И кстати говоря, я до сих пор не видел этого человека вживую. Только в полутьме, украдкой.
— Спасибо. Еду.
Сбрасываю вызов и собираюсь. Я ждал именно этого. Ждал момента, чтобы дорваться до Радушина, потому что меня не пускали к нему, еще бы. Как только бумаги пошли в ход, я не мог даже поговорить с ним, потому что это было одним из условий мистера Х.
После того, что я узнал из этих бумаг, я бы его просто размазал по стенке. Навсегда. Не только за родителей Виты, не только, но и за то, что он сотворил со множеством других людей, а особенно молодых девушек, которые пропали в период обучения этой падали в универе. Десятки имен, десятки дел, десятки загубленных душ. Кто мог знать, что под маской некогда забитого парня будет скрываться чудовище.
Приехав на место, ощущаю вибрацию во всем теле. И стоит мне только зайти в темное помещение, насквозь пропахнувшее знакомыми сигарами, как я понимаю, что не один. Опять тьма, а напротив меня огромное стекло, за котором приглушенный свет настольной лампы, слабо освещающий поникшую голову Радушина. На нем нет лица, опухшее месиво вместо него, но с ним настойчиво говорят люди в штатском.
Я помнил совсем другой разговор, что все будет без рукоприкладства, но вижу другую картину. Черт, если бы знал, я бы вырвался бы поучаствовать самостоятельно.
— Его не трогали больше, чем нужно, а ты бы не остановился. В этом и заключается разница. Мне нужны страдания, а не смерть. Это может быть боль, но не ведущая на тот свет.
Опять ответ на вопрос, звучащий в голове. Если бы я был мистического склада ума, то точно подумал бы, что он колдун.
— Ты подпишешь все, иначе до камеры не дойдешь.
Звучит в динамиках. На эту фразу реакция Радушина однозначная — смеется, а затем плачет, срываясь на крик.
— Я хочу с ним потолковать, — грубо отвечаю, понимая, что получу отказ.
— Выпусти меня! — вопит нечеловеческим голосом бывший друг. Глаза бешеные, потухшие.
— Это не твоя война, парень. Я слишком долго ждал.
— Я хочу туда!
— Нет. Любой вопрос ты можешь задать тут, но в целом мы задали их за тебя уже.
Мои глаза намертво впиваются в искаженное болью лицо Радушина.
— Нет. Я хочу туда. И я туда пойду.
Толкаю от себя стол и двигаюсь к двери.
— Узнаю в тебе себя, но прежде, чем ты туда войдешь, пообещаешь мне, что не отнимешь жизнь, — я резко поворачиваюсь на звук, мою руку в этот момент сжимают словно в тисках. Взгляд выхватывает искаженное лицо Мистера Х, правой части просто нет, это ходячее пособие по анатомии, а левая…левая принадлежит человеку, повидавшему много горя. Мои догадки верны.
— Что ты носишься со своей жизнью? Эта падаль не стоит того, ты вообще видел эти документы? Ты видел, что он сделал? Да он жил с моей женщиной, он мог и с ней это сотворить, понимаешь вообще, что значит это все? Что значит то, что ты мог бы не спасти ту, о которой грезил больше всего на свете? Ту, которую оставил по собственной глупости, ту, которую подверг опасности?! Я больше всего на свете хочу, чтобы он сдох, а ты желаешь ему жить?! Ты больной, или как?
Мне сейчас плевать на последствия, я этого придурка не понимаю!
— Я обещал маме. Если ты пообещал что-то маме, то держи слово.
На пол падает черно-белое фото. Фото, при первом обозрении которого может показаться, что я поехал крышей. Потому что на меня смотрит точная копия моей Виты. Только как будто из прошлого...
Паззл в голове складывается. Вот и причина. Лицо Мистера Х замирает в нечитаемой маске, а я отшатываюсь, хватаясь за ручку.
Ну что ж, я был прав. Кто-то все-таки жив. А Вита…так похожа на их мать, неужели…неужели это и есть ответ на вопрос?
Меня больше не удерживают, никто и слова не говорит.
Захожу внутрь и с разбега припечатываю кулаком Радушина.
— Зачем ты их убил?
Герман, или не Герман вовсе, улыбается окровавленными губами и сплевывает вязкую жидкость на пол.
— И ты тут. Так интересно…ты сейчас о ком?
— Зачем ты убил родителей Виты и почему не тронул ее?
— Ты все знаешь, ведь так? Мой чудом воскресший братец подсказал? Почему не тронул...
Уши заливает бетоном. Давление бахает по голове.
Мы и не знали, что у Радушина был брат, более того, я и мать его видел раз или два, и то в состоянии, в котором меньше всего хотел бы кого-то видеть. И тогда я точно сходства не заметил... А тут все раскрывается с такими подробностями, что волосы на голове шевелятся. Только сейчас я начинаю припоминать, что в гостях у него мы не были. Все сводилось к тому, что они бедно жили, но как они жили на самом-то деле? Как? Никто ведь не знал.
— Ты, сука, будешь страдать.
— Буду. Только мне все равно. Я хотел быть богатым, я стал богатым. Я хотел себе ее, она стала моей. Я хотел ребенка, и он у меня тоже есть. Все, чего мне хотелось, я достиг. И никогда ни в чем себе не отказывал, — смех разрезает пространство, нервный, больной. Смех нездорового человека. Смех того, кто больше не человек. — А как я этого достиг, не имеет абсолютно никакого значения. Потому что я победитель. По-бе-ди-тель! Цели всегда оправдывают средства. Запомни.
Радушина уводят, а я смотрю на окровавленные руки и понимаю, что очень много в этой жизни я чуть не потерял навсегда.
ЭПИЛОГ 2
СПУСТЯ ГОД. 31 ДЕКАБРЯ.
ВИТА
Как же хорошо, что не надо ничего готовить: Влад настоял на доставке. С другой стороны, это, конечно, немного грустно, потому что каждый Новый год я привыкла накрывать огромный стол. Но в нынешних условиях это поистине ужас, с трехмесячным малышом на руках это было бы ой как сложно, если не невозможно. И если бы не Влад…не было бы ничего из этого. Думала ли я, что моя жизнь настолько круто поменяется? Нет, я и мечтать не мечтала и отчаялась уже.
С моим-то диагнозом. Липовым, как оказалось. Синдром ленивого яичника по факту. Ничего, кроме как витаминов и регулярной половой жизни с нужным человеком, мне не было показано. А я пичкалась таблетками, загоняя себя в еще больший тупик.
— Давай Марка сюда, — шепчет на ухо Влад, забирая сына. Он точная копия отца, особенно глаза, в них смотришь и видишь паренька из прошлого. На всех старых детских фото Агапова может показаться, что Марк и Влад одно лицо. — А то ты его залюбила просто. Не надо мне тут маменькин сыночек.
Я до сих пор с содроганием и трепетом вспоминаю, как рожала весь день это чудо. А с еще большим трепетом вспоминаю то, как узнала, что беременна. Просто мне было плохо, все время плохо, а потом потянуло на селедку с шоколадом. Одновременно.
Неладное заподозрил именно Влад, и то не сразу, мы были по уши в делах в связи с судом над Германом, появлением еще одного действующего персонажа из прошлого…крестного нашего Марка. Так вышло, что Влад и дорогой Мистер Х, он же Григор Димитров, сдружились, хоть и сложно назвать такое общение дружбой, однако, как говорит мой дорогой муж (да, Новый год теперь у нас связан только с хорошими воспоминаниями, именно в прошлом году Агапов тридцать первого числа сделал мне предложение) такие люди и общаются только с теми, кого считают своими. А раз Григор показал свое лицо, значит, доверяет нам достаточно и считает своими людьми.
Он-то и помог нам со всеми проблемами. Особенно с Германом, вывести которого на чистую воду оказалось не так просто, но в конечном итоге, доказательства были неоспоримые, так что он отправился за решетку на долгих двадцать лет. А Ирочка…оказалось беременна была вовсе не от Германа, таких как он у нее было в избытке, вскоре после оглашения решения суда, «любимая женщина» родила мулата. Наверное, это здорово ударило по психике Радушина, но я не уточняла.
Мы больше о нем не говорим.
— Любви много не бывает, — передаю сына мужу, а затем легонько провожу ладошкой по небритой щеке.
Влад поднимает голову и кокетливо улыбается, прижимая Марка к груди. Маленькие ручки ложатся на широкую мужскую грудь, скрытую за белой рубашкой. Все в костюме, всегда «при параде».
