окна, но обстановка все равно кажется ужасно непривычной.
Я вообще и не думала, что за такой короткий срок так привязалась к своему новому дому. Там мне было комфортно и, что ни говори, нравилось, что дорогая квартира стала тем местом, где я могу встречаться и общаться с Мироном, пусть и не совсем в том ключе, о котором я мечтала.
Сынок, мало-помалу, начинает успокаиваться. Он уже только часто всхлипывает, а его глаза закатываются. Устал, мой бедненький.
Глядя на раскрасневшееся личико ребенка, я понимаю, что оказалась совершенно не готова к такому повороту событий, что я снова подвела этого маленького человечка, и совершенно не знаю, что делать дальше.
Смогу ли я простить себя за это? Быть может, когда-то и прощу… Но не сейчас, когда на моих руках плачущий ребенок, а я без дома и без гроша в кармане.
Неожиданно вспоминаю о карточке, что мне оставил Мирон. Быть может, Оля о ней не знала, и не успела добраться до денег, что хранятся там.
Не знаю, о какой сумме точно идет речь, но Богданов говорил, что я могу себе ни в чем не отказывать. А я, ведь, почти ничего не покупала. Только продукты заказывала. Памперсы. Там точно должно было что-то остаться.
– У меня в комнате большая кровать. Думаю, мы можем переложить туда твоего сына, – предлагает хозяин квартиры, когда Макар окончательно засыпает.
Сынок все еще всхлипывает, и каждый такой всхлип буквально разрывает мне сердце.
– Да, давай, – соглашаюсь, зачем-то часто кивая головой.
Мы оставляем малыша в комнате Алекса, а сами возвращаемся в гостиную. Усаживаемся за небольшой столик у окна, где нас уже ждут большие кружки с чаем.
– Не надумала рассказать? – интересуется мужчина. – Это Богданов выгнал тебя?
– Что? – поначалу мне кажется, что я ослышалась. – Откуда ты знаешь, его фамилию?
– У меня пунктик такой. Профессиональный. Я знаю всех, кто купил квартиры в нашем доме. Или думаешь, я стал бы заводить с тобой знакомство, зная, что у тебя есть муж?!
Алекс улыбается так, как делает это обычно, и все сомнения с подозрениями тут же отходят на второй план.
– У нас с ним просто ребенок… – зачем-то начинаю оправдываться, хотя это ни к месту.
– Я так и понял, – отзывается мужчина.
– Так что? Это он вынудил тебя собрать вещи? Или ты просто так с сумкой по этажам гуляешь?
Я решаю рассказать Алексу о том, что случилось. Во-первых, мне нужно выговориться. Во-вторых, мне нужен совет. В-третьих, этот мужчина впустил меня к себе домой безо всяких сомнений. Думаю, ему можно доверять.
Поэтому выкладываю все, как есть. Сосед внимательно слушает и только изредка задает наводящие вопросы.
Он не имеет никакой эмоциональной реакции, но, будто, анализирует все, что я говорю. Пропускает через себя, но ни с целью войти в мое положение.
– Мирон не мог сделать ничего плохого, понимаешь?! В чем бы его не обвинили, он этого не делал, я уверена, – заключаю в итоге, и меня снова накрывают рыдания.
Хорошо, что сынок уснул, и теперь можно спокойно излить весь негатив, что изнутри дерет острыми крюками. Я реально чувствую, как меня разрывает на части. Колет, режет, разрезает. И эти ощущения становятся все сильнее, а тучи над моей головой, кажется превращаются в беспросветную тьму.
– Подожди минуту, – Алекс отходит в дальний угол комнаты и кому-то звонит.
Я не слушаю. Мне и без того плохо. Не помню, когда в последний раз я испытывала что-то подобное.
– Собирай сына и поедем, – вдруг слышу позади себя голос мужчины.
– Что? Куда? – всхлипывая спрашиваю.
– В изолятор, – будто само собой разумеющееся произносит Алекс. – Или тебе не нужно? – он выгибает бровь, замечая мое замешательство.
– Очень нужно, – шепчу, хотя еще не осознаю до конца, всю суть происходящего.
Мирон
– У меня есть право на телефонный звонок, – заявляю полицейским после того, как меня запирают в камере.
– Только быстро, – бурчит мужчина в форме, протягивая мне трубку.
Номер своего адвоката я знаю наизусть. Проблем с законом у меня практически не было, но для оперативного решения некоторых вопросов, было необходимо иметь возможность связаться с юристом независимо от состояния мобильного телефона, где записаны все номера.
Сейчас же у меня одна цель – выйти отсюда до истечения сорока восьми часов. Уверен, это возможно. На свободе мне будет проще контролировать все происходящее сейчас в компании.
Адвокат долго не берет трубку, и офицер уже начинает нервничать.
– Время выходит, – злится он как раз в тот момент, когда юрист отвечает на звонок.
– Аркадий, привет. Меня задержали. В офисе узнаешь все подробности. И давай, побыстрее. Не хочу здесь надолго задерживаться.
– Мирон Александрович, приветствую, – слышу по ту сторону трубки. – Со мной ваша жена уже связывалась. Я записи с камер посмотрел, протоколы. Простите, но тут без шансов. Максимум, что мы можем сделать, это немного скостить срок, но вы же понимаете, как это отразится на моей репутации?
– Ты в своем уме вообще? – повышаю голос. Такого ответа я ожидал меньше всего.
– Мне очень жаль. Бородин тоже не возьмется, я с ним уже переговорил.
– Аркаш, ты же знаешь, что я не обижу. Заплачу сколько скажешь. Я тебя хоть раз обделял?
– Мне очень жаль, – повторяет мужчина и вешает трубку, а я с трудом сдерживаюсь оттого, чтобы не зашвырнуть трубку куда-нибудь в стену.
– Черт! – вырывается само собой.
Я не могу поверить, что оказался в такой заднице, учитывая, что вся моя бухгалтерия чиста, как стеклышко. Понятия не имею, откуда в моем кабинете могли взяться эти бумаги, которых я до сих пор не видел в глаза.
– Эй, – окликаю полицейского, что как раз собирается выходить из помещения с камерой. – Сколько мне грозит?
Сейчас хочется разобраться хотя бы с этим.
– До семи лет. Со штрафом, – нехотя отвечает тот.
После ко мне еще долго никто не приходит. Хорошо, что в камере я один. Хотя помещение располагает нарами на четырех заключенных.
Усаживаюсь на одну из кроватей, чтобы обдумать все. Хотя бы собрать мысли в кучу. Только какой тут? Забрали меня из дома, и я только со слов полицейских понял, за что меня задержали. Отмывание денежных средств в особо крутом размере. Смешно. Было
