Лишает ее опоры вмиг, и удерживает обе руки за спиной. Навесу ее сердце раскачивается вновь — слава богу, сердце вообще начинает биться опять.
Они засыпают на рассвете. Он лишь нехотя встает — дабы найти воду и, вместо того, чтобы выпить, выливает себе на голову. С закрытыми глазами Кира морщится от падающих на расплавленную кожу капель, но затем собирает влагу с его волос ладонями и охлаждает себе лицо.
— Это кондиционирование не работает настолько хорошо, как они думают.
— Спи уже, — забрасывает на него ногу Кира и он утыкается лицом в ее голову.
Оставшиеся дни они погружаются в негу изоляции, не посещая и рестораны. Помощник генерального менеджера даже наведывается на виллу: видимо, их дворецкий боится, что делает что-то не так, раз гости от всего отказываются, кроме подносов с едой.
Мильмо, их дворецкий, — замечательный и трудолюбивый парень, который еще и хорошо помнит «мистера Фрезя, такого остроумного мистера, такого веселого мистера». Кира уговаривает Рому оставить ему баснословные чаевые.
Вылет обратно проходит без задержек. Девушка немного волнуется из-за своего непонятного статуса «невыездной», но раз нельзя покидать страну — это же не значит, что в нее нельзя возвращаться? Может быть, Кира и была заграницей, когда поставили запрет.
Прочитанное на форумах успокаивает, даже в историю обычных пассажиров на границе не всматриваются так подробно при возвращении, а что уже говорить про чартеры. У них с Ромой обычно даже не проверяют документы на обратном пути.
Волнение не оправдывается. Возвращаются они всегда через маленький частный аэропорт в области. Здесь, в этот раз, пограничник даже не заходит к ним на борт.
Машина сегодня ожидает чуть поодаль от трапа.
Ветренно как никогда.
С другого конца полосы приближается джип на значительной скорости, а после остановки из него выскальзывает Лешей.
Карелин знаком показывает заму, что разговоры потом уже.
По дороге к их авто Рома замечает расстегнутый ремешок ее босоножки и, естественно, не может оставить это просто так.
Он опускается на корточки, чтобы вставить кожаную ленточку на место. Кира оглядывается — на той же полосе, только дальше, сегодня стоит еще один самолет, поменьше.
А возле здания, вокруг неизвестного мини-вэна, торопливо прогуливается человек, туда-сюда, вперед и назад.
Мужчина поднимает голову, и, кажется, смотрит на нее.
Как только их джип трогается с места, в салоне Кира замечает выскользнувший ремешок и на правой босоножке.
— Да что это такое, — бормочет девушка.
Нагинается, чтобы поправить его, и свист первой пули почему-то слышится таким далеким, хотя за ней тут же следует очередь и других.
Глава 27
— Вправо, потом влево, давай! — приказывает Карелин рокочущим возгласом, и авто словно его слушается, а не движений руля.
Он вжимает ее за голову в колени, и Кира не знает, куда попали выстрелы. Ей нужно знать, и нужно увидеть, и нужен воздух, и если хоть одна пуля попала в…
Стекло вокруг умирает со звоном, какое-то время сопротивляясь. Рука на ее шее давит до боли пружинисто, и Кира невольно вскрикивает, когда машину не то заносит, не то разворачивает.
Она пытается приподнять голову хоть на миллиметр, потому что… потому что краем глаза все-таки видно откинутую назад руку Александра за рулем, и нет уверенности, что рука его шевелится.
Крик выпархивает из горла, как подгоняемый языками пламени, когда Карелин выламывает дверь возле нее.
Он резко выпрямляет Киру, еще контролируя за шею.
Глаза колит болью от неожиданного разнообразия цветом мира.
От которых она уже успела отвыкнуть за самую длинную минуту в своей жизни.
Она шарит ладонью слева, нащупывая Рому, потому что его рука еще не позволяет повернуться. Карелину на удается полноценно сопротивляться, поэтому теперь он закидывает Киру на себя, прижимая щекой к собственному бедру.
Он пригинается одновременно с первым аккордом новой песни пуль.
Кира щупает и щупает ворохи его одежд, пальцы живут отдельной жизнью.
Нет шансов.
Нет шансов, в ее голове бьется мысль птицей с подрезанными крыльями.
Нет шансов, что в него не попали при таком количестве пуль.
Кире просто повезло, ведь ровно она не сидела.
Тишина царит лишь на мгновение, а затем округ содрогается под гулом взрыва.
Кто-то доламывает дверь с ее стороны, и Карелин стремглав выталкивает Киру в чьи-то руки.
— Забери ее, забери ее!
— Нет! — кричит она.
Не сопротивляется лишь от растерянности и бессилия. Все уходит на то, чтобы одним взглядом объять реальность, теперь наконец-то в полную ширь.
… У Карелина прострелено плечо, и возможно не единожды…
… сиденья кое-где — в лохмотья от выстрелов…
… Александр шевелится, но завалился набок…
… их машину, скорее всего, занесло…
… возле здания чернью клубится дым.
Лешей закидывает ее в тачку, едва ли не разбивая девушке лоб об дверцу по другую сторону машины.
Колеса срываются с места еще до того, как зам Карелина полностью запрыгивает внутрь.
— Не сюда, еб твою мать, а через поле, — набрасывается на водителя он, и Кире так и не удается толком приподняться. Авто снова резко поворачивается.
— Где Рома? — кричит она. — Где он?
Лешей разбивает наручные часы и вставляет вытянутую оттуда сим-карту в какое-то устройство.
— Ты на променаде, что ли, хрустальный? Жми педали уже!
— Почему Рома не с нами?!
— Заткнись, — огрызается Лешей. — Сиди молча.
Она лезет к ручке дверцы, наконец-то выравниваясь. Пролетающее за окном поле ничем не страшит.
И пинает Лешего добротно, когда тот тянет к ней загребущие руки.
— Ты куда собралась? — бесится он и Кира отвечает криком тоже.
— Где Рома, я сказала!
— Где-где, на Кудыкиной горе, дура! Остался там брать на горячем.
— Один?
Слезы бессилия превращают ресницы в колючие препятствия, и она трет глаза, раздирая кожу до красноты.
Пульс отбивает молотком на несколько жизней вперед. И молоток добирается до грудины, когда она видит на своих руках кровь.
Лешей заканчивает скорый разговор на непонятном устройстве.
— Это твоя или его?
— Он один там? — повторяет она единственный волнующий вопрос.
— С чего бы это? Не один, а с кем надо. Пока я тут с… Разродись уже, твоя или его? — зырит он коротко на ее руки, а потом на шею над воротом плаща.
Кира не сразу проводит по горлу ладонью, потому что кисти словно ледяным невидимым обручем скованы. Может быть, и ее кровь, так как осколки ранили открытые участки кожи.
— Я не знаю, — повторяет она снова и снова. — Я не знаю.
Джип вырывается на магистральную дорогу и Лешей активизируется пуще прежнего.
— Так, теперь вниз. Быстро!
Он бесцеремонно пихает девушку к автомобильному полу, и она ударяет его по голени, чтобы не чувствовал тут себя хозяином.
Кира будет сидеть смирно, но этому лысому шизику не мешает попуститься.
— Леня, ты Леля или Леня, а? Что ты тащишься и кокетничаешь, как в очереди на Привозе.
Под чутким руководством Лешея машина выделывает такие кульбиты, что и никаких обстрелов не понадобится, чтобы на тот свет в лучший ресорт попасть.
— Да, а ты не видел, куда заворачивают, когда поворотник врубают? Вот и смотри, хуевщик! — орет он другой машине, никто в которой не способен услышать оскорбления.
Кира приподнимается лишь на секунду, чтобы рассмотреть жертву гнева — это, оказывается, блестящяя кроха с рекламной креветкой на крыше — но Лешей тут же набрасывается на девушку.
— Как же вы мне надоели, все надоели! — он прикладывает ее обратно, едва не отбивая той зуб. — Чего высовываешься!
— А ты сам чего ровно сидишь, урод? — огрызается Кира и отмахивается от семенящих рук.
— Меня прибьют, ты же рада должна быть, — сопит он и дергает себя за ухо, будто там вода застряла.
