тебе не чужим.
Это признание трогает душу и сердце. Проникает насквозь и отзывается звуком на всех живых струнах.
Я обнимаю ладонями темную голову Шибуева и тянусь навстречу своему мужчине. Лучшему другу, ставшему для меня дороже всех. Нахожу губы и целую их – податливые и ждущие, жадные. Отвечаю, как слышу и чувствую – сердцем.
– Ты нужен мне, Андрей. Нужен! Ты!
Поцелуем можно убить, признаться в любви, обидеть и отомстить. Поцелуй может быть горьким и сладким, первым и последним. Немым, равнодушным или красноречивым. Но бывают поцелуи, когда за нас говорят души. Когда исчезают границы возможного, и люди проникают друг в друга ростками, отдавая себя без остатка и оставаясь в своем человеке навсегда. В глазах, в памяти, в сердце. В жизни. И не важны место действия и момент. Важны удары сердца – одного на двоих.
В тишине прихожей я слышу эти удары очень отчетливо.
Моя. Моя. Моя.
Мой. Мой. Мой.
– Шибуев, с таким аппетитом ты меня съешь. Дай хоть вздохнуть, дурачок.
– Так как насчет фантазий, от которых ты потом будешь краснеть?
Я улыбаюсь ему в губы.
– Напугал кошку сметаной. Пожалуй, я рискну попробовать. К тому же румянец мне к лицу. Как считаешь?
– Светка, не дразни. Я не знаю стыда, и тебе это известно…
О да. Еще как! Но мне уже не семнадцать лет, и я готова проверить его слова на деле. Тем более что я и сама голодна.
Я сжимаю пальцы на затылке Андрея, а другую руку спускаю к животу. Он у Шибуева плоский и твердый. Проникаю ладонью под боксеры. Мне нравится то, что я глажу. Нравится то, что чувствую, и то, что слышу – полный мýки стон: «Света!». Жар губ, опаливший шею, и сжавшие спину руки.
И, выгнувшись навстречу, выдыхаю лишь одно слово: «Сейчас!»
На нас мало одежды, и через секунду она слетает прочь. Я остаюсь голой, и Андрей приподнимает меня под ягодицы, разводя бедра. Тяжело дышит, входя осторожно и глядя в глаза. Как бы нам ни хотелось забыться, мы теперь не одни.
– Ты мокрая, Сахарок. И беременная от меня. Кажется, я кончу от одного движения…
От чувства наполненности можно свихнуться. Лаской и поцелуями Шибуев довел меня до коротких вдохов, и я не думаю, что продержусь дольше.
– Не пойму, Шибуев, это обещание или предупреждение? Если это и есть порог твоего стыда, то обещаю покраснеть.
Смех вперемешку с толчками и поцелуями – вкусный коктейль. Желание накалено до предела, и нам хватает всего нескольких движений, чтобы приникнуть друг к другу, переживая пронзившее нас удовольствие. Но это – как аперитив, и мы оба жаждем продолжения.
Шибуев сообщает, что за ним числится должок, и в ванной комнате я разрешаю ему меня вымыть. Он долго гладит мои бедра, грудь, живот, который уже округлился. Совсем чуть-чуть, но я вижу, как при взгляде на эту округлость загораются светом глаза Андрея.
– Светка, как ты могла мне не сказать? Я же дурею от тебя, а тут думал, что никогда не прощу. Никого не подпущу, но и сам не трону. Так и буду жить рядом гордым монахом.
– Андрей, я так жалею об этом, если бы ты знал.
– Как жалеешь? Сильно?
– О-очень! – я обнимаю его за шею и шепчу на ухо, стоя на носочках, пока он обтирает меня полотенцем и вытирается сам. – Очень сильно! Так сильно, что готова просить тебя не быть монахом и отказаться от воздержания. Пожалуйста…
Наклонив голову, провожу раскрытыми губами по плечу и трусь щекой. Урчу кошкой, я тоже это умею.
– Шибуев, я так тебя хочу…
– Светка!
– Но сначала побрей лицо, ты меня всю исколол.
– Намекаешь, что у тебя на меня планы?
– Не намекаю, – я нахожу и целую улыбающиеся губы. – Прямо говорю! Хочу!
* * *
Скоро утро, но ночь еще не отступила, и под ее сенью в гостиной мы продолжаем заниматься любовью, с желанием отдаваясь друг другу. Мы оба голодны и неутомимы, однако на этот раз страсть уступает место нежности, и удовольствие подкатывает неспешное, позволяющее прочувствовать все его оттенки – остро-сладкие и тягучие.
Я лежу в постели, Андрей гладит мои бедра, а тело звенит от удовольствия.
– Сахарок, ты сводишь меня с ума, – говорит он, целуя живот. Поднимается выше и обхватывает ртом сосок. Медленно играет с ним языком, похоже, не собираясь прекращать меня изучать.
– Скорее, это моя грудь сводит тебя с ума. Ну, признайся.
– Не только грудь. Ты сама, Светка. Если у нас родятся девчонки, хочу, чтобы они были похожи на тебя.
Это слишком. Не думаю, что он читает мои мысли.
– Боюсь, что с моим характером им придется непросто.
– Ладно, – соглашается Шибуев. Приблизившись, очень нежно отводит волосы от моего лица и гладит щеку, не отрывая взгляда, – так и быть, Сахарок, характер пусть будет мой, но глаза твои. Они у тебя потрясающие.
У меня хорошее воображение, и оно позволяет изумиться и снова улыбнуться в родные губы.
– Шутишь? Пожалей нас! С таким двойным чудом мы точно не справимся!
Когда рассвет уже входит в комнату, наполняя ее рассеянными солнечными лучами, мы все еще не спим. Сплетя пальцы рук, смотрим друг на друга, тихо наслаждаясь любовным послесловием.
Не знаю, что Шибуев нашел в моих глазах – мне нравятся его, с легким лукавством и шалостью. Карие, теплые, самые красивые глаза на свете. Они смотрят на меня ласково, с надеждой, и им не соврать.
– Скажи мне то, что я хочу услышать, Света. Что ты веришь мне.
И я говорю. На этот раз очень серьезно, притянув к своей щеке его ладонь и коснувшись чутких пальцев, вернувших Андрюшке надежду, поцелуем.
– Не знаю, как мы будем жить, но я готова попробовать, Андрей.
* * *
POV Света
Четыре месяца спустя
– Ради бога, Света, аккуратнее! Скоро поворот, не гони!
– Шибуев, прекрати истерику. Что ты как наседка? На спидометре семьдесят километров в час, ты называешь это «гнать»? Я город знаю, как свои пять пальцев, и со зрением у меня все в порядке. Вижу я твой поворот, мимо не проеду!
– В роддом тоже сама будешь ехать?
– А что тут такого? Я же не пешком иду? Надо будет, и поеду.
– Светка, я с тобой поседею. Сколько можно просить пересесть на такси. Тебе что, трудно?
– Конечно. Откуда я знаю, какой квалификации в такси водители? А может, у них опыта с гулькин нос. А себе я доверяю. И потом, утром в садик, вечером из садика, тебя на работу отвезти. Это, извини, не
