то понадобится, я тебя попрошу.
— Если я буду ждать, пока ты меня попросишь, то, думаю, президент к этому времени поменяется. Алиса заходила?
Я отрицательно качаю головой.
— Она писала, но я не ответила. Миш, мне правда надоело прятаться и согласовывать графики, чтобы мы втроем не встретились. Это бред какой-то.
— Она переживает за тебя.
— Особенно, когда намекнула, что мне надо съехать.
— Лер, не знаю, что с ней, и до конца ее не понимаю, но сейчас ей, правда, жаль. И я бы не хотел стать тем, кто разрушит вашу дружбу.
— Она уже разрушена.
— Ничего не разрушено. Пока она переживает за тебя, ничего не разрушено. Она например, знает, что я поехал к тебе. И просила позвонить и рассказать, как ты. Но сама боится к тебе ехать, потому что не хочет расстраивать.
Когда очередная ложка с пюре оказывается возле рта, я забираю ее и достаю контейнер, чтобы переложить туду остатки еды. Сейчас мне очень хочется мороженого. Прямо где-то в области яремной впадины ноет, так мне хочется этого.
— Что у тебя сейчас? Еще какие-то процедуры?
— Поставят капельницу минут на двадцать, потом сонный час.
— Тогда не буду мешать.
Он складывает тарелки на поднос и смотрит на меня. В любой другой ситуации он бы наклонился и поцеловал, но сейчас мы просто смотрим друг на друга. И я бы очень хотела верить, что все это из-за меня, но ведь знаю, что нет. И то, что он так резко изменил отношение ко мне, доказывает лишь то, что это из-за ребенка.
— Пока.
Я провожаю его взглядом. Так и не решилась сказать, что мне приятно, что он вот так просто пришел проведать, пусть и ради ребенка. Я ставлю банку с мороженым на тумбочку и отворачиваюсь к стене.
Снова накатывает минутка жалости. У меня было все, а я в один миг сама отказалась от этого. Почему нельзя отмотать все назад. Почему ошибки воспринимаются ошибками только спустя время? А тот, кто был нужен, в тебе уже не нуждается.
