девчонке, не сводя глаз с Сальваторе.
Говорят, что общее горе сближает… Не знаю. Нас с Виком в один миг сблизила общая цель. В тот самый момент, когда слёз уже не хватало, а дурацкая жалость пыталась просочиться сквозь каждое слово, незаметно для самой себя я перешла на сторону Сальваторе. Из лютого врага он превратился в союзника, с которым у меня была единая цель — не дать миру Мики погаснуть как можно дольше. И когда тем же вечером он заглянул к нам на ужин, я впервые ему улыбнулась. Искренне. По-доброму. А Вик сумел промолчать в ответ. Нет! Мы не стали друзьями и вряд ли когда-нибудь сможем, но на время заключили негласное перемирие. Мы оба были нужны Мике, и оба это понимали.
Печальное откровение позволило на многое взглянуть иначе. Мне стали понятны и желание Тео выучиться на врача, и извечные слёзы в глазах Марты, и Анхель, что всегда и во всём вставал на сторону Микэлы, её отъезд и потяжелевшие линзы. И даже ненависть Сальваторе мне перестала казаться такой уж беспочвенной: он с самого начала видел во мне угрозу для спокойствия Мики, а своим поведением я только подтверждала его опасения.
— Ты сегодня на игру придёшь? — щебечет Бьянка, пока я закидываю в рюкзак вещи. Очередной урок пролетел незаметно, совершенно не прибавив знаний в мою голову.
— Рита! — вздыхает подруга. — Только не говори, что забыла!
— Забыть можно только о том, о чём знаешь. Ни о какой игре я не…
— Нет, ну ты точно в облаках витаешь! Я же тебе второй день только о ней и говорю! Товарищеский матч с командой из Текки.
— Опять гандбол? — невольно морщусь, вспоминая прошедший матч.
— При чём здесь гандбол? — непонимающе смотрит на меня Бьянка, а затем просто уходит, отмахнувшись от моей невнимательности.
— Прости, — шепчу ей вслед, не зная, как объяснить своё поведение.
Уже который день я не могу заставить себя нормально учиться и соображать. Как бы смешно это ни звучало, но всё, абсолютно всё валится из рук или забывается. Теперь, когда я знаю, что Мика когда-то училась в моём классе и могла бы до сих пор делить со мной одну парту, становится невыносимо тоскливо, а ещё очень страшно: мы не знаем, что ждёт каждого из нас завтра, но тем ценнее должно быть любое настоящее мгновение.
Решаю догнать Бьянку: понимаю, что поступила невежливо. Но успеваю сделать лишь шаг в нужном направлении, как меня тут же тормозит Сальваторе.
— Морено! — окликает Вик и подходит ближе. Вздрагиваю по привычке от его голоса и начинаю нервно теребить лямку рюкзака. — Разговор есть.
— Слушаю, — мне непривычно общаться с ним при всех, но ещё более — делать это вежливо. Да и по выражению лица Сальваторе вижу, что ему тоже.
— Я рад, что Мика всё тебе рассказала.
Вик стоит слишком близко для обычной беседы, а потому делаю шаг назад. Небольшой. Но так мне становится легче воспринимать речь парня. Да и ни к чему нам новая порция сплетен. Вот только Сальваторе будет не Сальваторе, если не сделает по-своему. А потому он запросто вновь подходит ближе, а затем продолжает едва слышно:
— Надеюсь, теперь от тебя будет гораздо меньше проблем, Барби!
В его голосе слышу все те же грубые и неприветливые нотки, что и в тёмной каморке у озера. Неужели я ошиблась, и наше хрупкое перемирие лишь иллюзия?
— Что опять на тебя нашло? — шиплю в ответ, но больше не отступаю: пусть даже не думает, что боюсь! — Что-то случилось?
— Ты! Ты, Рита, случилась! — пренебрежительно бросает Сальваторе. — Можешь обманывать Мику, но я тебя вижу насквозь! И если она верит тебе, в твои жалкие слёзы, то меня ты не проведёшь!
— Господи, да о чём ты говоришь, Вик? — недоумённо вскидываю руки и всё же отступаю, спиной упираясь в холодный металл школьного шкафчика. — Мне казалось, мы поняли друг друга. Может, хотя бы ради Мики притворимся, что можем общаться по-человечески?
— А ты умеешь, куколка?
— Хватит, Вик! Не называй меня так! Сам же говорил, что от наших ссор страдает Мика?
— Конечно, куколка, — назло тянет Сальваторе. — Для всех мы отныне лучшие друзья. Только не стоит заблуждаться на мой счёт, Рита! Я тебе не верю!
— Это твои проблемы, Вик! — бросаю разочарованно и мечтаю скорее закончить бестолковый разговор.
— Они станут твоими, если не научишься держать язык за зубами! — выдыхает Сальваторе.
— Ты о чём?
— Подумай, девочка!
— Бред!
— Бред — распоряжаться чужими тайнами, как своими!
— Ты что, решил, будто я говорила о Мике с Бьянкой?
— Просто запомни, — Вик наклоняется ближе и тихо шепчет: — Я за тобой слежу!
А затем резко уходит.
В воздухе витает аромат лаванды. А в голове эхом отдаются слова, брошенные Сальваторе небрежно. Глупая, наивная, доверчивая! Никакого перемирия! Никакой дружбы!
Ловлю на себе косые взгляды учеников, что красноречивее любых насмешек: никто из них не решается задеть меня словом. Такое право Сальваторе забрал себе!
Отталкиваюсь от холодного шкафчика, громко хлопнув по хлипкой дверце ладонями, и хочу убежать как можно дальше от немых издёвок. Делаю шаг, но тут же ощущаю острую боль, иголками пробегающую по голове. А следом язвительные смешки. Рукой обхватываю волосы и понимаю, что те запутались в дверной щели. Пытаюсь их аккуратно вытащить, чтобы не повредить. Мои белокурые локоны ‐ моя главная гордость.
Бережно просовываю ладонь, пытаясь нащупать преграду и даже прикрываю глаза, чтобы не видеть ехидных взглядов, но у самого затылка мои пальцы утопают в чём-то подозрительно мягком и нестерпимо липком. Жвачка! Огромный ком, пережёванный и выплюнутый. Он намертво запутался в волосах и сейчас мерзкими нитями тянется за пальцами.
Первая реакция ‐ шок! Неконтролируемая паника проникает в каждую клеточку, а воображение подсовывает жуткие картины произошедшего. Плюс дурацкий смех со всех сторон! Он оглушает, затмевает здравый смысл. Еле сдерживаю себя, чтобы в отчаянии не заорать, и, не отнимая ладони от волос, стойко бреду к выходу из школы.
«Это всего лишь жвачка», — отгоняю от себя дурные мысли,
