Вздрагиваю, словно просыпаясь ото сна, когда сильная рука опускается на мою ладошку, сжимающую карандаш.
— Мне нравится, а что в фойе будет? — внезапно звучит низкий голос над ухом.
— Тепло там будет.
Это первое что приходит на ум.
— Чтобы расположить к себе?
— Чтобы люди чувствовали себя как дома. И не хотели уходить. Тебе ведь именно это надо? — поворачиваю голову, сталкиваясь с бушующим океаном в глазах Агапова. Он смотрит на меня не моргая, так, словно я картина, которой можно любоваться. Словно я единственное, что сейчас его волнует. И как бы мне хотелось, чтобы это было так, но внутри все переворачивается, стоит только вспомнить то, то видела.
— Именно так, я этого и хотел всегда. Чтобы уходить не хотели. Нам нравится одно и то же.
Глаза при этом темнеют, становятся все мутнее и мутнее. А я заставляю себя перевести взгляд, переключиться. Но все равно тону в этом.
— Ревновала, да? — продолжает низко, утробно.
Молчу, упорно всматриваюсь в чертежи, понимая, что в целом-то он снова прав. Но я не дам ему понять это.
— Я знаю, что ревновала. Мне было так приятно знать, что ты ревнуешь, я этого хотел, черт возьми. Желал, — Влад упирается головой в мою, жадно вдыхая аромат распущенных волос.
— Ты только этого и хотел, да?
А я хотела совсем другого, я запрещала себе, я была не я. Словно другим человеком была, словно забыла прошлое и не поняла, что нельзя снова войти в ту же реку. Невозможно и не нужно это, за что и поплатилась, чего уж мне. Поделом.
А он хотел, чтобы ревновала. Ну не чудовище ли?
— Хотел, очень хотел. Так сильно, что от желания мне ломало кости. Чтобы ты ревновала меня, чтобы смотрела так на меня, чтобы не он был причиной твоего неспокойствия, а я. Чтобы ты волновалась за меня, чтобы все было так, как хочется мне в глубине души. Думал поговорить, а ты все сделала в своей манере, накрутив себе мультиков, думал дать время остыть, а ты все равно нашла способ вывести меня из равновесия, все равно нашла лазейку ко тьме, как бы упорно я ни старался вывести тебя на свет, Вискас.
Сильные руки обвивают талию, пока я внутри распадаюсь.
— Тебе доставляет удовольствие издеваться надо мной? Да просто избавься уже от меня и все, зачем мучить? — срываюсь на крик, пытаясь выпутаться из объятий, что становятся для меня конечной остановкой на пути вникуда.
— Я хотел и хочу только тебя, как бы упорно не пытался выдворить любые упоминания о тебе из своей жизни.
Врешь.
— Скажи это тем, с кем ты был. Я поверила тебе, я доверилась, я…— слова не складываются в предложения. Все выходит из-под контроля. Агапов ухмыляется довольно, словно это последнее, чего он так сильно ждал и дождался-таки.
— Ничего не было, и я никогда не хотел издеваться над тобой. То, что ты видела, это просто неудачная картинка, пришлось посетить одно место, чтобы выловить нужную мне информацию. Не более. Но ты должна мне верить, Вита. Ты должна мне верить.
Что? Не было, да? Верить должна? А что еще я должна в этой жизни кому-то? Что?
— Тебе верить? Как я могу тебе верить? — слезы льются из глаз. — Я себе не доверяю больше, а ты хочешь, чтобы я верила тебе.
Но слезы не изменят того факта, что я чувствую облегчение. Не было. Не было. Не было. Но как бы там ни было.
Я не могу слепо ступать за тобой, больше нет, я не могу вверять свою жизнь в руки другого человека. Пора все решать самой.
— Доверься себе, просто доверься своим ощущениям.
Горячие губы касаются лица, невесомо, легко, а затем ведут влажную дорожку к уголку глаза. Жадный вдох вызывает бушующие мурашки на коже. Он просит доверия, а я распадаюсь на части, не способная больше верить.
Доверься.
Это так мало, но для меня это целая жизнь. Моя жизнь, в которой я не брала все в свои руки, но настало время это сделать. Настало ведь, да?
Довериться?
— В последний раз доверься. И посмотри, что будет. Ты уже другая, ты даешь отпор. Ты противостоишь, пусть это и сложно. Но ты уже не та, что раньше, Вит. Я сделаю все, чтобы вернуть ту девочку, которую знал всегда. Мою Виту. Девочку, которая светила ярче солнца.
Он все сделает.
Он всегда делал.
Для меня. Ради меня.
А я была его светом, как он мне не раз говорил.
— Я обещаю тебе, что ты не пожалеешь ни единой минуты в своей жизни. Но и ты обещай, верить мне всегда, даже тогда, когда больше всего на свете хочется усомниться при всех фактах. Даже тогда, когда страшно хочется все бросить и уйти. Что бы ни говорили тебе, что бы ни показывали. Верь мне. Я никогда и ни за что не сделаю ничего, что причинит тебе боль.
Всматриваясь в глаза напротив, я понимаю, что нахожусь на рубеже. Прошлого и настоящего. Но я чертовски сильно хочу шагнуть вперед.
ЭПИЛОГ 1
ВЛАД
— Владислав Юрьевич, я могу идти? В офисе никого уже долбанную «тучу» времени, — нетерпеливо постукивая пальцем по дверному косяку, толдычит мне секретарша. Черт, совсем о ней забыл, думал, что эта стерва давно ушла вместе с остальными.
Я увяз надолго, решал проблему с Радушиным, списывался, созванивался, а теперь жду финальной отмашки от нового друга. Тридцать первое декабря, а все сижу, кукую. Вита нуждается во мне дома, а я тут. Моей девочке именно сегодня нужна поддержка как никогда.
— Можешь идти.
Отмахиваюсь, как он назойливой мухи. Меня она как специалист устраивает, а вот как человек бесит, и я ее тоже. Взять к себе пришлось по старой дружбе, видите ли, надо было девочку вывезти из страны из-за внутрисемейных проблем, а зная ее нервного братика и такого же нервного отца, я, можно сказать, поучаствовал в спасательной операции. Но кто ж знал, что ее характер заставит меня взвыть на вторые сутки?
Помог старшему товарищу, нечего сказать, а моя нервная система ушаталась вкрай.
— Владислав Юрьевич, — корчит недовольную моську «Олечка» и умолкает.
— Что? — поднимаю вопросительный взгляд на нее и думаю, когда же я в последний раз слышал от нее вежливое обращение? Не в этой жизни точно.
— С праздником. И пусть у вас все будет хорошо. И у нее тоже.
Намеки — это сильный конек Фроловой, я бы сказал, лидирующий. Она сейчас без шуток и с довольно серьезным лицом это произносит, без обычной едкой ухмылки.
У Вискаса все будет хорошо, я уж постараюсь. Работа над проектом немного отвлекла, я ее еще к психологу записал, толковая баба с ней теперь работает. Тут все же такой вопрос, закрыть который поможет только профессионал. Смотреть на свою девочку, которая просыпается по ночам в слезах, я не могу. И хоть я долгое время мозгоправов не приветствовал, эта внушает доверие, и самое главное — Вита от нее без ума и после нее она живая. Вот так можно описать ее состояние.
— Спасибо, Фролова. И тебя с праздником. Папе привет передай.
Теперь Оля хмурится, волком поглядывая на меня. То-то же. Папка же ее сюда и отправил, ох и скандалище же был. Они вроде как до сих пор не общаются. А вот нечего было всем нервы делать и становиться объектом вожделения местного мафиози, а потом еще и «случайно» оказываться в том же закрытом клубе, что и он. Пожалуй, я бы свою дочь тоже выслал бы за тридевять земель подальше от такого чуда.
— Вот умеешь же ты быть мудаком, Влад.
— Теперь узнаю знакомую гадюку, — смеюсь и откидываюсь на стуле.
Девица молнией вылетает из кабинета и громко хлопает дверью. Ну-ну. В этот момент телефон издает пикающий звук, и я понимаю, кто на том конце провода.
— Да, — отвечаю быстро, стоит только схватить телефон.
— Встречаемся в том месте, о котором я говорил в прошлый раз, через полчаса.
Новый друг немногословен, сейчас мало коммуникабельный, все общение сводилось к вопросу о Радушине. Благодаря тем волшебным бумагам, этот говнюк уже в СИЗО, и никакая сила не поможет. Ничего его уже не спасет, даже влиятельные связи. Насчет личности самого мистера Х у меня есть догадки, но я держу их при себе. Раз человек не хочет сообщать об этом никому, значит, так нужно. На то есть объективные причины, мне важен лишь тот факт, что он помог мне прижучить эту падаль. Остальное — никому ненужные детали.
