На крыльце Бродяга столкнулся с Хазаром, как раз поднимавшимся по лестнице.
Лицо его при этом было куда страшнее, чем мертвый голос по телефону, и парни из ближайшей охраны, торопливо фиксируя по периметру, невольно пугливо поводили плечами.
Хазар глянул на Бродягу, и того снесло в сторону волной мертвенной, лютой ярости, что сквозила в тщательно сдерживаемых движениях и мимике друга детства.
Бродяга собирался что-то сказать насчет Аминова, но в этот момент одновременно зазвонили телефоны у него, и у Хазара.
— Нашли телефон, — закричал радостный голос одного из парней, шарящих в лесополосе, — а через двадцать метров, телефоны пацана и Аньки! Похоже, тупо выкинули по пути из машины!
Невероятное облегчение, которое испытал в этот момент Бродяга, многократно усилилось, когда в то же самое мгновение из трубки Хазара зазвучал невероятно громкий голос Ваньки:
— Отец! Отец, это я!
Глава 51
— Дрянь мелкая!
От удара тяжелой ладони голова моя мотнулась, а из глаз градом сыпанули искры вперемешку со слезами.
Я не стала сдерживаться, каким-то внутренним чутьем поняв, что этому животному будет приятно смотреть на мои страдания.
И пусть смотрит…
Когда животное получает удовлетворение, то становится менее внимательным. И более снисходительным…
Я не то, чтоб это точно знала, но чувствовала.
Отец Марата, выглядящий именно так, как выглядел бы его сын в пятьдесят лет, то есть пресыщенным властью и порочными удовольствиями уродом, они всегда были в этом очень похожи, брезгливо вытер о мою футболку мою кровь, прихватил грубо за подбородок, вынуждая поднять взгляд на его лицо.
Я послушно заморгала, желая казаться как можно более беззащитной и испуганной. Впрочем, почему казаться?
Именно такой я и была…
И, если не смогу найти выход из этого ужаса, то…
Думать о таком исходе событий категорически не хотелось, и я заморгала чаще, зашептала, оттягивая время:
— Простите меня, Александр Маратович, я, честное слово… Я вообще не…
— Где твой скот? — зарычал на меня Аминов, — тот, который меня сына лишил? Говори!
Он отпустил мой подбородок, но лишь затем, чтоб еще раз ударить. Больно, так, что в голове что-то со звоном словно бы лопнуло, а из носа потекла кровь.
Я машинально слизнула ее с губ и заскулила униженно:
— Я не знаю… Я правда не знаю… Я вообще не знала, что такое случилось… Правда-правда! Я спокойно уехала, еще до этого всего… Только потом, от одноклассницы узнала, из соцсети… Честно-о-о-о…
— Да что ты мне тут поешь, дрянь? — зарычал он, — хочешь сказать, что не видела ничего? И этот урод просто так моего мальчика?..
— Говорю же, я вообще не при чем! Правда!
Я изо всех сил старалась смотреть как можно честнее, распускала губы, плакала, складывала руки на груди, незаметно прикрывая и живот, потому что от одной только мысли, что меня могут ударить туда, все внутри обмирало от ужаса. Я все была готова пережить, правда, все! Но только не это.
Из-за побоев мог случиться выкидыш, и я делала все, чтоб били меня как можно меньше.
— А ты прямо актриса… — Аминов , аккуратно поддернув брюки, уселся передо мной на корточки, заглянул в глаза внимательно, — я даже поверил бы… Если б один из парней моего мальчика не рассказал, что видели они тебя в этой каморке… И шли в тебе…
— Я… Я… — Я еще раз облизнула губы, и взгляд Аминова тормознул на них, — я в самом деле не знала… Не поняла… Я же говорю, я не в себе была… Он меня силой удерживал, правда… И потом… Мы с Маратом разговаривали, а он… Он решил, что они что-то хотят от меня… И набросился… Я испугалась… Так испугалась… А когда он ударил первого из парней, я просто бросилась бежать… И бежала, бежала… А потом на автобус села… И сюда приехала… И тут… Мне помогли в центре для людей с проблемами… И документы новые тоже… Я испугалась так… И пряталась, никуда не выходила…
— А в элитном поселке ты что делала? — задал вопрос Аминов, опять прихватив меня за подбородок и задумчиво изучая мое лицо. Было мерзко от его пошлого, гадкого взгляда, но я терпела. И тянула время, старательно изображая умственно неполноценную девочку.
Может, Аминов поверит? А почему нет? Теория стройная…
— У меня там… Работа… В центре предложили работу… Убираю коттеджи…
Аминов смотрел, выискивая следы вранья, но я уже поняла, что выграла время. Судя по всему, меня увидел кто-то из его людей в городе, провели до больницы и там просто украли, по нечаянности утащив еще и Аньку с Ванькой.
Случайность чистой воды.
Рок.
Судьба.
— Хорошо живет дочка Азимова… — усмехнулся, наконец, Аминов, — отец бы твой узнал, в какой позор ты его окунула, потаскушка…
Он провел большим пальцем по моим губам, размазывая кровь, в одну сторону, затем обратно.
И я замерла от гадкого обещания, сквозившего в этом жесте.
Сразу вспомнились мерзкие слова, что обронил он тогда, над еще не остывшим телом моего отца, про то, что я не для его сына… А для него самого…
И стало страшно до черноты в глазах, настолько жутко, что даже дышать не могла, перекрывало воздух.
Ужасно хотелось отклониться, уйти от мерзкого касания, но я боялась.
Ведь дурочку же строю, отшатываться — значит, дать понять, что не такая уж и дурочка…
Надо как-то переключить…
— Папа умер, — всхлипнула я и все же отвернулась, вырвавшись из пальцев Аминова, сморгнула слезы.
— Откуда знаешь? — спросил, нахмурившись, Аминов.
— В соцсетях… С одноклассницей пообщалась… Она сказала… Он умер, угорел в бане, вместе с Алей… И пожар случился… А я… Я даже приехать на похороны побоялась…
Я заревела горестно, вообще не играя, выливая в слезах весь стресс и страх от ситуации.
Аминов посидел немного на корточках, пару раз поднимая ладонь, видно, опять коснуться хотел, но я старательно пускала не только слезы, но и сопли со слюнями, чтоб выглядеть максимально убого и противно, и в итоге добилась того, что он встал и, брезгливо нахмурившись, отошел в сторону, к двери.
Постоял, посмотрел на меня, уливавшуюся слезами.
— Ты в самом деле не знаешь, где этот урод?
— Нее-е-ет… — заревела я еще громче, размазывая по лицу кровь, слезы и сопли, — он меня на чуть-чуть приютил, когда я из дома сбежала-а-а… С папой поругала-а-ась… А потом я от него убежалаа-а-а… Я даже имени его не зна-а-аю-у-у-у…
Я закашлялась, надсадно, с хрипами и клокотанием в горле, и Аминов отвернулся с досадой:
— Эй, кто там? — в комнату, где мы разговаривали, заглянул один из охранников, — обратно ее…
— А тех, кто с ней?
— А там товарный вид?
— Девка старовата и мелкая, на любителя. Пацан проблемный, взгляд, как у волчонка.
— Привести в нормальный вид и как обычно. Не бить, не портить внешку, самим не пробовать…
— А ее?
— Ее? — Аминов повернулся , еще раз посмотрел на меня, поколебался… — ее тоже помыть, покрмить и вечером ко мне. А потом… — он помедлил, видно, что-то решая, — потом посмотрим…
Он вышел за дверь, я лила слезы, правда, теперь это были слезы облегчения, пополам со страхом.
Время я чуть-чуть оттянула, лапши Аминову на уши навешала. Это было хорошо.
А вот то, о чем он обмолвился…
Это было жутко до одури.
В полумраке полуподвального помещения, где нас держали, глаза уловили сидящую на кровати Аню и лежащего, укрывшись с головой, Ваньку.
Аня вскинулась, когда дверь открылась и меня втолкнули обратно в комнату, в защитном жесте обняла Ваньку.
— Он уснул… — тихо сказала она в ответ на взгляд моего провожатого, — пожалуйста… Дайте ему поспать… Хоть часик…
Она так это моляще произнесла, что охранник, помедлив, кивнул и вышел, аккуратно затворив дверь.
А Аня, выждав пару минут, рванула ко мне и принялась ощупывать всю, выискивая причиненный ущерб.
— Ну, как ты? Что делали? Били? — шептала она напряженно, скользя тонкими прохладными пальцами по моему лицу, не причиняя боли, а просто аккуратно диагностируя повреждения, — в живот?
