Пишу Давиду о том, что принимаю папино предложение, пишу о том, что хочу воплотить свои мечты. Пишу о том, что безумно его люблю и буду любить всю жизнь и желаю ему счастья. Нажимаю отправить, и мысленно добавляю к своему сообщению «до встречи».
Эпилог
Тяжело вздыхаю, пока наблюдая за чемоданами на багажной ленте. Один из них густо обклеен наклейками с путешествий.
Я вернулась домой, вернулась спустя три с половиной года. Мой папа попал в автомобильную аварию, и сейчас находиться в тяжелом состояние, мама позвонила мне несколько дней назад и попросила вернуться. Я ничего не сказала ей о том, что всего лишь поменяла билеты и прилетела на день раньше. Я итак собиралась домой, как только увидела подходящую возможность.
Я ничего не говорила родителям, потому что в прошлом, стоило мне заикнуться о возвращении домой, они немедленно прилетали ко мне.
В первый год я мечтала, чтобы у меня начались проблемы со студенческой визой, но этого не случилось, хотела, чтобы возникли какие-то проблемы с жильем или мне не нашли место в общежитие.
Я дико скучала по дому и по Давиду. Мы пару раз обменивались сообщениями, но они были такими пустыми и холодными, что я потеряла всякую надежду на наше воссоединение. Даже не представляю, что мог наговорить ему папа.
Я несколько раз в месяц я созванивалась с Аней, иногда в нашем разговоре присутствовал Артем.
Хватаю свой чемодан, когда он, наконец, появляется перед моими глазами и спешу выбраться отсюда. Мне нужен воздух, срочно.
Я нервничаю. С тех пор как села в самолет не слышу ничего кроме собственного сердца.
Улыбаюсь, когда меня встречают Аня с заметно округлившимся животиком. Она просто амбассадор женской красоты и нежности. Её волосы стали заметно длиннее, а щеки пухлее. И Артем, который поднимает руку вверх, когда замечает меня и проходит вперёд, чтобы забрать мой чемодан.
После того, как они встречают меня, мы отправляемся в больницу, где мама бросается мне на шею и плачет. Она выглядит так, словно не спала неделю, наверное так и есть. Врачи говорят, что папа идёт на поправку и совсем скоро сможет отправиться домой.
Когда я прохожу в его палату, то вижу, как мой папа лежит на кровати весь перебинтованный и в синяках. У него сломана рука и ключица, а так же трещины в ребрах и множественные ушибы. На его лице красуются желто-зелёные и феолетовые синяки и я поджимаю губы. Выглядит он не очень хорошо, но травмы не мешают ему продолжать быть напыщенным и раздавать указания своим командным тоном. Он решает, где я останусь и что буду делать, пока его не выпишут из больницы. Он даже приказывает мне взять обратный билет. Я только посмеиваюсь. Прошло три года и за это время слишком многое изменилось, и я в том числе.
Я вздыхаю, а потом аккуратно прижимаюсь к его, на мой взгляд, не сильно поврежденной половине и мне удаётся положить голову на его плечо. Я испугалась, когда мама рыдала в трубку так, словно папы больше нет, поэтому видеть его живым и самим собой прямо сейчас то, что мне нужно.
После этого я еду в дом Ани и Артема, потому что не собираюсь оставаться в пустой родительской квартире. Мама не выходит из больницы, ей уже поставили дополнительную кровать в папиной палате, а в оплату лечения и палаты уже входит питание на двоих.
Когда мы ужинаем, я всё-таки набираюсь смелости, чтобы спросить о своём парне. О своём бывшем парне.
Аня рассказывает, что у него всё замечательно, дела в мастерской идут в гору. Он продолжает жить в той же квартире, которую мы когда-то делили на двоих. Я хочу спросить еще и еще о нём, но слова застревают в горле, особенно когда я задумываюсь о том, что он не свободен. Я ревную, хотя точно знаю, что не имею права на это.
Мне остаётся лишь надеяться, что он не притащил свою новую подружку в наш маленький рай.
— Богдан собирается жениться — смеётся Аня — Ты не поверишь, как сильно меняет человека любовь. Ты можешь познакомиться с его невестой. — говорит она — На следующей неделе мы идем к ним на ужин.
Я вижу, как Артем неодобрительно косится на свою жену. — Когда ты возвращаешься? — спрашивает он — Как там Берлин? Может однажды, мы с Аней навестим тебя. Я уже присмотрел в интернете несколько мест, которые мне бы очень хотелось посетить.
— Милый муж, — смеётся Аня, — Германия это не только Берлин. Я же говорила, что Кристина учится в Дрездене, там и живет. Ты меня совсем не слушаешь! — говорит она, но я не вижу, что бы от этого она расстраивалась.
— О, — удивляется Артем. — я просто думал, что она поступила в Берлин. Возможно, я что-то перепутал.
Меня вдруг охватывает неприятное ощущение. Я ехала в Берлин, в тот самый день, когда папа не позволил мне остаться с Давидом и стать его женой. Но меня не приняли туда, оказалось, что я не достаточно талантлива для них. Поэтому папе срочно пришлось искать другие варианты. На самом деле я была так расстроена, что совсем не думала о своём будущем и блестящей возможности проявить свой талант и стать художницей. Я завалила свою возможность, потому что мне было плохо, у меня всё внутри горели, а мой мир рухнул.
Я вдруг смотрю на Артема, чтобы увидеть хоть маленькое подтверждение своей ужасной догадки, хотя в этом нет ничего удивительного. Я не была уверена в том, что это он рассказал о нас папе, потому что Богдан то же был против нашего решения пожениться. В любом случае, прямо сейчас это уже не имеет никакого значения.
Когда Аня уходить, чтобы принести десерт, я вижу, что Артем опускает голову. Неловкое, давящее молчание с горьким привкусом предательства повисает в комнате. Я не спрашиваю его о том, почему он это сделал, очевидно, что идея нашей свадьбы пугала его, так же как и моих родителей. Он, как и они решил, что жениться в таком возрасте, равно совершить ошибку на всю жизнь.
Вижу в его глазах безмолвную мольбу и понимаю, что Аня не принимала в этом участие и скорее всего ни о чем не догадывается.
— У него кто-то есть? — спрашиваю я, когда Аня ставит передо мной какие-то пирожные.
— Нет — отвечает Артем. А Аня тяжело вздыхает, садиться и потирает свой животик. — Он слишком занят своей работой. Им с Богданом удалось расшириться и сейчас он пропадает в своём, так называемом, офисе.
Я улыбаюсь, значит, ему тоже удалось осуществить свою мечту и купить тот гараж с комнатами наверху и превратить их в игровую комнату и в офис. Поэтому я пропускаю десерт и поднимаюсь. Улыбаюсь глядя на Аню и выхожу из-за стола, чтобы пойти туда и, наконец, увидеть его.
Я итак слишком долго ждала и боролась с желанием броситься к нему сразу после того, как проведала папу.
Никита встречает меня и широко улыбается. Я теряюсь в его теплых почти братских объятиях. Он берёт меня за руку и тянет наверх. Останавливаемся на какое-то время у двери, и я благодарна ему за то, что он дает мне возможность собраться с мыслями. Меня бьет мелкая дрожь и сбивается дыхание.
Он входит первым, поэтому в комнате никто не обращает на меня внимание. Здесь темновато, на мой взгляд, посередине комнаты стоит длинный стол, за которым сидят около десяти парней. Над столом висит громоздкая люстра, единственный свет в этой комнате, не считая того, что попадает сюда через небольшие окна.
Давид сидит во главе стола. Я слышу его голос и смех. Делаю шаг в сторону и останавливаюсь, чтобы посмотреть на него. Чувствую, как моё сердце начинает бешено колотиться. Он такой красивый. Всё, что я к нему чувствовала никуда не ушло, кажется, что стало только сильнее.
Его волосы снова собраны в небрежный хвост, а на лицо тенью легла щетина, чувствую покалывание в пальцах от нестерпимого желания провести по ней пальцами. Его глаза по-прежнему бледно голубые, зато морщинки вокруг них стали чуть более заметными. Он одет в белую футболку, поверх которой черная кожаная куртка с нашивкой и я её узнаю. Тот самый логотип, который он мечтал сделать для своей мастерской.
Поднимаю глаза и вижу этот логотип на стене за его спиной. У меня от восторга сжимается сердце. Давид что-то бурно рассказывает, жестикулируя, но резко прерывается на полуслове и соскакивает. Стул позади него громко падает. Никто из собравшихся не понимает, что произошло, поэтому все по очереди начинают поворачивать голову в нашу с Никитой сторону. Кажется, среди них я узнаю Богдана, но не уверена, потому что так сильно нервничаю.
