от меня.
Смотрит куда-то позади меня, краснеет.
За моей спиной стоит Яна и презрительно усмехается, глядя на Машу. Сверлит ненавидящим взглядом.
— Вам что-то нужно, Яна Артемьевна? — делаю равнодушное лицо.
Мне ровно, что она видела.
— Подписать документы надо, — показывает папку.
Киваю, забираю бумаги. У Маши из стаканчика вытаскиваю ручку и направляюсь в комнату отдыха. Читаю то, что мне принесла Ковалевская.
— Раньше вы здесь кофе не пили, — садится напротив, закидывая ногу на ногу, приподнимая край юбки. — А последние несколько дней часто здесь проводите.
— Надоело в одиночестве, — подписываю несколько страниц.
— А по офису другие слухи ходят… Но вы же почти женаты… Врут же…
Сука! Так и хочется даль по твоей физиономии. Ничего, недолго тебе осталось здесь работать. Сегодня на маршруте поставлен мой человек, а на машинах установлены ГЛОНАССы. Теперь всё будет фиксироваться по картам. Любое отклонение будет тщательно проверяться.
— Моя личная жизнь не должна никого касаться, — отдаю ей папку. — Или это в вас оскорблённое самолюбие говорит? — замечаю язвительно.
Фыркает и задирает нос.
Думала, что неотразимая? Так вот не всем такие нравятся. Нутро у тебя гнилое.
— Если у вас всё, то я пойду, — обхожу её. — Мария Сергеевна, зайдите ко мне.
Жду её у двери. Как только заходит, щёлкаю замком и прижимаю к себе. Зарываюсь лицом в её волосы.
— Машенька… — цежу по буквам.
— Ром… У меня работа… — томно закрывает глаза.
— Я твоя работа. Здесь мне угождать надо.
У меня от желания сейчас брюки лопнут.
Валю Клинскую на диван. Смеётся.
— Что о нас коллеги подумают?
— Что мы тоже люди, — впиваюсь губами в её шею.
— Ну вот! Костюм теперь как из одного места, — пытаюсь разгладить помятые вещи.
Рома только улыбается. Довольный котяра с наглой мордой.
Отвожу от него глаза от греха подальше. Он в этой расслабленной позе, расстёгнутой рубашке и брюках, вызывает новую волну желания заняться с ним сексом.
Я ненормальная. Никогда в жизни ни один мужчина не вызывал столько пошлых мыслей, которые хотелось реализовать. Я с ним на такое готова, что другому бы никогда в жизни не позволила. Один анальный секс в парке чего стоит. Чтобы я раньше в общественном месте?! Да никогда! А тут…
Рехнуться можно…
Так мы до экспериментов с игрушками дойдём. Или ролевых игр…
Боже, о чём я думаю! Прячу лицо в ладони.
— Ты чего? — замечает моё смущение.
— Ничего… Как мне теперь к людям идти?
— Натуральные материалы они такие…
Хмыкаю и сбегаю в туалет в его кабинете.
Пипец какой-то! Помятая, лохматая и взмыленная. Умываюсь холодной водой, пытаясь охладиться и убрать румянец со щёк.
— У тебя расчёска есть? — выглядываю.
— Я похож на того у кого есть расчёска, — гладит свои короткие волосы.
— Ну, мало ли! Лысые же шампунем пользуются.
Кое-как привожу себя в порядок, но всё равно вид потрёпанный.
Возвращаюсь на рабочее место и, прихватив сумочку, лечу в туалет. В ней точно всё есть.
Расчесываюсь, поправляю макияж.
Входит Ковалевская.
Сразу мне не понравилась. Скользкая мадама. И в офисе про неё разное говорят. Вплоть до того, что она была любовницей Казакова. Доказательств нет, так что этот факт от Шолохова я скрыла. Он свято верит в неземную любовь своих родителей.
— А ты шустрая, — приваливается спиной к зеркалу.
— Ты о чём? — тоже тыкаю.
— Всего несколько дней здесь, а уже перед начальником хвостом крутишь.
— Тебе показалось…
— Серьёзно? Скажи ещё, что вы сейчас в его кабинете ничего не делали. От тебя трахом за километр несёт.
— Завидуешь? — вскидываю подбородок и подкрашиваю губы.
— Чему? Что тебя используют? У него невеста есть.
— И что?
— Согласна. Не стенка — подвинется. Только двигать я буду, — смотрит со злостью прямо в глаза.
Вот это номер!
— С чего бы это?
— Я его папочку со своей ладони есть приучила и его приучу, — скалится.
— Сомневаюсь… У них разные вкусы. И у Ивана Дмитриевича, похоже, они отвратительные.
Не соврали коллеги… Как я это Шолохову расскажу?..
— А ты не боишься, что твой жених узнает о твоём адюльтере с начальником? — кивает на моё кольцо.
— Беги, подкладывай.
Вот ты удивишься.
Психует и уходит.
Не получится у тебя меня запугать. Меня Шолохов так закалил, что я теперь если только самого дьявола испугаюсь. Надеюсь, ты готова к его гневу, а то он злой страшен.
Я его сначала до чертиков боялась, пока не поняла, что боли он мне не причинит и не обидит. Просто внушает страх. Что для него это скорее игра в кошки-мышки. Поймать, потискать и отпустить. До какого-то момента мне это даже нравилось… Пока не стал слишком навязчивым.
А теперь я от него с ума схожу. И кайфую от его хоть и редкой, но агрессии. Но со мной он всегда нежен… Котик — и поласкается и укусит, если что не так.
Так что выкуси, Ковалевская! Тебе с моим Ромочкой ничего не светит.
* * *
Собираю на столе в аккуратные стопочки бумаги перед уходом домой. Бросаю в ответ проходящим мимо " до свидания".
Рома выходит из кабинета, лениво перекинув пиджак через плечо.
— Не подвезёте до дома, Роман Эминович? — произношу довольно громко, чтобы все, кто ещё не ушёл, услышали.
Шолохов замирает на месте. Одна его бровь ползёт вверх.
— Конечно…
Прокашливается.
Не ожидал?
Я запихиваю карандаши в подставку, оцениваю стол. Порядок.
— Идёмте, — направляюсь к лестнице.
Затылком ловлю немой взгляд Ромы. У меня даже мурашки пробегают от моей смелости.
По территории идём молча, под взорами коллег. Иногда кидаем друг на друга косые взгляды и слегка улыбаемся.
На стоянке Шолохов открывает мне дверь в машину. Замечаю, как смотрит Ковалевская. Мне показалось, что я услышала скрежет её зубов.
— Что это за показательные выступления? — садится за руль Рома.
— Просто… Чтоб знали место…
— Место? Кто? Маша, что происходит?
— Почему ты молчал, что Ковалевская тебя охмурить пытается?
— Яна? Подкатила один раз, я отшил. Всё!
— Не ври! Юбку она сегодня при тебе задирала не из кокетливости, по-твоему?
— Без понятия. Меня твоя юбка больше волнует, — положил руку мне на колено и повёл вверх, обнажая бедра.
— Не отмазывайся, — шлёпнула по его шаловливой руке.
— Это правда, Маша, — коснулся губами моей шеи.
Я сейчас от прикосновения его губ и языка лужицей растекусь.
— Ром…
Голос предательски вздрагивает и звучит по-другому, с хрипотцой.
— Я тебя люблю, Машенька… — прикасается рукой к груди.
Она наливается и ноет. Сердце бешено бьётся, готовое сломать рёбра.
Прикусывает мочку уха, вызывая сильный импульс во всём теле.
— Ммм…
