Я ответила злой усмешкой. Если б он сам был чуточку человечнее, мама могла бы вылечиться намного раньше и куда меньшими усилиями. Но мой папенька не был способен на благотворительность, он всё время надеялся на выгоду для себя одного — и, разумеется, ждал от всех остальных такого же результата. Я знала, что, если вдруг буду ожидать от него хороших, правильных поступков, дождусь только сплошного разочарования.
Нет уж. Пусть даже не надеется на то, что его дочка поступит как послушная девочка.
— Я думаю, говорить нам не о чем, — стараясь выдержать свой ледяной тон, проронила я, — так что, можем уже прощаться. До двери недалеко, папенька.
— Я пришел к тебе по делу, — ответил Дмитрий. — И, если честно, меня только радует твоя деловая хватка.
Его радует, что я выставляю его за дверь? Как это мило!
— И чем же она так приводит тебя в восторг? — поинтересовалась я, не скрывая яда, буквально звеневшего в голосе.
— Если б ты сейчас рассказывала о порядочности и о том, как правильно жить на свете, уверен, мы бы с тобой каши не сварили, — закатил глаза он. — А так, я очень надеюсь на твой здравый смысл и на то, что ты согласишься действовать нам обоим на пользу.
— Я всё ещё жду конструктива.
Отец ухмыльнулся.
— Я пришел предложить тебе сделку.
— Какую сделку?
Глаза Дмитрия хищно засверкали. Я понимала, что это означало только одно: он уже придумал какой-то план и собирался воплотить его в жизнь за мой счет.
— Я виделся недавно с Викой, и она заявляет, что у них с Лавровым скоро свадьба. Но я же разбираюсь в мужчинах… Если он раз на тебя повелся, поведется и во второй раз. Наши напряженные отношения будут для тебя только плюсом. Соблазни его. А потом придумаем, как отобрать у него деньги. Ты вернешь мне моё имущество, но, разумеется, и сама получишь щедрое вознаграждение. Настолько щедрое, что больше ни в чём никогда не будешь нуждаться. И в подарках этого Алекса в том числе.
Мне показалось, что мир вокруг остановился. Сердце, до того более-менее спокойно бившееся в груди, заколотилось до такой степени быстро, что я едва вновь не рухнула без сознания. Острая боль между ребрами напомнила о том, что я просто — таки обязана успокоиться. Надо…
Надо найти в себе силы и не повестись на его провокацию. Я ведь не дурочка. Я понимаю, что…
Что я понимаю? Что мужчина, которого я полюбила, грязно воспользовался мною, чтобы просто вернуть свою бывшую? А теперь он ещё и намеревается на ней жениться.
Лучше бы я этого не знала. Оставалась в неведении.
Теперь я просто испытывала отвращение. К себе, потому что однажды поверила Олегу, к нему, к Викки, к собственному отцу, который смеет мне, своей родной дочери, предлагать такое и свято уверит, что я поведусь.
— Пошел вон, — только и нашла в себе силы прошептать я. — Пошел вон из моего дома, и чтобы я больше тебя не видела!
Я отвернулась от него и в два шага пересекла коридор, вошла в гостиную, притворяясь, будто просто рассержена, но на самом деле пряча нежданные слезы. Я ведь почти успокоилась, а теперь опять украдкой вынуждена была вытирать соленые капли.
— Стася, — отец, разумеется, не остался в коридоре и не ушел, он последовал за мною, продолжая плести свою паутину интриг и надеясь на то, что я по детской наивности вновь в неё попадусь.
Ошибся. Мне двадцать, а не два годика.
— Стася, — он почти с отцовской заботой положил мне руку на плечо, — посмотри, где ты живешь! Этот дом такого же возраста, как и я. Кто будет оплачивать ту роскошную жизнь, к которой ты привыкла?
Если б он спросил, кто будет оплачивать мамину реабилитацию, я, может, и обернулась бы. Но слышать эти льстивые, скользкие речи и знать, что цель у них всегда только одна: деньги… Нет, отец точно ошибся с целевой аудиторией.
— Ничего, я молодая, быстро перестраиваюсь, — я повернулась к нему только тогда, когда убедилась, что глаза высохли, и я не разревусь, как слабая глупенькая девочка, прямо в эту же секунду. — А вот тебе будет довольно трудно, правда? Они же тебе вообще ничего не оставили?
Я знала, что у папы были кое-какие резервы, но с его размахом они вряд ли продержались достаточно долго. И теперь, всматриваясь в лицо отца, я понимала, что он действительно с трудом выживал, цепляясь за те копейки, что у него сейчас были.
Кто-то продержался бы несколько лет, отец спустил всё за месяц. Наверное, пытался жить на широкую ногу, придерживаться всё того же круга знакомств, что и прежде, только вот теперь статус у него был совершенно другим.
— Ну ведь мы можем всё вернуть, — ухмыльнулся Дмитрий.
Я вздрогнула от отвращения. Перетерпеть отцовские предложения было бы гораздо проще, если бы меня так болезненно не резанула новость о Викки и Олеге.
Пожениться! Господи.
Какой кошмар. И я жду от этого мужчины ребенка.
— Убирайся, — велела я, отступая от отца. — Я не желаю тебя видеть. И в твоих грязных играх не буду участвовать. Иди, с бывшей договаривайся.
— Стася, — не унимался отец, — мы — родная кровь. А Викки — это всего лишь женщина.
— Всего лишь женщина, — прошипела я, — которая отобрала у тебя всё и оставила тебя у разбитого корыта. Ни наследника, ни денег, ни жены, правда, папа? Даже воды в старости подать некому.
— Да как ты!
Он занес руку, должно быть, собираясь в очередной раз показать, кто здесь хозяин, но я даже не отреагировала. Нахлынувшая на меня апатия не позволила предусмотреть пощечину, или что там намеревался сделать отец, и я не то что остановить его — даже отступить не попыталась.
Вот только удар так и не последовал. Отец всё так же стоял с занесенной рукой, и я понимала, что, будь его воля, он бы закончил начатое, как делал это всегда, когда пытался продемонстрировать свою силу.
Но сейчас его запястье сжимали тонкие мамины пальцы, и она — воинственная и мрачная, — вклинилась между нами, защищая меня, как всегда это делала в детстве, и смотрела на него, как обычно тигрица смотрит на тупого быка, способного своими рогами заколоть теленка, но не победить его мать.
— Убирайся, — холодно произнесла Алевтина. — Иначе я вызову полицию, и ты отсюда отправишься не к себе домой, а в участок!
— И ты здесь, — прошипел отец. — Прибежала. А ты знала, чем твоя доченька…
— Уважаемый, — голос Анатолия Игоревича, прозвучавший за спиной моего отца, почему-то заставил меня выдохнуть с облегчением, — покиньте, будьте добры, помещение. Немедленно.
Он опустил руку на плечо отца и едва заметно надавил, показывая, что не позволит обидеть ни меня, ни маму.
— А ты ещё кто?! — отец стремительно обернулся к Анатолию Игоревичу. — Моё дело — как общаться с моей дочерью и моей бывшей!
— Я, — сверкнул глазами Анатолий Игоревич, — лечащий врач Алевтины. — Но это никоим образом не помешает мне спустить тебя по лестнице, если будет такая необходимость.
Дмитрий смотрел на него, кажется, разрываясь между желанием взорваться обвинениями и оскорблениями и каким-то легким оттенком страха, всё ещё присутствующим у него. Ведь Анатолий Игоревич был значительно выше, явно сильнее. Возможно, они были одного возраста, но врач, в отличие от моего отца, не надеялся на помощь посторонних и уж точно мог саам за себя постоять.
— Стася, — он повернулся ко мне, — если надумаешь, надеюсь, ты всё-таки мне позвонишь. Подскажу, как лучше обставить дело.
— Не надумаю, — холодно отрезала я.
Отец дернул плечом, пытаясь показать, будто ему всё равно, но я прекрасно знала, что это не так. Он смерил взглядом Анатолия Игоревича, потом — меня и маму, будто пытался таким образом поставить точку в разговоре и показать, что он всё равно останется на коне, а тогда, гордо и немного смешно вскинув голову, зашагал прочь.
Я слышала, как он громко хлопнул дверью. Через несколько минут и подъездная ответила таким же грохотом, обозначая, что отец вылетел на улицу. Завизжала машина — очевидно, он догадался пнуть ногой колесо, — но у меня не было ни малейшего желания подходить к окну и смотреть, всё ли там в порядке.
