Майк по-прежнему держал Боза, но второй рукой уже дотянулся до пистолета. Он что-то быстро с ним сделал, и из него выпала обойма. Майк поднял ее и зашвырнул подальше в снег.
Тут послышался громкий вой полицейских сирен. Из соседних домов стали появляться наспех одетые люди в накинутых сверху пальто. Они заполнили двор и с любопытством смотрели на происходящее.
Полицейских было трое. Двое мужчин и женщина. Они с пристрастием допросили Майка. Майк сказал Долли, что все расскажет полиции, по-другому не получится, Долли, поколебавшись, кивнула. И сразу стала выглядеть моложе.
Боза отвели в наручниках в машину, а Мэри и Майку сказали, что Долли нужно завезти в полицейский участок для дачи показаний.
Они втроем пошли к «Понтиаку», и Мэри думала про себя, что все-таки не знает по-настоящему своего мужа.
– Я рад, что ты собралась к нам в гости, Долли, – спокойно сказал Майк, когда они все расселись. – Завтра воскресенье. Надеюсь, ты любишь шоколадные кексы.
Даже Агнес, я думаю, не смогла бы простить Боза, увидев, как он вел себя в полицейском участке. И это после всего, что он натворил. Сначала Боз угрюмо буркнул что-то насчет того, что очень виноват перед женой, но вдруг распалился и стал оскорблять ее последними словами, от которых даже полицейские покраснели. Он обвинял Долли во всех смертных грехах, включая то, что она каждую ночь продавала себя мужикам и складывала в банке деньги, не давая ему ни копейки. Этим-то она довела его до пьянства и увольнения. Долли, наверное, впервые в жизни услышавшая такую мерзость, стояла бледная как смерть. Много позже Мэри как-то призналась мне, как они боялись, что Долли в ту ночь наложит на себя руки, и до утра караулили с Майком у двери, прислушиваясь к ее дыханию. После этой сцены полицейские увели Долли и Майка с Мэри в другую комнату, где постарались как можно быстрее составить протокол и отпустить их домой.
Общественный защитник Боза на суде был умным молодым адвокатом. Он представил горького пьяницу жертвой безработицы. Но жестокое избиение, оскорбление жены и стрельба из пистолета исчерпали терпение нашего городка. Майк Мейтлэнд дал показания, подтвердив, что это не было шуткой или спортивным состязанием, как пытался представить дело адвокат Боза.
Боз отсидел девяносто дней, а потом навсегда уехал в Тулсу, где у него жил двоюродный брат.
Синяки у Долли прошли, но сердечные раны оказались глубокими. Она очень долго казалась совсем потерянной, ни на что не реагировала. Наконец женщинам это надоело. У членов клуба был богатый жизненный опыт. Они насели на нее все разом, когда, по их мнению, прошло достаточно времени, и провели цикл лекций о самоуважении. Завершился этот цикл убедительным выступлением Деборы.
– Ты что, жалкая курица? Я знаю таких, но, уверяю тебя, ты не из их числа! Вспомни, кто нашел магазин «Земля и природа», наше первое удачное вложение? Конечно, это было задолго до того, как ты решила стать жалкой курицей. Отнесись к себе с уважением наконец! Купи хороший новый дом, съезди отдохнуть в Европу. Займись своим зубом и похудей. Не сиди и не кисни, жалея себя. Ни один мужик не стоит того, чтобы женщина из-за него перестала быть женщиной. Ты сама по себе потрясающе красивая и сильная женщина, Долли!
Но не все домашние проблемы членов клуба я узнавала из вторых рук. Некоторые из них относились непосредственно ко мне.
Мои родители жили вместе только из-за детей, считала я. Да еще они по-прежнему считали развод чем-то неприличным. Но эти причины с годами теряли свою актуальность.
Мой отец, Мак Петере, высокий, физически очень сильный мужчина, всегда был успешным и гордым человеком. Все в городе уважительно звали его Большой Мак. В университете он играл в футбол за сборную и по математике был первым на курсе. Его пригласили работать на завод сразу после учебы. И рабочие уважали его не меньше, чем самого Халворсена.
К 1990 году мои братья давно разъехались, но я была еще одинокой и часто гостила у родителей, так что нельзя сказать, что семейное гнездо полностью опустело.
Мой старший брат Артур работал в крупном чикагском банке и звонил домой раз в месяц. Дэниэл жил в Сан-Франциско и тщательно скрывал от нас свою личную жизнь. Вильям работал в Далласе школьным учителем и был счастливо женат. Он старался держаться подальше от всей нашей семьи. Но все они исправно совершали паломничество домой раз в год на Рождество.
Мой отец, когда они разъехались, чувствовал себя очень одиноким. Все его надежды и энергия были сконцентрированы на сыновьях. Он воспитывал в них твердость и мужество. Однажды, когда Дэниэлу было четырнадцать, а Вильяму двенадцать, он отвез их куда-то к канадской границе, якобы порыбачить, и бросил там, сказав, что они должны сами добраться домой. Он хотел научить их рассчитывать только на собственные силы. Братья вернулись домой и получили в подарок велосипеды, но я сомневаюсь, что они после этого доверяли отцу.
На меня его твердость не распространялась. Скорее всего, он был убежден, что девочек надо воспитывать мягко, а так как он был на это не способен, то просто оставил меня в покое. Отец был очень умным человеком, но пытался быть гениальным. И это у него, к сожалению, не получалось.
Когда мне было уже тридцать, он пытался подружиться со мной. Признаюсь откровенно, у него это не очень ловко получалось. Как-то осенью, когда мы стояли с ним на веранде, отец дотронулся до моего плеча.
– Почему бы нам не поехать с тобой поохотиться на уток? – спросил он.
Это было очень великодушно с его стороны, потому что с моим умением стрелять я запросто могла вместо утки пристрелить его.
Самым забавным было то, что чем богаче становилась моя мать, тем более шатким становилось положение отца на работе. Найти другую работу в его возрасте было делом нереальным. Так что роли родителей дома незаметно переменились. Всеми делами теперь заправляла моя мать, скрывая это от отца. Отец делал вид, что по-прежнему рассчитывает только на себя, а мать притворялась, что это она от него зависит. Но с каждым днем притворяться обоим было все труднее. Дела на заводе шли все хуже и хуже, а атмосфера дома накалялась все сильнее.
Так начиналось лето, которое по закону подлости было самым лучшим за многие годы.
Глава 45
ПОТОРАПЛИВАЙСЯ, СОФИЯ!
К лету 1991 года слухи, что завод скоро закроют, взбудоражили весь город.
На заседании правления завода было объявлено, что будут остановлены все цеха, на переоборудование которых нет денег.
К концу года должны были закрыть экспериментальную лабораторию, в которой работал Майк. Мэри сказала, что, как только это произойдет, они с мужем переедут в Силиконовую долину, где такие специалисты, как Майк, всегда нужны.
