Позади нас уже образовалась очередь и каждый сигналит, подгоняя нас, слышу, как недовольные водители что-то кричать в открытые окна. Но моему папе на это наплевать. Каждый его шаг словно отдаётся в моей голове, когда я понимаю, что он обо всём знает.
Он ничего не говорит, когда бросает водителю пятитысячную купюру, довольно щедро с его стороны, учитывая, что поездка стоит не больше ста восьмидесяти. Он так же ничего не говорит, когда вытаскивает меня из машины, сильно сжимая моё запястье.
Папа останавливается у своей машины, когда открывает заднюю дверь, но не спешит запихивать меня. Выдергивает сумочку у меня из рук, а потом обыскивает меня в поисках телефона. Я плачу, от отчаяния, потому что ничего не могу сделать. Наши паспорта теперь во внутреннем кармане его пальто, там же, где мой телефон.
Я не помню, как оказываюсь в аэропорту, а сейчас мы уже в какой-то небольшой комнате, где стоит чемодан, а на диване сидит мама. Она не смотрит на меня, когда папа усаживает меня за стол, а сам садится напротив.
Бросает передо мной конверт. И спокойно ждет, когда я его открою. Но я этого не делаю. Смотрю на папу и не узнаю его. Удивляюсь его сдержанности. Разве он не должен был прямо сейчас кричать на меня и швырять вещи?
Вижу как его глаза, точно как мои становятся темными, а морщинки вокруг них глубокими. Он сердит, его густые брови сдвинуты вместе и низко опущены, а брови сомкнуты в тонкую линию. Не дождавшись меня он протягивает руки, вскрывает конверт и кладет содержимое передо мной, но я успеваю заметить, как от сдерживаемой ярости трясутся его руки.
— Что это? — спрашиваю я, бросая взгляд на бумаги передо мной.
— А ты прочти! — спокойно отвечает он.
Я усмехаюсь — Это немецкий. — я смеюсь, но мне не смешно. Я едва сдерживаю слезы.
— Я тебе расскажу. — говорит он и разворачивает бумаги — Это документы о твоем зачислении в Университет искусств в Берлине — он смотрит на меня и молчит какое-то время — О, нет, не спеши благодарить. Это всё ради тебя. — говорит он. Я выдыхаю, как будто сдаюсь и кладу руки на стол. Смотрю на папу и жду, что он победно улыбнется, но этого не происходит. Он просто смотрит на меня. — Я видел твои картины, Кристина. Ты прекрасно рисуешь, это правда. — говорит он, но почему то сейчас мне совсем не нужна его похвала, она неприятным грузом падает мне на плечи. У меня давит в груди, я больше не сдерживаю свои слёзы. — А это — он кладет передо мной мой паспорт и посадочный талон — А это билеты. Ты отправишься туда сегодня с мамой, а я присоединюсь к вам позже, когда разберусь с твоим бывшим парнем. Я был слеп, когда не видел насколько ты талантлива, а теперь готов сделать всё, чтобы воплотить твою мечту в реальность — говорит он. Что, правда? Я всхлипываю. Интересно как ему удалось без моего ведома провернуть все эти дела с визами и как давно он обо всем знает?
— Я не поеду — качаю головой я. — Я не поеду! — кричу я. Почему мне кажется, что ему все равно на то, как я рисую и какие у меня мечты. Цель всего этого не дать мне быть с Давидом.
— Дорогая, послушай-ка, что я тебе скажу. — он шумно выдыхает — Никто в здравом уме не выходит замуж в девятнадцать лет, если только не хотят испортить свою жизнь. А те, кто выходят, потом очень об этом жалеют. В твоей жизни будет еще много парней, и поверь, что большинство из них, будут намного достойнее тебя …
— Я не поеду — перебиваю я, заливаясь слезами. Вытираю мокрые от слез щеки и шмыгаю носом.
— О нет, ты поедешь. Потому что я прямо сейчас расскажу тебе, что случится, если ты останешься здесь и выйдешь за него замуж. — сжимает и разжимает кулаки папа — Что будет когда вы поженитесь? Когда ты повзрослеешь, когда ваши эмоции и чувства притупятся. Знаешь, что бывает с такими как вы? Быт, превратит вашу сказку в жестокую реальность и в конце концов, заставит вас ненавидеть друг друга и тот день, когда вы поженились, потому что просто разойтись уже не получится. Ты повзрослеешь и поймешь, что вы настолько разные, что ты я до сих пор задаюсь вопросом, каким образом вы смогли продержаться вместе так долго. Тебе стоит подумать прежде, чем ломать свою жизнь и кричать мне о том, что ты остаешься. — он переводит взгляд на маму, а потом снова смотрит на меня и хлопает ладонью по столу. — Здесь есть кое-что на твоего замечательного Давида. Ты верно думала, что я позволю своей единственной дочери выйти замуж за кого-то вроде него? Если ты решишь остаться здесь и откажешь от возможности учиться и реализовываться, я обещаю тебе, что сделаю всё возможное, чтобы вы, в конце концов, расстались. А теперь выбирай. — говорит он, его голос звучит словно гром. — Поедешь за своей мечтой или останешься здесь и в конце концов ни с чем? — я не могу говорить от того, что мне становится очень больно. Как он может быть таким жестоким, заставляя меня выбирать между мечтой и любовью.
Папа делает медленный глубокий вдох-выдох и подается вперед. Смотрит мне в глаза. — Я люблю тебя и забочусь лишь о твоём благе. Просто подумай о своём будущем хотя бы одну минутку. Отбрось в сторону обиды на меня и это чувство, которое ты путаешь с любовью к Давиду.
— Я хочу увидеть его — выпаливаю я. — Я подумаю по дороге — бросаю я и поднимаюсь. Папа откидывается на спинку стула и кладет ногу на ногу. Он выглядит самодовольно и напыщенно от чего я хочу кричать, чтобы он отстал от меня, чтобы выпустил и прекратил делать такие ужасные прогнозы о нашем будущем, чтобы хоть раз в жизни доверился мне и позволил самой решать что для меня лучше. Пусть это будет ошибкой, но это будет моей ошибкой.
— Ты не поедешь к нему. — говорит он и прочищает горло. — К тому же, я уже побывал в ЗАГСе.
Я округляю глаза и чувствую себя так, будто меня облили холодной водой. Мелкая дрожь окутывает мое тело, и я обнимаю себя руками. Осталось в моей жизни хоть что-то, куда он ещё не вмешался?
— Как ты можешь позволить ему ограничить тебя замужеством, когда твоя жизнь только начинается? Я понимаю, что сейчас все твои эмоции обострены, ты возможно впервые влюбилась. Думаешь я не испытывал ничего подобного? Испытывал, но к счастью ни одну из них не просил стать моей женой, а потом полюбил твою маму? Разве кто-то может сравниться с ней? НЕТ. — говорит он и улыбается. но я уверена, что никто не сможет сравниться с Давидом. — Спустя время тебе станет легче. А сейчас, вам не следует поторопиться. — он поднимается, а потом протягивает мой телефон маме. — Ты можешь написать ему сообщение, но пусть это не будет что-то, что заставит его наделать глупостей. Просто скажи, что выбрала свою мечту, а он пусть займётся своими мечтами.
Я всхлипываю и смотрю на папу, который выглядит так, словно сочувствует мне, но при этом пытается казаться непоколебимым. Мама берёт мой чемодан и тяжело вздыхает, пока я до конца не осознаю, что всё это происходит со мной. На самом деле.
— Я его люблю! — кричу я — Я не хочу никого другого, потому что люблю его и никогда не полюблю другого. Кто рассказал тебе?
— Мама собрала тебе кое-что из вещей. — говорит папа, игнорируя меня. Он двигается и подойдя целует меня в лоб
— Папа, пожалуйста, не поступай так со мной, я прошу тебя, папа. — всхлипываю я и хватаю его за рукава пиджака, просто потому что не знаю, что я еще могу сделать. Он уже все решил. — Кто? Кто рассказал тебе о нас? Кто из них предал нас?
— Тот, кто заботить о вас не меньше, чем я. Не думай об этом дорогая, прямо сейчас это уже не имеет никакого значения.
— Кто это? КТОООО — кричу я, у меня начинается истерика, меня трясёт, ещё больше слёз стекает по моему лицу, но папа продолжает молчать. Кто-то входит в комнату и тянет меня из прочь, пока я кричу и упираюсь, всё смотрят на нас, но никто не вмешивается.
— Если он действительно тебя любит, то обязательно поймет — шепчет моя мама. Я смотрю на неё продолжая плакать, но уже не кричу и не брыкаюсь. Мы сидим в самолете, и я чувствую себя так, словно весь мой мир рухнул. Мама выглядит подавленной и протягивает руку, чтобы вытереть моё мокрое лицо. Я вижу, что мои слезы причиняют ей боль. — Я верю, что прямо сейчас ты испытываешь любовь к Давиду, но из-за того, что ты так молода, ты уверена, что это раз и навсегда. Такой любовь и бывает в твоём возрасте, такая яркая, всепоглощающая. Она словно цунами, налетает так, что ты теряешь в ней, задыхаешься. А потом понимаешь, что после такой любви уже никогда не будешь прежней. Если у вас с Давидом всё по-настоящему, то, что заставляет тебя думать, что это конец? Если вам не по силам вынести такое испытание, тогда зачем вообще такая любовь?! — мама не улыбается мне и больше ничего не говорит. Протягивает телефон и наблюдает, как я сдаюсь.
