Калабрези, — содрогнувшись, сказала тетя Кларисса.
— Тогда ты можешь проголодаться во время своего пребывания здесь, дорогая тетушка, — сказал я, садясь в другое кресло и наклоняясь вперед, упираясь локтями в колени. — Потому что мы ни хрена не умеем готовить и решили, что лучше сделать нашу заложницу рабыней, чем самим бегать за ней. Почему мы должны готовить для нее еду или убирать за ней, если вместо этого мы можем заставить ее работать?
— И почему она соглашается делать эти вещи? — спросил папа.
— Потому что я накажу ее, если она этого не сделает, — мрачно ответил я.
Короткий кивок, который он дал в ответ, был самой близкой похвалой за то, как я справлялся с этим.
— И ей действительно не нравится, как ты ее наказываешь, не так ли, Рокко? — спросил Энцо с чертовски грязным выражением лица, которое папа и тетя Кларисса не могли видеть.
Я закатил глаза, не удосужившись ответить ему.
Я огляделся, пытаясь понять, куда делся Гвидо. Если бы он не был членом семьи, я бы давно убил этого ублюдка. Я был за уничтожение наших врагов, но то, что ему нравилось делать с людьми, выходило далеко за рамки необходимого.
Хуже того, он каким-то образом решил, что я его соперник. Он изо всех сил старался соперничать со мной и забирать то, что принадлежало мне. Я с трудом терпел его даже на больших мероприятиях, когда было много людей. Быть в такой маленькой компании с ним было так же весело, как проглотить чашку с гвоздями и начать испражняться.
На самом деле, если бы кто-нибудь дал мне гвозди прямо сейчас, у меня появилось бы искушение согласиться на эту сделку.
Однажды он довёл меня и я сорвался. Я забил его до полусмерти куском трубы и оставил шрам на его искривленном носу. Конечно, папа оттащил меня от него прежде, чем я успел его прикончить, а поскольку Гвидо был самым ебанутым существом из всех, кого я знал, его одержимость мной только усилилась после того, как он едва не погиб от моей руки.
Я трижды менял номер мобильного, прежде чем сдаться и заблокировать его. И больше я не отвечал на незнакомые номера. Несколько лет такого обращения заставили его отступить, но я по-прежнему предпочитал избегать его общества, когда мог.
— Я все еще думаю, что ее лучше держать в подвале, если она не работает, — сказала тетя Кларисса, осматривая свои ногти.
Мои волосы зашевелились, она бросила мне вызов. Мне не нравилось, когда мне указывали, как держать в заложниках, и я был более чем доволен нашей нынешней ситуацией, в которой задница Слоан всю ночь прижималась к моему члену. Не то чтобы я мог сказать это вслух, но какого хрена она вообще приходила сюда и вмешивалась в мои дела? Будучи старшим сыном папы, я был его заместителем, но как его единственная сестра, Кларисса любила считать себя равной мне.
Мой взгляд переместился на папу, я подумал, может ли он сказать ей, чтобы она оставила моего заложника мне, но, похоже, его больше интересовало что-то в его мобильном телефоне, чем наш разговор.
— Я не позволю ей замерзнуть, — отрезал я. — Она будет бесполезна, если умрет.
— Просто оставляй ее там между работой. Выпускай ее достаточно часто, чтобы пальцы рук и ног не отмерзли, и проблем не будет, — сказал папа безразлично, но решительно.
Я цокнул языком, чтобы дать понять, что я зол, но не высказался против. Не в этой ситуации. Я не собирался выступать против отца в защиту Калабрези. В любом случае это только заставит его предпринять дальнейшие действия против Слоан. Он мог бы даже поручить кому-нибудь присматривать за ней. Кому-нибудь вроде Гвидо.
При этой мысли я снова огляделся в поисках нашего нежеланного кузена и нахмурился, потому что не увидел его.
— Где Гвидо? — спросил я, выпрямляясь, по моему позвоночнику пробежала предостерегающая волна.
На то, чтобы помочиться, у него ушло бы не так много времени, и у меня было ужасное чувство, что он не отправился посрать.
— О, ты знаешь Гвиди, — хихикнула тетя Кларисса. — Он всегда что-то замышляет.
Фрэнки поймал мой взгляд с испуганным выражением лица, и я вскочил на ноги, когда меня охватила паника.
Энцо тоже встал, и мои братья зашагали за мной, выбегая из комнаты.
— Гвидо! — Я закричал, мое сердце неровно колотилось, когда чувство чистого страха скользнуло по моим венам.
Он не ответил, но в этом не было необходимости. Я вышел в холл и отсюда увидел приоткрытую дверь подвала. Я оставил чертов ключ в замке, и он все еще был там, насмехаясь надо мной, я бросился в подвал.
Свет горел, когда я спускался по лестнице, и откуда-то из глубины подвала доносилось приглушенное хрюканье и хныканье.
Я заметил Гвидо, склонившегося над Слоан, он прижал ее к земле, приставляя лезвие к ее горлу.
Рев чистой ярости вырвался у меня, я спрыгнул с лестницы и помчался к ним.
Гвидо огляделся, лезвие отодвинулось на дюйм от шеи Слоан, когда он заметил меня, и его лицо озарила сумасшедшая улыбка.
Я столкнулся с ним секунду спустя, сбив его с нее и покатившись с ним по холодной земле.
Гвидо отполз от меня, когда я нанес ему удар в бок.
— Давай, Рокко, — умолял он. — Поделись ею со мной!
Он снова рванул к ней, и Слоан закричала, когда он схватил ее за руку.
Мое сердце подскочило от страха за нее, и я схватил Гвидо за шкирку, изо всех сил отбросил его назад, швырнув через всю комнату.
С криком боли он ударился об одну из винных полок, и дерево вокруг него раскололось, и он кучей рухнул на пол.
Большие карие глаза Слоан встретились с моими, и на мгновение я мог поклясться, что в ее взгляде появилось облегчение. Она смотрела на меня так, словно я был ее спасителем, а не похитителем. Как будто я из тех мужчин, которые могут защитить ее от худших вещей в этом мире и от монстров, населяющих его. И по какой-то причине я обнаружил, что хочу быть для нее этим мужчиной. Я хотел въехать в сияющих доспехах на доблестном коне и выбить все дерьмо из ублюдка, посмевшего прикоснуться к ней. Может быть, это и не было поэтично, но это была чистая животная природа. Я был зверем, не похожим ни на кого другого в глубине леса, а она была моей. Я скорее сдеру собственную кожу, чем отдам ее Гвидо.
Я бегло осмотрел
