больше, но то, что случилось, больше не повторится.
— Я сделал тебе больно.
Она кивает.
— Да, это так.
— Это были просто слова, Амелия.
Она мягко улыбается, настоящей улыбкой, но не той, которая говорит о счастье.
— Слова острее ножа.
***
Она замолкает. Эмоционально. Физически.
Как будто что-то внутри нее было жестко запрограммировано на то, чтобы отстраниться от ситуации и не дать себя ранить.
И я не виню ее.
Я причинил ей боль. Я обидел свою жену.
Я все испортил.
Я не лгал в своих словах, но они были сказаны не так, как надо. Этой женщине нужно было внимание, но не потому, что она искала его, а потому, что по какой-то причине ей в нем было отказано. Ее прошлое было тайной, которую не смог раскопать даже я.
Нам всем нужно внимание.
Мы стремимся к нему.
А она испытывала голод.
Я останавливаюсь перед дверью ее спальни и дважды стучу своим еще не зажившим костяшкам пальцев.
Она не сразу открывает дверь и выходит, одетая в маленькое летнее платье и кардиган, прикрывающий руки и спину. Платье было голубым, с цветочным принтом и длиной чуть выше колена. С длинными темными волосами и легким макияжем она совсем не походила на ту уставшую женщину, которая сидела за моим столиком накануне вечером.
Мы молча спустились вниз и вышли к ожидающей меня машине. С нами не будет ни мужчин, ни братьев, ни телохранителей. Город все равно должен был видеть нас вместе, но мне нужна была она одна.
Я открываю дверь, и она забирается на пассажирское сиденье, отворачивая лицо от меня и поворачиваясь к окну.
— Как Линкольн? — спрашиваю я.
— Твоя мама хорошо с ним ладит, — это все, что она говорит в ответ.
Ворота были полностью открыты.
Гравий дороги хрустит под шинами, и плавная поездка проходит без происшествий. Будний день, туристы и горожане толпятся на популярных улицах. Вдоль тротуаров стоят торговцы, продающие уличную еду и кофе, а бутики и дизайнерские магазины зазывают покупателей к себе. Это оживленное место в городе заставило меня усомниться в своем решении оставить нас обоих без охраны.
Я, конечно, был вооружен, но я был один человек, и если бы на нас напали, у меня было бы мало шансов защитить ее.
Я припарковался под торговым центром и направился к Амелии. Она вышла из машины прежде, чем я успел что-либо предпринять.
— Держись рядом со мной, — мягко приказываю я. — Это не просьба.
— Хорошо.
Она позволяет мне соединить свою руку с моей, и мы выходим на улицу, присоединяясь к гудящей толпе. Запахи продавцов и кофе сразу же овладевают моими чувствами, и я наблюдаю, как Амелия смягчается, почувствовав знакомый запах. Я знал, что место, где она раньше работала, находилось в соседнем районе, поэтому не сомневался, что она достаточно часто здесь бывает, чтобы знать эти улицы.
— Амелия! — кто-то кричит в тот момент, когда мы начинаем проходить мимо продавцов, расставленных как рыночные прилавки. — Амелия!
Она поворачивает голову в сторону женского голоса.
— Джулия.
— Где ты была!? — молодая девушка останавливается перед нами, затаив дыхание. — Они сказали, что ты уволилась!
Она смотрит в мою сторону и сужает глаза.
— Так и есть.
— Без прощания? — нахмурилась Джулия.
Она пожимает плечами, изображая бесстрастную маску.
— Все произошло быстро, Джулия.
— Да, — соглашается она. — Да, — и тут ее глаза скользят ко мне, словно только что заметив. — Эй, ты Габриэль Сэйнт.
Я киваю.
— Его репутация опережает его, — Амелия говорит это с улыбкой, которая не достигает ее глаз,
— Вы…? — она осекается, не озвучив последнюю часть своего вопроса.
— Н… — начала Амелия, пока я не перебил ее.
— Она моя жена.
У Джулии глаза стали как блюдца.
— Ты вышла замуж!? За него!?
— Это долгая история, — защищается Амелия.
— Не совсем, — улыбаюсь я девушке. — Я сбил ее с ног, мы влюбились и поженились.
— Я даже не знала, что ты с кем-то встречаешься… — Джулия смотрит на меня, в ее взгляде смешались здоровая доля страха и любопытства. — Печально известный младший Сэйнт.
— Приятно было повидаться, — отстраняет Амелия девушку. — Может быть, мы сможем встретиться позже.
— Вообще-то да, я бы хотела. У тебя есть мой номер.
— Есть
— Было приятно познакомиться с тобой, Джулия, — улыбаюсь я девушке, которая краснеет и убегает.
— Невероятно.
— Что?
— Неужели нет никого, кто бы не целовал землю, по которой ты ходишь?
— О, таких людей достаточно, leonessa, — не соглашаюсь я и тяну ее к киоску с едой, где подавали самые вкусные чуррос. Я хожу сюда с тех пор, как стал достаточно взрослым, чтобы жевать. — Но не очень много.
Она насмехается.
— Неудивительно, что твое эго так велико.
Я ухмыляюсь.
— Во мне много чего есть большого, Амелия. Ты это знаешь.
Ее щеки вспыхивают красным, она качает головой, борясь с улыбкой, но уголки ее красивых губ подрагивают, не в силах удержаться от этого.
Я заказываю у продавца чуррос, смазывая выпечку сахаром и корицей, а для Амелии заказываю шоколадный соус. Она морщит нос, когда я откусываю кусочек.
— Что?
— Только сумасшедший любит корицу
Я разражаюсь смехом, откусывая большой кусок жареного десерта, и сахар с корицей остается на моем языке. Она качает головой, но теперь уже беззаботно улыбается, повторяя за мной, когда мы идем по оживленным улицам торгового района. Я здороваюсь со всеми, кто со мной разговаривает, лица знакомые, а истории хорошо запомнились.
— Они все тебя знают? — я киваю. — Почему? Я думала, ты предпочитаешь держаться в тени.
— Этот город принадлежал Сэйнтам на протяжении многих поколений, — говорю я, протягивая ей руку, которую она берет, когда мы выходим на более оживленную улицу. — Дело не только во власти, Амелия. Мы заботимся о людях, которые делают Редхилл своим домом, включая бизнес. Большинство из этих людей в то или иное время обращались к нам за кредитами, за помощью или защитой.
— И тогда они становятся тебе должны?
— Стал бы банк предоставлять кредит по доброте душевной?
— Конечно, нет! — она насмехается. — Но банк не будет мучить человека или его семью, потому что он не можете вернуть долг.
— Ты слишком много смотришь фильмы.
— Что, прости?
— Я не говорю, что все семьи, подобные нашей, правят также, и в некоторых случаях, в зависимости от ситуации, мы используем экстремальные методы, но если кто-то не может вернуть то, что мы дали, ему предлагают отсрочку или возможность отработать. Если я буду пытать или убивать каждого, кто должен мне деньги, то половина этого города опустеет, — она замолкает. — Не бери в голову, Амелия, это новое, и
