— Зачем ты это трогала? — Он взял ее за запястье и перевернул его, его горло сжалось при виде крови, выступившей на ее указательном пальце. — О Боже мой. О Боже, у нее идет кровь.
— Что? — Бетани взвизгнула и врезалась обратно в свой табурет, отправив его обратно на незаконченный пол. — О Боже мой. Что же нам делать?
— Я не знаю. — Это был его истерический голос? — У нее никогда раньше не было кровотечения. — Его зрение ярко вспыхнуло по краям. — Сейчас уже капает. С нее капает!
Лаура взвыла, слезы буквально брызнули у нее из глаз. Было ли это нормально? Или это был признак того, что она впадает в истерику.
— Ладно. Хорошо. — Бетани опустилась перед Лаурой на колени и оторвала край своей футболки, обернув ее вокруг пореза так много раз, что казалось, будто у Лауры на пальце мяч для гольфа. — Я… может быть… Я думаю, мы просто относимся к ней так, как относились бы к взрослому человеку с порезом?
— Я не знаю. У них ведь не просто так в аптеке должны быть отдельные полки с лекарствами для детей и взрослых, верно?
Бетани прикусила губу.
— Я не знаю, как долго продержится эта повязка.
— Господи. — Уэс подхватил Лауру на руки и повернулся во все стороны, понятия не имея, куда ее поставить. Была ли у них одна и та же группа крови, если ей нужно было переливание? Мог ли он сделать переливание крови, если бы потерял сознание от холода? — Что нам делать?
— Это мой палец для iPad, — всхлипнула Лаура.
— Твой грузовик. Там есть аптечка первой помощи.
— Хорошо, да. Ладно. — Уэс вынес Лауру через парадную дверь, Бетани последовала за ним. Мгновение спустя он усадил Лауру на водительское сиденье грузовика, Бетани подбежала к пассажирской стороне, чтобы забрать аптечку. Она бросила ее ему через консоль, ни один из них не заметил того факта, что Лаура теперь издавала врум-врум звуки и попытки управлять неподвижным грузовиком.
Затаив дыхание, Уэс медленно размотал лоскуток ткани с пальца Лауры и подождал, пока проявится запекшаяся кровь. Там ничего не было. Он едва мог разглядеть слабую белую линию там, где был нанесен порез. Медленно Уэс поднял взгляд на Бетани, которая была в равной степени ошарашена отсутствием выступов костей и кровавой бойни. Она издала смешок и прислонилась к дверному косяку.
— Ты порвала футболку, — ошеломленно сказал он, от облегчения у него закружилась голова.
— Это просто одежда. — Она несколько секунд смотрела на Лауру, прежде чем снова обратить внимание на Уэса, и, казалось, что-то важное произошло в этих голубых глазах. — Это всего лишь одежда.
В этот момент между ними что-то произошло. Конечно, ее слова не должны были иметь глубокого смысла, но как только она их произнесла, последняя нить, связывающая его с прошлым, немного ослабла. То, что было раньше, всегда будет частью Уэса, но эти люди и их благополучие были тем, что имело значение. Иметь их рядом, чтобы он мог позаботиться о них, когда им будет больно. С чего бы ему вообще хотеть убежать от этого? От того, что ты нужен этой женщине и этому ребенку?
— Дядя Уэс. — Лаура уклонилась от Уэса, когда он попытался нанести Неоспорин на ее порез. — Мы можем прокатиться на этой штуке?
Он отказался от Неоспорина и вместо этого обнял свою племянницу. Когда он жестом пригласил Бетани присоединиться к ним, она, казалось, растерялась, но в конце концов забралась в машину и обняла их обоих. И это было ново и страшно, и он не мог представить себя в тот момент где-то еще.
Бетани бросила свежесрезанный букет роз в свою любимую розово-золотую вазу. Они были в далеко не идеальном порядке, и она с удивлением обнаружила, что не против оставить их в таком состоянии. Обычно она тратила добрых шесть-семь минут на то, чтобы разложить каждый цветок именно так, готовясь к субботнему вечернему собранию Лиги. Неужели она действительно так сильно изменилась за полторы недели с тех пор, как она начала флип? Она прислонилась бедром к кухонной стойке и вспомнила последние одиннадцать дней. Она стала грязной. Грязь-под-ногтями, волосы-в-свисающем-пучке, одежда- покрытая-строительными-осадками в беспорядке.
Где-то посередине она делала минет, утопая коленями в опилках. Да, последнее обстоятельство сделало составление букетов немного менее насущным делом.
Благодарная за то, что ей осталось несколько минут одной в доме, Бетани закрыла глаза и вспомнила вкус влажных от дождя губ Уэса, то, как уверенно его пальцы двигались в ней и выходили из нее. Боже, неужели это было почти целую неделю назад? Как она выжила без его прикосновений с тех пор? Использовал ли он обратную психологию, решив действовать медленно? Потому что предположение о длительной временной шкале возбуждало ее. С большой буквы.
Пока ты позволяешь мне давать этому телу то, что ему нужно, я могу вспомнить границы завтра.
Конечно, конечно. Границы. Они должны были иметь их. Но, например, насколько прочными были эти границы на самом деле? Из чего они состояли? Отсутствие основных правил делало ее раздражительнее, чем когда-либо. Может быть, она нанесет Уэсу визит после собрания. Просто чтобы уточнить, что именно означают границы. Никакой другой причины нет.
Бетани поняла, что обмахивается веером, и оттолкнулась от поверхности, расстегивая еще одну пуговицу на блузке, совершая последний обход дома. Все подушки были выровнены, закуски были стратегически расставлены по всему пространству, свечи были зажжены, а температура была комфортной. Стоя перед своим диваном, она побарабанила пальцами по губам. Затем она потянулась к одной из белых подушек, повернув ее достаточно, чтобы показать маленькую бирку. Этот зуд на ее шее проснулся, требуя внимания, но она проигнорировала его и ушла с триумфом.
Посмотри на себя. Бунтарь без причины.
Сегодня? Бирки на подушках и беспорядочные цветочные композиции. Завтра? Кто знал? Может быть, она откажется от макияжа на следующей встрече. Что было причиной этих едва заметных изменений в ней? Был ли проект “Судный день” радикальной терапией погружения для перфекционистов? Или это был Уэс? Несмотря на влечение, которое она питала к нему с тех пор, как он прибыл в Порт-Джефферсон, она сделала Уэса врагом, потому что он был единственным, кто видел ее недостатки. Теперь… теперь она хотела быть рядом с ним чаще по той же самой причине. В этом не было никакого смысла. Ничто из того, что происходило с Уэсом, не имело смысла.
На этот раз, однако, она подумывала о том, чтобы оставить отношения нераскрытыми. Грязными.
Если бы она могла позволить судьбе идти своим чередом, пожалела бы она об этом?
Хор возбужденных голосов донесся до Бетани через дверь, прежде чем зазвонил дверной звонок. Она пригладила волосы и убедилась, что бретельки лифчика не выглядывают из-под серебристого платья с металлическим отливом. Ее сегодняшний наряд был модным даже по ее меркам, но она выбрала его в основном потому, что чувствовала себя сексуальной, а не потому, что хотела произвести на всех впечатление. Это была действительно приятная перемена — надеть тонкий материал на ее только что вымытую, обнаженную кожу и не беспокоиться о том, что это не будет идеальным балансом сдержанности и элегантности. Она оделась для себя.
С загадочной улыбкой, которая тоже предназначалась только ей, она открыла дверь и впустила толпящихся женщин, приветствуя каждую из них поцелуем в щеку и расспросами об их работе или семье. И на этот раз она действительно слушала. Их слова не были притуплены постоянным жужжанием в ее мозгу или давлением придумать остроумный ответ. Она действительно наслаждалась собой. Больше, чем у нее было за долгое время.
Рози прибыла следом за всеми, сияющая, как всегда после того, как ее брак был восстановлен, с запотевшими контейнерами Tupperware на бедре. С осенним укусом в воздухе вечер прошел в уютной атмосфере. Разговоры о костюмах на Хэллоуин и планах на День Благодарения разносились на ветру, пока Бетани раздавала вино и шампанское. На этот раз Бетани воспользовалась моментом, чтобы насладиться тем, что она создала вместе со своей сестрой и Рози. Это клуб женщин, которые собрались вместе с единственной целью — поддерживать друг друга. Отмечали достижения и утешали друг друга, когда у них ничего не получалось. Бетани была той, кому пришла в голову первоначальная идея создания Лиги, но с новообретенной ясностью она задалась вопросом, правильно ли она это сделала. Надеялась ли она, что проблемы всех остальных отвлекут от того, что было не так в ее собственной жизни?
