греха подальше.
Малышка бледная что-то стает. Сильно. Слышу, как гулко стучит мое сердце.
– Что такое, ребенок? Где болит, где?
Прошлой ночью случилось что-то неправильное. Нет, зверь не сделал мне больно физически, однако он просто порезал меня изнутри. Сама не знаю почему, но то, что Роман меня за жену свою погибшую воспринял, ранит меня до кровавых шрамов. Ведь с женой он совсем другим может быть, оказывается. Я видела это вчера, на себе ощутила. Пусть она и умерла, но он нежен с ней, по мужски заботлив, а со мной…как зверь.
Горько усмехаюсь. Все правильно. Ведь он думает, что мой отец виновен в том ужасе, что случилось с его семьей. Он мстит мне, и всегда будет мстить. Вот только от несправедливости этой у меня слезы наворачиваются на глазах.
Мне больно. Так сильно, что жжет где-то внутри. Но еще хуже то, что я боюсь за малыша. И страх этот настолько сильный, что я опасаюсь его рождения. Мне страшно, что Волк может обидеть ребенка. Забрать его у меня. Запретить видеться. Он ведь отчетливо дал мне понять, что так и будет. Одна только мысль об этом убивает меня. Сжигает живьем.
Мне стоит просто титанических усилий сегодня обратиться к нему с просьбой. Наверное, это гордость, однако я ничего не могу с собой поделать. Не хочу быть ему должной хоть в чем-либо. Если это все правда, то моя семья и так забрала у него все самое дорогое.
Когда Роман за руку меня берет, а после к себе привлекает, не давая уйти, чувствую резкую боль в животе. Впервые настолько сильная. Острая, будоражащая. От неожиданности пугаюсь вся. Плед на пол тут же сваливается. Быстро прикладываю руку к животу.
– Ой…
Сглатываю. Не пойму, что это. Вроде и не больно уже. Испугалась больше. Просто…непривычно как-то. Не было такого еще точно.
– Илана, где болит? Покажи, ну же!
Встречаюсь с блестящим взглядом Волка. Мужчина ни на шаг от меня не отходит, и как-то быстро дышит. Я вижу, как часто поднимается его грудная клетка.
Прислушиваюсь к собственным ощущениям. Вроде прошло уже. Ой, нет, снова!
– Ай!
Впиваюсь рукой в живот, но это точно не боль.
– Так, все, иди быстро собирайся. В больницу поедешь.
Мужчина разворачивается, но я сама его хватаю за руку.
– Стойте! Не надо в больницу. Это маленький. Толкается просто. Впервые.
Не могу сдержать улыбки. Это так ново и необычно, но ощущать своего ребенка – это счастье. Чистое и прозрачное, как утренняя роса.
Волк разворачивается и смотрит на меня. Долго так смотрит, взглядом своим пристальным сканирует, словно проверяет, верить мне или нет. В какой-то момент мужчина подходит очень близко ко мне, отчего я невольно задерживаю дыхание.
– Можно?
Не понимаю, что. Чего он хочет.
– Я хочу послушать, как ребенок толкается. Не сделаю больно. Можно?
Киваю, смотря прямо на мужчину. Он не сделает маленькому плохо. Я хочу в это верить.
Замираю, когда огромная рука накрывает мой уже округлившийся животик. Нежно. И правда не больно. Нас разделяет тончайшая материя ночной сорочки, однако даже так я ощущаю крышесносную энергию от его сильной руки и жар тела.
Волк тут же согревает меня, и словно чувствуя это тепло, маленький пинается. Снова. С такой силой, что мы оба это ощущаем.
Впервые ловлю короткую улыбку на лице Волка. Красивая она у него. Очень.
– Сиди еще, сын. Рано пока буянить.
Эти слова мужчины почему-то заставляет меня насторожиться.
– А если девочка будет?
– Нет. Будет сын.
Он говорит это таким тоном, что у меня мурашки бегут по коже. Без права на отказ, неоспоримо. Не смею возражать, хоть это заявление и ранит меня.
Неужели так важен пол ребенка? Для него, наверное, да. Весь мужчина сына потерял, и ждет взамен тоже сына. Кровь за кровь. Так он говорил?
Что вообще за варварские представления о том, что должен родиться именно мальчик? Господи.
Вскоре Волк уезжает, а я ухожу в свою комнату. Вулкан эмоций почему-то не дает мне успокоиться. Я не понимаю его. Не хочу понимать, но думаю о мужчине все время.
Что будет дальше? Он мне ничего не говорит, а я…не спрашиваю, так как боюсь услышать ответ. Я не знаю, что со мной будет после родов, и стараюсь просто не думать об этом. Все о чем мне надо беспокоиться – это воздух и питание. Большего малышу не стоит переживать.
На следующий день мне в комнату кто-то лаконично стучит. Впервые кто-то делает это, кроме Валентины. Как только дверь открываю, на пороге вижу целый ворох пакетов.
Опасливо осмотревшись, все же беру и их, и заношу в комнату. Как только внутрь заглядываю, поверить не могу. Тут же целый магазин канцтоваров, и не только. Миллион ручек и карандашей, бумага простая и профессиональная, такая, какую мы в университете используем. Нахожу даже краски и глину для лепки.
А еще…книги. Самые разные. От классики до современности, учебников из университета, где я училась. Нахожу также парочку про беременность.
Разложив все это добро на кровати, не знаю, что с этим делать. Тут столько всего…я же просила у Романа только один карандаш. Мне стыдно было просить мужчину еще о чем-либо.
В последнем пакете нахожу свои документы из университета. Тут же горечь к горлу подступает. Когда-то я мечтала его закончить, а теперь…точно отчислена. Никто таких прогулов по пол года не прощает.
Чисто машинально проверяю документы, читаю все, и не понимаю. Я не отчислена. У меня официальный академический отпуск взят. Еще с осени. Не понимаю. Я же этого не делала. Отец тоже не стал. Как? Когда…Осознание приходит быстро. Волк. Это он сделал. С его связями он может и не такое.
Вот только зачем? Только потому, что я попросила? Сказала, что переживаю за учебу? Это выглядит невозможным, но кажется, он это сделал для меня.
Моей беременности уже шесть с половиной месяцев, и это уже точно заметно. У меня не очень большой, но округлый животик. Грудь тоже стала еще больше. Уже реально не влезает в старый бюстгальтер. Я чувствую себя максимально женственной в этот момент. Ощущаю, что скоро стану мамой.
Вот только, гормоны, наверное сильно буянят, так как я вижу, что мое настроение точно как на американских горках. Я запросто могу расплакаться от грустной книжки, а уже через минуту заливисто смеяться от того, как Валентина
