— Нет, — я вздохнула. — Спасибо, я сама. Хочу одной побыть.
Алекс улыбнулся, вышел с машины, даже подал мне руку, вложил в раскрытую ладонь ключи и, подмигнув задорно, направился прочь по тротуару, как обычно, не сказав ни слова. Я хотела окликнуть его, но поняла, что у меня и слов-то для него не найдется.
Он всегда знал, когда надо уйти так, чтобы больше не хотелось окликнуть.
Глава девятнадцатая
Уже когда Алекс исчез за углом, я подумала, что надо было сказать: я б хотела, чтобы он был моим братом. Удивительно, но я и вправду испытывала к нему исключительно сестринские чувства. Казалось бы, как можно не мечтать о таком потрясающем мужчине? Но Алекс был рядом как друг…
А моё сердце не испытывало к Олегу сейчас ничего, кроме обиды и ненависти.
Я понятия не имела, почему так. У меня не было ни единого доказательства, что он просто воспользовался мною, только дурацкое предчувствие, что эти отношения всё равно не привели бы к добру. Я нуждалась к подтверждении хотя бы одного из моих чувств, будь оно положительным или негативным, и понимала, что получить мне его не от кого.
Разве что спросить прямо, но вряд ли Олег скажет мне правду.
И знать ему о нашем ребенке необязательно. Если этот ребенок существует, конечно, и в анализе ничего не накрутили.
Я поднялась в квартиру и ещё несколько минут не решалась воспользоваться всё — таки купленными тестами. Может быть, не хотела развеять собственные сомнения окончательно, потому что ещё надеялась, что мне не придется ничего решать.
Я ведь уже почти забыла Олега. Почти смирилась с тем, что мы просто никогда больше не встретимся. Я не хотела вспоминать.
Не хотела бередить и так ещё достаточно свежие раны.
Набраться смелости оказалось ещё труднее, когда пришло время смотреть на тесты. Я стояла у двери ванной, не желая переступать её порог, зажмурилась и считала до ста, прежде чем зайти внутрь и взглянуть, будут ли те кошмарные две полоски, или, может быть, всё ещё обойдется. Может быть, в такой ситуации полагалось молиться?
Но не думаю, что я смогла бы подобрать подходящие слова.
Я наконец-то заглянула в ванную, чувствуя себя обреченной, которая сама спешит на собственную казнь, взглянула на тест и застыла.
— Нет, — охнула я, хотя и так знала, что у меня мало шансов увидеть другой результат. — Нет, нет, нет!
Две полоски, на которые я сейчас смотрела, наверное, расширившимися от ужаса глазами, не спешили никуда исчезнуть. И первый, и второй, и третий тест — все показали одно и то же, неумолимо подтверждая факт моей беременности.
— Нет! — взвизгнула я куда истеричнее, чем собиралась себе позволить, и швырнула очередной тест в мусорное ведро — и сама следом за ним упала, правда, на пол ванной.
Ноги подкосились как-то сами собой, и я даже не знала, отчего оказалась на полу — потому что так сильно разозлилась или просто от бессилия. У меня никогда не было нервных приступов, я боялась беспокоить маму, когда была подростком, а теперь чувствовала, что готова биться в истерике, выть, выдирать самой себе волосы.
Не надо было отпускать Алекса. Мне нельзя было оставаться одной. Сейчас, сидя на полу в ванной комнате и вздрагивая в попытке расплакаться, я не могла выдавить из себя ни единой слезы, только хватала ртом воздух.
Один раз! Я поддалась своим чувствам один-единственный раз. Мои подруги — сокурсницы, точнее, — спали со своими парнями, у кого-то были даже случайные связи, и ни одна из них не забеременела. А я один раз, по глупости…
Я была уверена, что мы предохранялись. А сейчас с ужасом думала: а вдруг этого было недостаточно? И мало ли, я настолько потеряла голову, что даже не заботилась о том, что со мной происходило. Хотела только быть с ним, наслаждаться его прикосновениями.
Да будь он проклят!
Я всхлипнула, пытаясь как-то собраться с силами. Надо умыться, успокоиться, позвонить в клинику и записаться на прием к врачу. Надо…
Господи, да что я буду делать, если останусь наедине с больной матерью и с животом? Кто будет растить этого ребенка, если мы останемся без средств для существования? Чем я вообще думала, когда позволяла хотя бы дотронуться, прикоснуться к себе? Будь он проклят, этот Олег!
Я была готова разрыдаться — и разрыдалась бы наверняка, если б не раздавшийся звонок в дверь. Он заставил меня встрепенуться. А вдруг это мама? Может быть, её привезли домой. Странно, что так скоро, но всё же…
Или Алекс? Может быть, он всё-таки решил вернуться? Кто знает, Вольный всегда был непредсказуем. Он был посчитать, что ушел не вовремя.
Я заставила себя встать. Надо открыть дверь, и желательно выглядеть не разбитой и заплаканной. Я даже плеснула себе в лицо воды, спешно вытерлась полотенцем и только тогда, искренне надеясь, что не буду казаться дрожащей от ужаса и какой-то сумасшедшей, поплелась открывать дверь.
Надо было посмотреть в глазок, но я как-то позабыла об этом, позволила себе утонуть в мрачных мыслях. Пока открывала дверь, сотни раз прокляла себя за неосмотрительность, которую допустила с Олегом — а потом мысленно повторила проклятье, только уже за то, что просто так решила впустить человека в дом.
Потому что на пороге стоял не Алекс и уж тем более не мама.
С лестничной площадки на меня смотрел отец.
Я едва сдержалась, чтобы не попятиться. Вид папеньки — какой-то побитый, утомленный и совершенно не похожий на того человека, которого я вроде как довольно неплохо знала, — не особенно приятно впечатлял, и последнее, чего мне сейчас хотелось — это вступать с ним в открытый конфликт. И вправду, от Дмитрия веяло опасностью, и мне пришлось несколько раз напомнить себе о том, что он понятия не имеет, участвовала ли я в процессе его разорения.
— Здравствуй, дочка, — поприветствовал меня он. — Пустишь?
— А должна? — холодно промолвила я.
— Мы всё же родная кровь, — Дмитрий помолчал немного. — Я машину внизу видел свою.
— Мою, — исправила я его. — Мне подарил Алекс.
— Алекс?
— Тот самый парень, которому ты проиграл всё состояние в карты.
Папенька скривился так, как будто одно воспоминание об Алексе причиняло ему дискомфорт на физическом уровне. Я же только расправила плечи и уверенно смотрела отцу в глаза, вновь воскресив ту самую спокойную, способную всегда держать себя в руках Станиславу, которая так послушно играла роль хорошей дочери.
Местами даже слишком послушно.
Правда, чтобы соответствовать, пришлось посторониться, и отец всё-таки зашел в квартиру. Я прикрыла дверь, но запирать её на ключ не стала — всё равно рассчитывала на то, что совсем скоро Дмитрию придется уйти. Нечего ему здесь делать. Пользы от него точно не будет, а вот вреда — предостаточно, если он вздумает вновь волновать маму.
Да и мне теперь тоже вроде как нельзя нервничать.
— Автомобили — это довольно дорогие подарки, — покачал головой отец. — К тому же, общаться с врагами — это…
Он не закончил, взглянул на меня, дожидаясь реакции. Я заставила себя представить, что именно могло твориться сейчас в сознании отца, что именно он так умело придумал обо мне и об Алексе, усмехнулась этим, как мне показалось, несколько наигранным фантазиям и протянула:
— Он довольно щедр и ничего за это не требует.
— И насколько же щедр?
— Настолько, — мой голос звучал ровно, — что оплатил маме операцию.
— Вот как.
— Да, — я надеялась, что отец не знал о том, что маму оперировали. И о том, что финансово это устроил именно Олег, а не Алекс.
— Значит, ты поддерживала всё-таки отношения с матерью.
— Разумеется, — кивнула я. — Я довольно неплохая актриса. И с тобой я была хорошей дочкой только потому, что мне нужны были деньги на лекарства. Как понимаешь, теперь я в деньгах на лекарства не нуждаюсь, да и их у тебя больше нет, так что, не вижу повода продолжать этот разговор.
Отец скривился.
— Ты всё надеешься, что ты похожа на мать, — протянул он, — но ты — моя девочка. Ты, как и я, знаешь цену финансам! Аля никогда этого не понимала. Она всё рассказывала о человечности, пока на своей шкуре не прочувствовала, насколько всё это глупости.
