Я выхожу из ванной, на ходу подхватываю футболку и джинсы. Надо одеться, а то как-то неправильно…
— Марусь, я не услышал, кофе? Чай? А ты куда?
Каз появляется в комнате, смотрит на меня, нервно прижимающую к груди одежду, с удивлением сдвинув черные брови.
— Что-то случилось?
Он в одном белье, невероятно красивый.
Взлохмаченные после ночи волосы, щетина на лице, горячий темный взгляд… Боже, как ломит в груди… Почему все так?
— Да… — я слышу свой голос со стороны, поражаясь его спокойствию, отстраненности, — мне… Мне нужны деньги.
Каз моргает удивленно, словно не верит услышанному.
— Деньги? — переспрашивает растерянно.
— Да, — говорю я, не отрывая от него взгляда и стараясь быть спокойной, — деньги…
Каз молчит, смотрит на меня, теперь уже не растерянно. Я внимательно наблюдаю за его лицом и с обреченностью отслеживаю в нем резкую смену настроения.
Если в самом начале это было легкое, расслабленное состояние, Каз словно светился изнутри, мягко, успокаивающе, то затем, через растерянность и удивление проступает жесткость.
Он щурится, сжимает челюсти, окидывает меня уже совсем другим взглядом, невероятно сейчас напоминая ту нашу первую встречу, в спортклубе, где я видела только лишь хищника, опасного, жестокого, до жути похожего на главный кошмар моей жизни.
Я пугаюсь этой перемены, хотя и готова была к ней. Конечно, разговор про деньги после такой ночи, это… Надо объяснить…
Я порываюсь что-то сказать, но в голове, как назло, только путанные фразы… Не готовилась я к этому! Невозможно подготовиться к такому!
Но все же он должен понять причины. Вальчик… Ланка…
— Сколько? — падает камнем в душу следующий вопрос, и все мои попытки в объяснение умирают внутри, так и не прорвавшись наружу.
Я смотрю в тяжелое, холодное лицо Каза, и этот холод бьет по мне сильнее, чем самый страшный удар Алекса когда-то.
Терпеть невозможно, и я отворачиваюсь, закрывая лицо руками.
— Много… — бормочу сквозь судорожно сжатые на щеках пальцы, — много… Полтора миллиона…
Каз молча проходит мимо меня в другую комнату, что-то там открывает, закрывает, возвращается…
И протягивает мне пачки денег!
— Вот, — не смотрю на него, не могу. На деньги смотрю. А голос бьет. Больно так, больно. — Здесь два.
— Не надо… Два… Полтора надо… — шепчу я, не в силах протянуть руки за деньгами.
И Каз всовывает мне их силой.
А сам отходит в сторону, садится в кресло, прикуривает.
Я этого не вижу, слышу только. Каждый шаг — набатом по сердцу, каждое движение — болью по телу…
Растерянно сжимаю пачки, не понимая, что дальше делать. Надо уйти, наверно? Да? Все? На этом — все?
— Я… Пойду?..
Получается вопрос почему-то, и я не двигаюсь. Жду ответа. Разрешения.
— Иди.
После паузы падает холодный камень.
Поворачиваюсь, напрочь забыв о том, что надо что-то сказать, как-то объяснить ситуацию. Наверно, если б Каз не сделался сразу таким оглушительно ледяным, я бы…
Иду, только в коридоре понимая, что все еще голая, в простыне.
Торопливо одеваюсь, всовываю ноги в кеды, запихиваю деньги в сумку… И постоянно, каждую секунду жду, что он появится в коридоре, что остановит… Боюсь и хочу этого.
Но не появляется.
Сидит в комнате, курит. Запах сигарет доносится в коридор, перемешиваясь в ароматом свежесваренного кофе и нашим счастливым утром…
Я навсегда запомню это смешение, отдающееся горечью на губах. Мне, наверно, теперь постоянно горько будет.
На улице вдыхаю свежесть утреннего города, бездумно иду к шлагбауму.
На остановку, где стоят вереницей такси.
Мыслей нет никаких, в душе только опустошение и горечь. Даже не больно уже. Просто… Просто пусто.
Надеюсь, меня отпустит, когда увижу бегущего свободно Вальчика.
Еду к сестре, стремясь поскорее избавиться от денег, жгущих руки через сумку.
Дверь в квартиру Ланки приоткрыта, но я не удивляюсь. Наверно, сестра как раз готовится везти сына в детский сад.
Захожу, на всякий случай стуча в косяк:
— Лана, это я!
И с изумлением смотрю на мужчину, вышедшего из комнаты в коридор на мой голос.
Совершенно незнакомого мужчину…
Глава 43
Я настолько не ожидаю встретить чужих здесь, в темном коридоре сестры, что на пару мгновений замираю, глупо таращась на мужчину.
Он, в свою очередь, тоже изучает меня, неторопливо, внимательно, и его взгляд, холодный, тяжелый, неправильный какой-то, заставляет прийти в себя, очнуться, отступить назад машинально.
Так идущий вечером в полумраке улицы человек машинально отступает назад, встретив на своем пути здоровенную молчаливую псину без намордника…
Правда, через мгновение я прихожу в себя настолько, чтоб вспомнить о сестре.
— Вы кто? — спрашиваю, стараясь не дрожать голосом и судорожно сжимая перед грудью свою потрепанную сумку, — что вы здесь делаете? Где Лана?
— А ты кто ей? — спрашивает в свою очередь мужчина, не отрывая от меня взгляд. И делая шаг вперед.
Я очень хочу отступить, от мужчины исходит невероятно тяжелая, какая-то удушающая волна напряжения, буквально сшибающая с ног. От этой волны хочется пригнуться, стать мельче и незаметней, чтоб не зацепила, прошла стороной… И я бы так и сделала, непременно. Но есть ощущение, что сейчас этого делать нельзя. Потому я держусь. Выпрямляюсь, сильнее стискиваю ручку сумки.
— Я — ее сестра, — отвечаю холодно, — а вы кто, я так и не услышала!
— Сестра? — улыбается мужчина, и меня передергивает от еще более неприятного ощущения. Очень мерзкая у него улыбка. Крысиная какая-то, — это хорошо. Пошли, сестра.
— Куда? — я все же отступаю на шаг, уже понимая, что происходит что-то странное и страшное, и что мне опасно тут находиться, один на один с этим человеком. Может, он вообще вор, забрался сюда в отсутствие Ланки…
Озаренная страшной догадкой, отшагиваю еще, а затем и вовсе разворачиваюсь и дергаю дверь на себя. Может, это совсем не опасный человек, какой-нибудь знакомый сестры… А может и нет. Проверять и выяснять не собираюсь! Пусть лучше Ланка меня за истеричку примет, но я в полицию побегу! Перестрахуюсь!
Но дверь открыть и выскользнуть в подъезд я не успеваю.
Жесткая ладонь перехватывает поперек талии, вторая запечатывает рот, гася готовый сорваться крик, да так плотно, что кажется, что сейчас шею свернет мне, настолько сильно давит!
В глазах темнеет, я бессильно царапаю руки насильника, извиваюсь, пытаясь достать ногами. Во мне нет никакого ступора, никакой мертвенной паники, заставляющей мозг отключиться. Только ярость, только желание бороться и безумный страх, конечно же. Но не стопорящий, а, наоборот, словно сил придающий.
По крайней мере, просто так утащить меня в комнату у этого животного получается далеко не сразу.
Я воплю через плотно закрывающую рот ладонь, бьюсь беспорядочно, дурея от ужаса и осознания происходящего, цепляюсь за косяки и ручку двери в ванную.
В итоге он, устав со мной бороться, просто придушивает, полностью лишая доступа кислорода, и я не могу больше бороться. В голове становится мутно, а силы пропадают.
Падает на сознание душная, страшная темнота.
Прихожу в себя от легкого удара по щеке.
Открываю глаза, и первое, что вижу — Ланку, с бледным, тревожным лицом сидящую напротив.
Моргаю, глядя на нее, подмечая взлохмаченные волосы, синяк на скуле, темные следы от пальцев на шее… Боже… Что с ней?.. А Вальчик? Где Вальчик?
Вскидываюсь, начинаю осматривать комнату, но племянника нигде нет.
Зато двое мужиков, с одним из которых я уже успела познакомиться, обнаруживаются совсем неподалеку.
Они сидят за журнальным столиком, заняв диван и кресло, и пялятся в экраны смартфонов.
Заметив, что я начала шевелиться, пришла в себя, один из них, именно тот, что тащил меня из коридора, откладывает телефон и встает.
