— Ага, — поддакнул Ванька, — воды тоже не дали. И еды. Ладно, у меня в сумке была…
— Сумку не отобрали? — спросила я.
— Неа, она же школьная, на плечах висел рюкзак. Не проверили даже… Придурки… — добавил Ванька, опять схлопотав укоризненный Анин взгляд.
— Ладно, чего делать будем? — Ванька не мог долго сидеть на одном месте, деятельная натура требовала движения, — я тут полазил, когда в туалет в угол ходил… Там окно… Узкое такое, вы не пролезете… А вот я — вполне…
— Оно закрыто плотно, я тоже проверяла… — сказала Аня.
— Я открою зубочисткой…
— Ваня! Это опасно! Куда ты пойдешь? Телефоны-то они все же забрали! Мы даже не знаем, сколько времени прошло, где мы…
— Ну вот и выясню…
— Нет, я думаю, надо ждать помощи… Твой отец наверняка уже на уши поднял всех…
— Ань… — Ванька повернулся к ней, посмотрел таким знакомым , истинно хазаровским взглядом, что мне не по себе стало даже, — вот потому и надо торопиться…
— Не понимаю…
— Они брали меня… — вмешалась я, в отличие от Ани, все сразу же просчитывая, — они знают, кто я… Но они не знают, кто вы… У тебя же документов нет? — повернулась я к Ваньке.
— Неа…
— А дневник? Тетради?
— Дневника нет, нахер… То есть, он не нужне сейчас… А тетради… Ну, короче, там нет моей фамилии… Да даже если бы и была…
— Ну вот и я то же самое думаю… — продолжила я, — у Ани тоже при себе нет документов, только бейдж… Они просто не знают, кто вы, думают, что обычные вступившиеся за меня люди… Может, знающие меня откуда-то… А вот когда узнают…
— Будет жопа, — коротко кивнул Ванька.
— Но почему? — все так же не понимала Аня, переводя взгляд с меня на Ваньку.
— А потому что одно дело — просто с левыми людьми дело иметь, и совсем другое — прихватить женщину и сына Хазара, — пояснила я.
— Я не его женщина… Хотя, это неважно. Я все еще не понимаю… Наоборот, испугаются, отпустят…
— Нет, Ань… — тихо сказал Ванька, — как ты себе представляешь, что с ними сделает отец?
— Но…
— Они не будут ему ничего объяснять, — кивнула я, — они просто спрячут все концы в воду…
Аня переводила полный ужаса взгляд с меня на Ваньку и молчала. И мы тоже молчали…
А потом послышался скрип замка на двери.
Глава 50
Когда-то давно, еще года полтора назад, Бродяга читал в одной книге описание всеобъемлющего ужаса, охватывающего человека при каких-то диких ситуациях. Очень такое, яркое описание было. Типа, словно все внутренности разом удалили, настолько жуткое что-то случилось. Он тогда поржал над этим описанием и даже честно попытался себе представить, каково это: когда все внутренности… И разом. И не представлялось. Тупость одна в голову лезла. Бродяга подумал и решил, что не всякий художественный прием реально что-то может описать…
И вот сейчас, глядя на жучок на экране, застывший где-то в лесополосе, за городом, Бродяга невольно вспомнил странное и страшноватое описание… Потому что сполна его ощутил.
Реально, словно все внутренности. Разом.
И, похоже, эта хрень еще и глаза затронула, потому что зрение стало непонятным, тоннельным каким-то.
Он видел эту точку, пульсирующую на экране, и только ее. И все.
В голове было пусто и страшно, похоже, там тоже все удалили…
А точка пульсировала, гипнотизировала, и почему-то казалось, что взгляд от нее отрывать нельзя. Оторвешь — и все. Все кончится. Пропадет точка. И Ляля, его девочка, его котенок рыжий, тоже пропадет. Раз и навсегда. Словно и не было ее в его жизни. Словно и не было этих полгода счастья, чистого, незамутненного ничем.
Бродяга смотрел, смотрел, смотрел… И даже не замечал, что губы едва шевелились, уговаривая не исчезать. Не пропадать. Он приедет, он уже сейчас приедет, только из больницы выйдет и сразу…
Опомнился только, когда Каз перед ним пощелкал пальцами, возвращая в реальность.
— Ар, чтоб тебя! Приходи в себя! Хазар уже едет! Может, у него есть данные, он же на Ваньку по-любому что-то вешал…
Бродяга моргнул, перевел взгляд на друга и кивнул.
Потом показал пульсирующую , словно сердце, точку на экране.
— Она здесь… Если она здесь… Если ее найдут…
На месте пульсации работали уже, и очень плотно, даже песок через сито просеивали, чтоб ничего не упустить.
И Бродяга дико хотел туда, на место поисков. Хотел и до холодного пота боялся.
Что найдет.
Ее найдет.
Рыжую, чистую, красивую, беременную. Мертвую.
Почему-то казалось, пока пульсирует точка, она живая.
— Нихера, — оскалился страшно Каз, — сто пудов выкинули телефон там. Но мы ищем, ты же в курсе… Хочешь, сам езжай, смотри.
— Нет… — Бродяга, пересиливая себя, на мгновение зажмурился, изо всех сил не представляя Лялю, своего рыжего котенка, там, в лесополосе… Пока там ничего не нашли, есть шанс… А если найдут, то… То лучше пусть сами себе все внутренности удаляют. Не дожидаясь, пока Бродяга найдет виновных.
— Эй, придурок! — опять пощелкал пальцами перед его лицом Каз, — не хорони ее раньше времени!
— Не-е-е-е… — помотал головой Бродяга, — ты… Я чего-то…
— Я все понимаю, брат, — Каз положил смуглую ладонь ему на плечо, желая поддержать, — я понимаю… Ты терпи. Сейчас Хазар приедет. Он уже на подходе. Нам надо быть готовым…
Бродяга кивнул, прекрасно понимая, о чем говорил Каз.
Потому что по телефону голос Хазара был мертвым. И даже представлять не хотелось, как далеко от него сейчас отлетают все виновные в пропаже его сына и его женщины люди. Если они вообще живые, эти люди.
Потому что насчет тех, кто проморгал котенка, Бродяга вообще не был уверен. Бил он, не задумываясь и не сдерживаясь вообще…
И отдавал себе отчет, что, если б это помогло, то вообще прикончил бы. Если бы помогло.
Но Ляля пропала, и, вбивая ее нерадивых охранников в землю, поиск не ускорить.
Наоборот, надо их и остальных как можно сильнее… как это правильно сказать? Настроить, вот. Замотивировать… На поиск.
Хазар, похоже, своих уже замотивировал. До нервного энуреза.
— Да, Манюнь, да… — Каз отвлекся на телефонный звонок, — отменяй на сегодня все встречи, и мои , и Тагира… А он тут что делал? Какого?.. Я понял. Сам? Я понял. Да. Все, пока.
Каз убрал телефон, поднял на Бродягу взгляд:
— Аминов был в городе.
Бродяга замер, словно по голове ударенный. Сложить один и один было легче легкого. И, наверно, что-то такое на его лице промелькнуло, потому что Каз тут же торопливо заговорил:
— Брат, вообще не факт, что он причастен… Мы проверим, я сейчас, погоди… Не заводись, брат…
Он опять приложил к уху трубку, но Бродяга ждать не собирался, рванул мимо него к выходу из больницы, где они и ошивались последние полчаса, пока их люди в очередной раз обшаривали все многочисленные углы этого гребанного медгородка, все еще надеясь, что найдут… Хоть кого-то из пропавших. И обязательно живыми, обязательно!
Каз , выругавшись грязно, рванул за Бродягой, по пути отрывисто командуя в трубку, чтоб проверили время прибытия и отбытия Аминова.
Затем, закончив звонок, опять переключился на друга:
— Слушай, он приезжал к Хазару, я и не в курсе был, внезапно, чего-то там у них с трафиком хрень… Это может вообще не иметь отношения к тебе! Ну, сам подумай, если бы одна твоя Лялька пропала, тогда да. Но Ванька-то с Анькой тут причем? Аминов и не в курсе был про то, что у Хазара такое… Ты же сам знаешь, как мы шифровались… Здесь скорее со стороны хазаровских корней надо рыть, сам же понимаешь… Ар, брат, не заводись… Черт, бешеный ты придурок, погоди!
Но Бродяга его уже не слышал, сердце, внезапно обнаружившееся в груди, билось больно и торопило, несло его вперед, к выходу.
Бродяга собирался прыгнуть в тачку, лететь к этой твари и грызть ему горло до тех пор, пока не отдаст его котенка!
Апатия, вызванная полной беспомощностью и невозможностью что-то сделать, сменилась на бешеное желание действовать, в голове равномерно лупил молот, отсчитывающий секунды, не минуты даже! Потому что счет шел реально на секунды.
