Заснула я в зимнем сумраке, проснулась в нём же: мне показалось, будто на кухне брякнула посуда. Морфей выронил меня из своих объятий, и я спикировала обратно в своё тело. Ты посапывала рядом, а внизу было тихо. Приснилось, видимо... Даже если бы там и правда гремели посудой, это вряд ли разбудило бы меня здесь, наверху: этот дом — не "хрущёвка" с хорошей слышимостью, построен он на совесть, чтобы согревать хозяев и беречь их покой.
Но сна я всё равно начисто лишилась. Поняв, что Морфей улетел от меня далеко, я потихоньку, чтоб не разбудить тебя, выбралась из постели, натянула свои чёрные тёплые леггинсы, носки и свитер. Бесшумно ступая, я спустилась вниз.
В кухне горел свет. Александра, полностью одетая, сидела за столом, а перед ней стояла бутылка коньяка ёмкостью 0,375 литра. Откуда она взялась, я понятия не имела: мы с тобой спиртного не покупали, а Александра приносила с собой вроде бы только шампанское. Положив подбородок на скрещенные на столе руки, твоя сестра смотрела на низкий пузатый бокал, на донышке которого было полглотка коньяка. Увидев меня, она не поменяла позы, только двинула бровями. Я подошла.
— А откуда у нас коньяк?
Александра ответила, проведя пальцем по позолоченному краешку бокала:
— Мамину заначку нашла... Старую, видимо. Видишь — толстый слой пыли на бутылке. В ванной стояла, под раковиной... за дверцами. И практически целая... была.
То, что она "была", я уже и сама заметила. В бутылке осталось чуть меньше половины, а от Александры до меня донеслось чуть уловимое алкогольное "амбре".
— Саш... Ты чего тут пьёшь одна? — с беспокойством спросила я. — Это, знаешь... признак. Нехороший...
— Да ладно, ерунда. — Александра устало махнула рукой.
Втянув в лёгкие воздух, она медленно со свистом выпустила его сквозь сжатые зубы. Облокотившись на стол, подпёрла лоб сплетёнными в замок пальцами.
— Присядь, Лёнь... Раз уж ты здесь.
Я отодвинула стул и села. В кухне было, наверно, всего градусов пятнадцать, и у меня уже слегка озяб нос. Плеснув в бокал ещё коньяка и держа его в руке, Александра проговорила:
— Вот представь себе: ты вместе с человеком целых шесть лет... Шесть лет ты делишь с ним постель, душу, сердце... А потом этот человек говорит: "Прости, мне надо подниматься на следующую ступень". И уезжает... А ты остаёшься тут... на более низкой ступени, стало быть. — Александра мрачно усмехнулась. И заключила со вздохом: — Вот так в жизни бывает, солнышко.
Выпив коньяк единым духом, она зажмурилась и отставила бокал в сторону. Закрыв нос и рот руками, она умолкла. А я тихо спросила:
— Это из-за Елены, да? Мне Яна сказала.
Веки твоей сестры дрогнули, она бросила на меня взгляд из-под насупленных бровей — скорее задумчивый, нежели угрюмый.
— Нет, ты не думай о ней плохо, — проговорила она, отняв руки от лица. — Ты знаешь, она ведь твою подругу, Риту, бесплатно защищала. Денег нисколько не взяла. Такие дела для неё — семечки. Думаю, в столице она сделает достойную карьеру.
— Карьера — ещё не самое главное в жизни, — сказала я. — Если ради неё человек рвёт серьёзные отношения... не знаю.
— Мда... Шесть лет, — повторила твоя сестра. — Я бы поехала за ней, но... у меня здесь — всё. Моё дело, моя семья. Да и... честно говоря, уже не знаю, что я чувствую.
Снова подперев голову руками, она закрыла глаза, а мне вдруг захотелось до неё дотронуться. Просто погладить её раньше срока засеребрившиеся волосы, как я делала, когда отцу было плохо. Когда мои пальцы прикоснулись к ним, Александра вдруг поймала мою руку и прижала к губам. Меня слегка испугал пыл, с которым она это сделала, а твоя сестра, держа мою кисть обеими своими руками, прильнула к ней щекой, будто она приносила ей облегчение. Мы сидели так, наверное, минуты две: Александра не выпускала мою руку, а я не отнимала её, озадаченная и окаменевшая. Потом твоя сестра открыла глаза и, устремив на меня немного затуманенный, полный усталой нежности и боли взгляд, сказала:
— Лёнь, ты знаешь, что ты ангел?
Окончательно сконфузившись, я всё-таки высвободила руку.
— Нет, Саш, я человек, — попыталась я улыбнуться. — Самый обычный... Что-то мне кофе захотелось, — добавила я со смущённым смешком.
— Лучше чайку завари, Лёнь, — попросила Александра. — Я бы тоже не отказалась.
Я заварила чай со смородиной, и мы уткнулись каждая в свою кружку. Меня одолела нервная зевота и зябкая дрожь, а глаза от недосыпа слезились.
— Иди-ка ты в постель, — улыбнулась твоя сестра. — Ещё совсем рано, а учитывая то, что наши посиделки кончились далеко за полночь, тебе ещё спать да спать надо. Иди, солнышко.
Мне не оставалось ничего, как только последовать её совету. В кухне я что-то совсем замёрзла, а кружкой чая удалось немного согреть лишь руки. Вернувшись в спальню и стуча зубами от холода, я сняла только носки и юркнула в тёплую постель — к тебе под бок. А ты даже не проснулась.
Эту зиму мы пережили, греясь теплом друг друга. А вот весна встретила нас грустной новостью.
Третье марта, понедельник, был самым обычным днём, в наших краях больше похожим на зимний, чем на весенний, но запах весны витал во влажном воздухе — как первый сонный вздох земли, предвестник её пробуждения. У меня почему-то с самого утра было хорошее настроение — просто так, без всякой причины. В обед мы с девушками из книжного отдела весело болтали и смеялись, да так, что даже администратор Марина высунула свою увенчанную длинной чёрной шевелюрой голову из служебной двери:
— Это что за шум в торговом зале?
— Потому что тишина должна быть в библиотеке, — пародируя Галустяна, сказала толстушка Таня, и мы все снова прыснули.
День прошёл хорошо, хотя под вечер я опять сильно устала. Я вообще в последнее время стала быстро утомляться, но не придавала этому особого значения, списывая на авитаминоз, недосып, стрессы. Всё лечение свелось к покупке пачки поливитаминов в аптеке, да и те я порой забывала принимать. Придя домой, я застала тебя, как обычно, в твоей студии. Ты что-то тихо и задумчиво наигрывала на гитаре, и я сразу встревожилась. Это могло быть не только творческим процессом, но и признаком того, что тебе грустно и тяжело: вместо тебя всегда плакала гитара. Откинувшись в кресле и закинув ноги на край стола, ты теребила струны. Твои пальцы не замерли при моём появлении, а глаза были незряче устремлены в потолок.
